Борясь с нахлынувшим вдруг беспричинным гневом, Ушаков приблизился к окну и стал смотреть во двор. Там моросил дождь. Молодая скотница с накинутой на голову мешковиной гонялась за свиньей, стараясь загнать ее в хлев, а рядом под навесом стоял верзила из дворовых и давился от смеха. "Неужели вот так и будет до конца?.. - с ужасом подумал Ушаков. - Нет, нельзя так более... Нельзя мне без моря. Надо бежать".
Услышав за спиной возню Федора, устанавливавшего принесенный им макет корабля, Ушаков подошел к нему, сказал умоляюще:
- Друг мой, распорядись, чтобы собрали нас в дорогу. Поедем в Севастополь.
- В Севастополь? Или что там оставили?
- Не могу я тут больше. Не могу!..
Федор хотел было возразить, но, увидев в глазах его страшную тоску, испугался за него.
- Поедем, поедем!.. - заговорил он. - Конечно же поедем! Пока тепло. Соберемся и поедем.
Ночью Федор трижды поднимался на второй этаж, на цыпочках подходил к двери барской спальни и слушал: спит адмирал или не спит? Из спальни доносилось неровное дыхание. Ушаков спал, хотя и сон его был неспокоен.
В Севастополь Ушаков выехал через несколько дней, взяв с собой Федора.
5
Победу над турецким флотом Сенявин отпраздновал шумно и весело. Все было: и пушечное салютование, и благодарственное молебствие, и угощение для низших чинов, и пир на флагманском корабле с участием старших офицеров. Сенявин умел и дело делать, умел и повеселиться.
На пиру Арапов сидел рядом с самим адмиралом. Рана, полученная им в сражении, сильно беспокоила, и ему приходилось делать над собой большие усилия, чтобы не выдавать боли.
Застольных провозглашений было предостаточно. Не забыли выпить и за здоровье Ушакова. Этот тост провозгласил сам Сенявин, и офицеры тотчас к нему присоединились. Кто-то добавил:
- За Ушакова и его славного ученика, командира нашего, вице-адмирала Дмитрия Николаевича!
Арапов до этого в бокале мочил только губы, а тут выпил до дна. То, что Сенявин предложил тост за Ушакова, еще выше подняло его в глазах подчиненных. Сенявин не желал приписывать себе лишнего. Ведь победа над турками у Афонской горы стала возможной только благодаря применению тактики Ушакова. Именно ему, Ушакову, принадлежит идея "кейзер-флага" выделять отряд кораблей для вторжения в боевой порядок противника и вступления в бой с его флагманскими кораблями. В сражении у Афонской горы роль "кейзер-флага" была возложена на фрегаты "Сильный" и "Рафаил", на борту которого довелось быть Арапову. Именно эти суда перерезали неприятельскую линию, а "Рафаил" героическими действиями так сковал неприятельский флагман, так оглушил его своим огнем, что турецкий капудан-паша лишился возможности управлять боем. Это привело в конце концов к замешательству среди неприятеля и его полному поражению.
- Господа офицеры! Братцы мои!.. - кричал захмелевший контр-адмирал Грейг. - А все ж мы молодцы! В Адриатике прищемили хвост французам, в Архипелаге утерли нос туркам. Мы теперь главные в Средиземном море. Мы, братцы мои!..
Это был еще сравнительно молодой адмирал. Горячий. Смелый. В выигранном сражении отличился тем, что по приказу Сенявина погнался за отступавшими турками, у берегов Мореи нагнал три их корабля, в том числе один линейный, и открыл по ним огонь. Будучи в панике, турки посадили суда свои на мель, подожгли их, после чего кто на лодках, кто вплавь устремились к берегу, надеясь найти там спасение.
- Молодцы мы или не молодцы, - с улыбкой отозвался Сенявин на восторги своего боевого товарища и помощника, - а после сей победы положение наше стало прочным. Турки заперты в Дарданеллах. Не в силах предпринять против нас что-либо серьезное и французы. Вот за это, друзья мои, давайте и выпьем еще раз!
Когда пир уже подходил к концу и пирующие заметно отяжелели, Сенявину доложили, что из Петербурга прибыл курьер со срочным пакетом.
- Где же он, ваш курьер? Тащи его сюда, - сказал Сенявин.
Курьером оказался молоденький лейтенант, почти мальчишка, такой чистенький, такой ухоженный, словно за ним не было многих тысяч верст трудной дороги.
- От его высокопревосходительства адмирала Чичагова, - отчеканил курьер давно приготовленную фразу и подал Сенявину пакет.
- Стоп! - остановил его командующий. - Прежде должен выпить с нами. За нашу победу! - добавил он, как приказ, и обратился к матросу, обслуживающему господ офицеров: - Алексей, подай сюда чистый кубок, да выбери побольше.
Напрасно лейтенант отчаянно мотал головой, отнекивался, уверяя, что сроду в рот не берет хмельного. Сенявин был неумолим.
- Или кубок, или за борт!
Лейтенанту пришлось-таки выпить. Только после того как в кубке не осталось даже глотка, Сенявин принял пакет, на глазах у всех распечатал и тут же принялся читать вложенные в него бумаги. Лицо его сделалось серьезным, потом выразило досаду. Было видно, что пакет не обрадовал его. Веселье за столом угасло. Офицеры вспомнили о своих кораблях, неисполненных делах и стали один за другим выходить из-за стола. Командующий их не удерживал.
- Да, да, можно идти, - рассеянно отвечал он на просьбы разрешить удалиться.
Арапов решил, что ему тоже лучше уйти, и направился в свою каюту. От выпитого вина слегка кружилась голова. Хотелось воды - обычной, холодной, но в каюте не оказалось ни одной капли. Вахтенный матрос, к которому он обратился, пообещал это дело быстро исправить.
- Сей момент, ваше благородие, сей момент!..
Захватив жбан, он побежал вниз, где хранились бочки с водой. Ждать его почти не пришлось. Он вернулся минуты через три с полным жбаном. Кроме жбана, в руке у него была еще оловянная кружка.
- А это зачем? - удивился Арапов, показывая на кружку.
- Тут у меня тертый хрен, ваше благородие, - отвечал матрос. - С водичкой зело хороша штучка, хмель как рукой снимает.
Он вел себя несколько развязно, но обижаться на него было просто невозможно. В выражении его больших синих глаз было что-то наивно-плутовское, что заставляло невольно улыбаться.
- Как тебя зовут?
- А я, ваше благородие, имени своего настоящего, кажись, уже не помню. На корабле Бахарем зовут. Бахарь, и только. Привык.
Арапов вспомнил, как однажды о нем рассказывал Сенявин. Вице-адмирал считал его лучшим на корабле слесарем и первым балагуром. Такие матросы ему нравились, и он бывал с ними на "ты".
Арапов взял из кружки ложку резко бьющей в нос пахучей массы, положил себе в стакан, а кружку вернул.
- Благодарю, братец. Непременно попробую зелья твоего.
Вода с хреном действительно оказала благотворное действие. Он даже решил перед сном почитать немного.
О перемене настроения Сенявина после полученного пакета он не думал. Подобные перемены у вице-адмирала случались довольно часто, и люди, его знавшие, давно уже к этому привыкли. Сколько раз случалось: рассказывает веселые байки, хохочет, а потом вдруг насупится, сожмет зубы, и тогда лучше оставляй его одного...
У Арапова был старый журнал "Вестник Европы", который привез с собой из Петербурга - купил у одного офицера. Поскольку читать больше было нечего, в свободное время он всегда брался за него. А вообще-то интересный журнал. Он издавался Карамзиным и в свое время пользовался широкой известностью. В нем печатались не только литературные произведения, но и статьи политического направления. В том номере, что имелся у Арапова, вызывали интерес пространные рассуждения самого Карамзина "О любви к отечеству и народной гордости".
Перелистывая книгу в поисках места, откуда интереснее начать чтение, Арапов услышал, как резко открылась дверь, и в то же мгновение он увидел Сенявина, вошедшего к нему с пакетом в руке, тем самым, что доставил ему столичный курьер.
- Можно?
- Разумеется, Дмитрий Николаевич, - поднялся с койки Арапов, отложив книгу.
- Карамзина читаешь?
- Журнал "Вестник Европы", только старый.
Сенявин, не ожидая приглашения, сел на койку и озабоченно потер ладонью щеку. От недавнего хмельного веселья в нем не сохранилось никаких признаков. Он был абсолютно трезв, только имел такой вид, словно жаждал с кем-нибудь поругаться.
- Какие-нибудь неприятности? - спросил Арапов, остановив взгляд на пакете, который Сенявин не выпускал из рук.
Командующий кисло усмехнулся: