Для начала необходимо стабилизировать обстановку в промышленности, где после поддержанной большевиками "красногвардейской атаки на капитал" царил хаос. Сразу же после большевистского переворота, рабочие стали захватывать фабрики в свои руки. Но если до октября в таких случаях они пытались организовать производственное самоуправление и хозяйничать самостоятельно, то теперь им присылали красного комиссара, представителя советского правительства, который должен был заменить капиталиста. Поскольку красные директора смыслили в производстве еще меньше рядовых рабочих, производство замирало. Отход от принципа «фабрики – рабочим» в пользу беспорядочной национализации оказался губителен для промышленности.
Махно в своей глубинке тоже «налаживал связи». Но для начала он считал нужным установить экономические отношения конкретных рабочих и крестьян «по горизонтали». Этот путь плохо согласовывался с ленинской стратегией планомерного производства и распределения сразу для всех.
Ленин предлагает прекратить беспорядочную "красногвардейскую атаку" на капитал. Беспорядочная национализация не создает стройной системы, которой легко управлять. Но "в войне против капитала движения вперед остановить нельзя… продолжать наступление на этого врага трудящихся безусловно необходимо"[91] – начинается национализация целых отраслей.
На национализированных предприятиях уже вводятся по настоянию Ленина так называемые "Брянские правила" распорядка, устанавливающие режим беспрекословного подчинения начальству.
Ленин требовал от рабочих и служащих: "Веди аккуратно и добросовестно счет денег, хозяйничай экономно, не лодырничай, не воруй, соблюдай строжайшую дисциплину в труде..."[92]. Если рабочий не захочет с энтузиазмом работать на нового хозяина – государство-партию – то он уже не рабочий, а хулиган – в такой же степени враг, как и эксплуататор: "Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов"[93]. Чтобы не было сомнений в том, как надо их подавлять, Ленин пишет о "поимке и расстреле взяточников и жуликов и т.д."[94]
Огромным государственным хозяйством кто-то должен управлять. Саботаж служащих стихает, а бюрократия растет, как на дрожжах. Но, по мнению Ленина, "русский человек – плохой работник, по сравнению с передовыми нациями". Научить его работать может "последнее слово капитализма в этом отношении, система Тэйлора..." (конвейерная система, доводящая до максимума отчуждение человека в процессе производства). "Советская республика во что бы то ни стало должна перенять все ценное из завоеваний науки и техники в этой области"[95]. Рабочий должен был стать послушным инструментом в руках управленца. Стихийность и спонтанность должна смениться порядком и управлением.
А стихия революции все еще видела Ленина своим вождем.
Установленный большевиками режим под флагом диктатуры «пролетариата» утверждал классовое господство технократии и бюрократии. Новой по составу, менее компетентной, но более решительной в достижении собственных социальных целей благодаря партийной сплоченности и милитаризации. Вплоть до начала большой гражданской войны в мае-июне 1918 г. в политике большевиков чувствовалось и стремление к компромиссу с капиталистическими управленцами-технократами. Это вызывало возмущение левых коммунистов, левых эсеров и анархистов. Близился кризис левого блока, установленного в дни Октябрьского переворота.
Несовершенство революции, ее отход от изначально заявленных целей не мог смущать большевиков – все равно социализм может победить только как всемирная система. Теория марксизма предполагала, что социалистическое общество не может возникнуть в стране, где для него еще не возникли предпосылки – развитая промышленность, многочисленный пролетариат, высокая политическая культура трудящихся. В России пролетариат составлял несколько процентов населения, экономика была относительно неразвитой, политический опыт масс был невелик. Еще основатели марксизма писали, что только вслед за социалистической революцией в развитых странах можно будет решать социалистические задачи в таких странах, как Россия. Ленин и его партия надеялись, что пролетариат Германии и других стран по примеру России восстанет и придет на помощь российским товарищам. А пока нужно было срочно прекратить войну с Германией, которая высасывала все силы страны.
Сейчас важно продержаться до того момента, когда цепная реакция революций охватит Европу. Оттуда придет культурная, экономическая и технологическая поддержка «лапотной» России. И так России выпала огромна честь – начать, подтолкнуть мировой процесс из тупика мировой бойни.
Но вот беда – бойня все никак не кончалась, и мировая революция не спешила начинаться. В принципе расчет на то, что после мировой войны последует мировая революция, оказался верен – сразу после окончания войны Центральную и Восточную Европу охватило пламя социальных и межэтнических конфликтов. В 1919 г. эстафету подхватила и часть Азии. Но дорого яичко ко Христову дню – большевики обещали народу мир, а Германская империя пока была стабильной, и нужно было как-то выйти из войны с этим сильным противником.
Мирные переговоры с Германией начались в декабре 1917 г. Советская делегация предложила условия этих переговоров в полном соответствии с планами демократического мира без аннексий и контрибуций. Немцы, чувствуя свою силу, не собирались обсуждать такие условия. Им нужна была полная победа над Россией, чтобы с помощью захваченных ресурсов одолеть Антанту.
К тому же Германия приготовила Советской России неприятный сюрприз. В январе 1918 г. на переговоры прибыл полномочный представитель Центральной Рады – органа власти только что провозглашенной Украинской народной республики. С ней большевики находились в состоянии войны. Еще 4 декабря Советская Россия завила, что готова признать самостоятельность Украины, но Центральную Раду признавать не собирается, так как та неправомочна представлять народ Украины. Кто же правомочен? На выборах в Учредительное собрание партии Центральной Рады, в большинстве своем социалистические, получили значительное большинство голосов. Но оставалась четверть, которая жила в крупных городах и на левом берегу Днепра. Центральна рада претендовала на обширные районы вплоть до Донбасса и Курска, где ее власть никогда не признавали.
3-5 декабря большевики и левые эсеры потерпели поражение на I съезде советов Украины и ушли с него. Обвиняя Центральную Раду в том, что она не допустила на съезд часть делегатов с востока Украины, они собрались в Харькове, провозгласили Украинскую советскую республику. 8 декабря ей на помощь пришли отряды из России и Донбасса (то ли российского, то ли украинского, но вскоре создавшего свою Донецко-криворожскую советскую республику).
В наши дни войну украинских националистов и красных на Украине называют «агрессией России». Но в колоннах красных шли и жители Украины. Они поднимали восстания за власть Советов. На обширных пространствах, которые новопровозглашенное государство считало своими, большинство населения, особенно в городах, не говорило по-украински. Претензии на эти территории сама по себе была агрессивна, попытка создать на такой многонациональной территории государство с преимущественными правами украиноговорящего населения вела к гражданской войне между жителями Украины. Для Махно, как для большинства жителей восточной Украины, а то и Киева или Одессы, где большинство говорило по-русски, украинское государство не было своим. Для них война против Центральной Рады и других властей, созданных украинскими националистами, была войной против попытки разделить живую ткань народов, против затяжки с социальными преобразованиями. Хотя в своем универсале Центральна Рада провозгласила право крестьян на землю, она задерживала аграрную реформу, как и временное правительство. Позднее украинские атаманы легко переходили из-под жевто-блакитных прапоров под червонные и обратно. Повстанцев интересовала не государственность, а ее содержание. Что она даст селянину. Центральна Рада дала романтические националистические обещания, и продвижение советских войск не вызывало значительного сопротивления. 8 февраля 1918 г. войска Муравьева взяли Киев. Центральная Рада бежала в Житомир.
Пока красные шли на Киев, 18 (31) декабря 1917 г. в Брест прибыла делегация Центральной Рады. Троцкий под давлением немцев был вынужден признать Центральную Раду за полноправного участника переговоров, что было серьезным дипломатическим поражением. Это определило судьбу Украины, включая и те земли, которые ни о какой Центральной Раде слышать не хотели. Махно и не подозревал, что судьба его района сейчас решается в далеком Бресте.
24 января, уже сидя на чемоданах в Киеве, Рада провозгласила независимость Украины от России. 9 февраля украинские представители заключила с немцами мирный договор, по которому Украина обязалась предоставить Германии продовольствие, способное смягчить социальный кризис в этой стране, и приглашала германские войска на «неньку Украину». Политика украинских националистов приобретает отчетливо прогерманскую ориентацию, которая сохранится до самой Второй мировой войны.
Теперь представители Германии решили, что большевики тянут время, и 10 февраля предъявили ультиматум советской делегации. Они требовали отказа России от прав на Польшу, Закавказье, Прибалтику и Украину, судьба которых будет решаться Германией и ее союзниками, выплаты Россией контрибуции и др. Не изменяя принципам, с которыми большевики шли к власти, они не могли подписать такой мир с империалистами.
Троцкий отказался подписать капитулянтский мирный договор, заявив, тем не менее, о прекращении состояния войны и демобилизации армии. Он рассчитывал, что утомленные войной немцы не смогут наступать, но на Восточном фронте немцы как раз отдохнули и двинулись вглубь России и Украины. Остатки разложившейся старой армии и отряды Красной гвардии не могли остановить немцев. После ожесточенных споров в ЦК партии большевики были вынуждены заключить 3 марта 1918 г. «похабный» Брестский мир.
Братский народ Украины был отдан на разграбление немцам. Украинский хлеб шел на спасение германской империи. А кто будет кормить голодный пролетариат российских городов? На хлебные районы России, прежде всего Сибири и Дона ложилась двойная нагрузка. Левые эсеры – представители крестьянства в советах – вышли из правительства. База правительства сузилась еще сильнее. Патриотические чувства большинства жителей России были оскорблены – большевики, обещавшие мир без территориальных потерь, капитулировали перед Германией, проиграли войну 1914-1918 гг., которая потребовала от народа огромных жертв. Миллионы людей, прежде равнодушные к большевикам, теперь ненавидели их. 15 марта А. Ге от имени анархо-коммунистов произнес на съезде советов резкую речь против мира: «лучше умереть за социалистическую революцию, чем влачить жалкое существование за счет соглашательства с германскими империалистами»[96]. Правда, большинство анархистских организаций завили, что Ге не уполномочен выступать от их имени, но для большевиков это был важный сигнал: анархисты, которые прежде шли в фарватере большевистской политики, теперь начали переходить на сторону левых эсеров.
Ге (Голберг) Александр Юльевич (1879-1919). Пропаганду революционных идей начал еще в гимназии, откуда и был исключен. Член Петербургского Совета в 1905 г., в декабре арестован. Эмигрировал в 1906 г. Выступал со статьями в анархистских изданиях, был одним из организаторов объединительной конференции русских анархистов в Лондоне в декабре 1913 г. – январе 1914 г. В декабре 1917 г. вернулся в Россию и поддержал Октябрьский переворот. В январе 1918 г. был избран на Съезд советов и во ВЦИК. Как и левые эсеры, Ге выступал за децентрализацию управления. В отношении большевиков придерживался лозунга «Врозь идти, вместе бить». Бить предполагалось контрреволюцию. Однако, начиная с заключения Брестского мира, Ге стал бить по большевикам вместе с левыми эсерами. В апреле 1918 г., после удара большевиков по анархистам, Ге выступает с критикой ленинского доклада «Очередные задачи советской власти». Его карьере в центральных советских органах пришел конец. Ге отправляется в провинцию, где, на передовом рубеже борьбы с белыми, большевики еще терпели влияние анархистов. В мае 1918 г. Ге фактически возглавил Кисловодскую ЧК, а в июле – ЧК Северо-Кавказской советской республики. Был одним из руководителей обороны Пятигорска. В январе 1919 г. схвачен белыми и убит по дороге в Пятигорск.
5 марта Московская федерация анархических групп приступила к формированию «Черной гвардии» с единым командованием. Формально это должно было отсечь от движения неконтролируемые группы уголовников, прикрывающиеся именем анархистов. Для вступления в «Черную гвардию» требовались рекомендации идейных анархистов и рабочих организаций. Запрещалось участие «Черной гвардии» в реквизициях. Анархисты спешили освободиться от компрометирующих их уголовных элементов, к которым прежде анархисты относились терпимо, считая их «жертвами» социального строя. Фактически создание единой «Черной гвардии» делало анархистов серьезным фактором в случае «третьей революции».
С вчерашними союзниками пришлось прощаться. Но Ленин делал это осторожно, применяя «тактику салями», позднее успешно развитую Сталиным – нужно «отрезать» политических соперников по тоненькому кусочку – слишком большой блок противников может и в горле застрять. Сначала он победил левых коммунистов в партии, затем левых эсеров во ВЦИКе, после чего они потеряли статус правящей партии. Но против них еще не применялось насилие. Теперь настала очередь анархистов.
В Москве, куда перебрался Совнарком в марте 1918 г., анархисты контролировали 25 особняков. Некоторые были расположены вблизи важных пунктов столицы.
Анархисты не скрывали, что готовятся к столкновению. Они были разочарованы поворотом в политике большевиков и надеялись на поддержку масс. Ж. Содуль вспоминает о беседе с членом ВЦИК А. Ге: «Ге гневно обличает большевиков. Придя к власти, они только и делают, что предают принципы, чистые принципы, они переродились в обыкновенных реформистов, рабочие от них отворачиваются и сплачиваются под черным знаменем… Ге считает, что уже сейчас можно рассчитывать в Москве на несколько тысяч бойцов. Однако для действий момент еще не настал. В движение проникли монархисты, которые пытаются использовать его в своих целях[97]. Следует избавиться от этих темных и опасных элементов. Через месяц-два анархисты выкопают могилу для большевиков, «царству варварства придет конец». Будет основана подлинно коммунистическая Республика»[98].
Могли ли они победить? Если бы анархисты опирались на развитую систему самоуправления, если бы предложили конструктивную программу, понятную рабочим и заручились поддержкой большинства коллективов Москвы… В этот период против них не были направлены репрессии, сохранялись возможности для агитации. Но конструктивная программа анархо-коммунистов была предельно близка программе коммунистов. Разворот в политике большевиков методом «военного коммунизма» только начинался. Большевики, которые вели общество не к свободе, а к централизму, казались анархистам всего лишь умеренными сторонниками анархических идеалов. Теоретическая слабость наиболее влиятельных анархистских организаторов и организационная слабость анархистских теоретиков привела к тому, что анархизм потерял в городах свое самостоятельное лицо. Объективно анархисты в это время были радикальными и демократическими коммунистами. Эта ниша была занята и левыми большевиками, и отчасти левыми эсерами. Критика анархистами большевиков напоминала позицию левых эсеров. Политически анархисты оказались между большевиками и левыми эсерами, и в конфликте этих двух партий стали склоняться в сторону лево-эсеровской оппозиции. С этим и был связан шанс анархистов на успех. Доживи «Черная гвардия» до июля 1918 г., она стала бы весомым фактором в левоэсеровском восстании. В случае падения большевиков теперь уже анархо-коммунисты становились младшим партнером лево-социалистической коалиции. Сколько бы она продержалась – другой вопрос. Но в любом случае эта коалиция была бы ближе к идеалам анархизма, поскольку лево-эсеровская мысль эволюционировала в направлении умеренных анархо-синдикалистских идей. Но в 1918 г. большевики не стали ждать дальнейшего сближения двух оппозиционных советских сил.
В ночь с 11 на 12 апреля ВЧК захватила базы анархистов. На Малой Дмитровке они отстреливались из горной пушки, но у коммунистов был перевес в артиллерии. Из пушек разнесли и верхний этаж особняка на Донской улице. Бои шли и на Поварской. В других местах опорные пункты анархистов удалось взять без значительного сопротивления. Было убито и ранено 40 анархистов и 10-12 чекистов и солдат. Несколько анархистов были расстреляны на месте. Это произвело сильное впечатление. Некоторые анархисты стали задумываться о мести.
ЧК рассчитывала получить дополнительный компромат на «Черную гвардию» после захвата особняков. Учитывая, что перерегистрация «черногвардейцев» началась лишь месяц назад, в особняках продолжало жить немало уголовников. Были найдено золото. Московская федерация анархистов была обвинена в связях с известным актером Мамонтом Дальским, который с помощью друзей-анархистов провел аферу с продажей опиума (правда, Дальского не стали преследовать), в укрывательстве уголовника Кэбурье (правда, он уже скрывался из Москвы). Всего было задержано около 500 человек, но часть вскоре отпущена.
В апреле-мае такие же операции были проведены и в других городах России.
Даже в официальных сообщениях по поводу разоружения анархистов признавалось, что многочисленные преступления совершались от имени анархистов, а не идейными анархистами. Дзержинский подчеркивал, что «мы ни в коем случае не имели в виду и не желали вести борьбу с идейными анархистами»[99]. Тем не менее, были закрыты крупнейшие анархистские газеты, а идейные анархисты Л. Черный и др. были привлечены к ответственности за укрывательство. Впрочем, они вскоре тоже оказались на свободе.
Разоруженным анархистам разрешили и дальше заниматься пропагандистской работой – не более. Махно воспринял новость об ударе по анархистам с тревогой, но не стал делать из нее далеко идущих выводов в отношении большевиков – к городским анархистам он относился с большим скепсисом, а большевики нравились ему как люди дела. И ведь они практически установили власть советов, сделав решающий шаг к анархическому идеалу…
На Украину двинулась двухсоттысячная армия Германии и Австро-Венгрии.. Несмотря на формальный мир, большевики и левые эсеры не собирались сдавать этот край без боя – у Советской Украины не было мира с Германией, и можно было опробовать идею левых эсеров и левых коммунистов о партизанской войне, изматывающей Германию. Идея оказалась не самой продуктивной – после нескольких боестолкновений красные и «черногвардейские» отряды откатились за Днепр. И здесь оборона продержалась недолго. Крестьяне не поддерживали сопротивление. Пока.
В городах черноморского побережья вспыхнули восстания против немцев. Херсон держался с 20 марта до 5 апреля, Николаев – 22-25 марта. Но без поддержки извне у восставших не было шансов.
Выяснить отношение Махно к Брестскому миру трудно. В своих воспоминаниях он приписывает себе такие слова: "И Центральная рада, и большевики своим заключением союза с монархами готовят смерть для революции и ее носителей – революционных тружеников"[100]. Однако известно, что во время своего союза с большевиками Махно выступал против обвинений их в сговоре с немцами[101]. Не бросает Махно упрека в Брестском мире и руководителям большевиков во время беседы с ними в июне 1918 г., о которой речь пойдет ниже.
Вторжение немцев резко активизировало сторонников Центральной рады в районе. Они связывали с немцами большие надежды. Лидер националистов П. Семенюта открыто угрожал анархистам физической расправой после прихода немцев. В ответ Группа анархо-синдикалистов, как он утверждает, без ведома Махно, объявила националистам "революционный террор" и убила Семенюту. Гуляй-Поле оказалось на грани гражданской войны. Узнав о случившемся, Махно приложил все усилия, чтобы добиться отмены решения о "революционном терроре" и заключить соглашение с оппозицией, предотвратившее кровавую вендетту. Была создана совместная с националистами комиссия по недопущению убийств[102].
Особенно трудно было удержать от продолжения террора анархо-коммунистов. Дискуссии в Гуляйпольской группе анархо-коммунистов приняли жаркий характер. Махно вспоминает об этом: "Их дерзость меня злила, а самостоятельность радовала и сильнее давала мне чувствовать, что моя работа с самостоятельными членами группы даром не пропадает"[103].
В этом эпизоде Махно представляет себя мудрым учителем местной анархистской братии. Был ли он таковым на самом деле – вопрос спорный. Ясно одно: Махно удавалось держать членов группы под своим контролем – было решено не применять террор, пока националисты сами не возьмутся за оружие. Это, конечно, не значило, что Махно был принципиальным противником терроризма. Он подходил к террористическим актам прагматически. Сейчас они были вредны для дела.
Между тем агитация украинских националистов в районе продолжалась. Одновременно националисты предприняли своеобразный ход по подготовке переворота в Гуляй-Поле. Они начали шантажировать еврейскую общину угрозой погрома после прихода немцев. Еврейская верхушка после колебаний решила помогать своим заклятым врагам, чтобы предотвратить неминуемую расправу[104]. “Среди евреев – хозяев лавок, гостиницы, хозяев мануфактурных предприятий – вновь возникают пораженческие настроения, – комментирует историк взаимоотношений евреев и анархизма М. Гончарок. – Состоятельное руководство общины требует от еврейского населения, чтобы оно расформировало еврейскую роту. Рядовые дружинники, как правило молодые ребята, выходцы из бедных семей, отказываются наотрез, считая это подлостью и предательством по отношению к анархистам и крестьянским ополчениям, доверившим им оружие. Мнения в роте, однако, раскалываются”[105]. Эта социально-психологическая реконструкция нуждается в уточнении. Заметного раскола не произошло – рота решила подчиниться руководству еврейской общины.
Тем временем немцы, тесня отряды эсеров, большевиков и анархистов, подходили к Днепру. Махновцы сформировали "вольный батальон", который выступил на фронт. Как и в январе, Махно делает военным командиром матроса Полонского, оставляя себе политическую роль. Как и вся страна, Махно все не решается погрузиться в атмосферу войны, военная обстановка кажется временной спутницей революции.
Махно направился в штаб Красной гвардии для координации действий с другими отрядами. Охрану Гуляй-Поля несла еврейская национальная рота под командованием Тарановского. В ночь с 15 на 16 апреля она совершила в Гуляй-Поле переворот в пользу украинских националистов и арестовала часть анархо-коммунистов. Одновременно отряд националистов внезапно напал на "вольный батальон" и разоружил его[106].
Эти события застали Махно врасплох. В один момент он лишился вооруженной силы и опорной базы. Интересно, что меньше всего Махно был склонен винить в случившемся евреев. По его мнению, слух о "заговоре евреев" "в других местностях Украины безусловно вызвал бы погром и избиение невинных, всеми и вся гонимых в российской и украинской истории, не знавших до сих пор покоя бедных евреев"[107]. Понимая мотивы действий еврейской общины, Махно, вернувшись позднее в Гуляйпольский район, выступил против мести участникам переворота – евреям, "убеждал крестьян и рабочих, что еврейские труженики, даже те из них, которые состояли в этой роте бойцами и были прямыми участниками в ее контрреволюционном деле – сами осудят свой позорный акт"[108]. И в самом деле, в махновской армии в 1919 г. будет сформирована еврейская национальная батарея. 16 апреля участники демонстрации жителей Гуляй-Поля освободили арестованных заговорщиками анархистов. Но организовать оборону было уже невозможно – немцы перешли Днепр и вскоре вошли в Гуляй-Поле. Вместе с националистами они развернули репрессии против тех анархистов, которые не успели уйти из города.
В конце апреля Махно собрал часть Гуляйпольских анархистов в Таганроге. Это совещание постановило вернуться в Гуляй-Поле в июле для организации партизанской войны. А пока Махно отправился в путешествие по революционной России. Эта поездка сыграла важнейшую роль в формировании взглядов крестьянского вожака, которому предстояло еще возглавить одно из мощнейших движений Гражданской войны.
В самом начале своего путешествия Махно застал начало царицынской эпопеи, которая стала первым военным опытом Сталина и уже поэтому показательна.
В Царицын под натиском немцев откатывались с Украины многочисленные красногвардейские формирования. Здесь под руководством Ворошилова они переплавлялись в 10 армию. По дороге к Царицыну их расформировывали и перетасовывали, чтобы разрушить партизанскую спайку между бойцами. Те бойцы, которые хотели служить со своими командирами, считались неблагонадежными, потому что не были готовы служить именно коммунистическому руководству. Самые решительные отряды пробивались через кордоны красных, пытавшиеся их разоружить, доходили до самого Царицына, где искали правды – пошлите нас на фронт, но старым составом под командованием лихих командиров, а не назначенцев. На глазах у Махно состоялось сражение между отрядом Петренко (однофамильцем махновского командира) и частями 10 армии под самым Царицыным. Петренко отбил атаки, после чего был вызван для переговоров, арестован и расстрелян. Такой же судьбы в этих местах еле избежал и легендарный Железняк. Он агитировал за ликвидацию Совнаркома и передачу власти ВЦИК, в резкой форме требовал от Подвойского улучшения снабжения войск, за что был объявлен вне закона[109], но успел скрыться на Украине. В Одессе он стал одним из руководителей антинемецкого подполья. Махно на этом фоне был «мелкой сошкой», но и над ним иногда нависала угроза ареста и расстрела.
Несмотря ни на что, Махно призвал своих единомышленников вступать в 10 армию, но сам отправился дальше. У него была своя миссия.
Позднее, как мы увидим, сам Махно с трудом избежит судьбы Петренко. Эта практика Ворошилова потом широко применялась красными – особенно широко летом 1919 г. при отступлении с Украины. Боясь «заражения» Советской России атаманской вольницей, коммунисты устроили тогда настоящий отстрел украинских командиров.
При этом Ворошилов и поддерживавший его Сталин не были противниками «партизанщины» как таковой. Их «преторианской гвардией» затем была 1 конармия С. Буденного, преданная своему командиру и не вполне управляемая из центра Троцким. Ворошилов стал одним из вождей «военной оппозиции», отстаивавшей партизанский опыт даже на съезде партии. Эта коммунистическая «партизанщина» своим острием была направлена против военной диктатуры Троцкого и против военных специалистов, бывших царских офицеров. Здесь видны истоки конфликта между военными и партийцами, пронизывающего всю советскую историю. Уничтожение Петренко, а затем других авторитетных командиров преследовало цель ликвидировать самостоятельность партизанской полуанархистской «военщины» от тех же партийцев. Дальнейшее развитие событий под Царицыным только укрепило Сталина и Ворошилова во мнении о необходимости бороться на два фронта против «военщины» – как повстанцев, так и военспецов, как бывших полевых командиров, так и «золотопогонников».
Сталин прибыл в Царицын 6 июня. Его появление в этой точке охваченного войной советского пространства было не случайным. Северный Кавказ остался последним источником хлеба, на который еще могла рассчитывать Советская Россия после Брестского мира и восстания на востоке страны. Ленин посылает сюда одного из лидеров партии, известного своим «пробивным» характером, чтобы «взять хлеб». К тому же Сталин – нарком национальностей и знает Кавказ. Но, прибыв в Царицын, Сталин выяснил, что хлебная проблема теперь является чисто военной – эшелоны застряли, ибо казаками Краснова перерезана железная дорога. Сталин требует у военного начальника района, бывшего царского генерала А. Снесарева, немедленно атаковать, очистить дорогу, пропустить эшелоны. Задача с точки зрения военного искусства Первой мировой войны безграмотная. Выдвижение частей на такую глубину – самоубийство, верное окружение. Сталин настаивает, Снесарев отказывается, Сталин «разоблачает заговор военспецов», берет командование в свои руки (впервые в жизни оказавшись на войне), атакует, терпит поражение. Но часть эшелонов все же «проталкивает».
Краснов на плечах отступающих красных подходит к Царицыну, ситуация критическая, город вот-вот падет. После нескольких критических дней 20 августа переходят в наступление соседи с юга. Город спасен. 22 августа, начав наступление, 10 армия вышла на реки Сал и Дон. Краснов снял часть казаков с севера и отбросил красных назад. Но теперь Царицын защищала более сильна армия, и позиции были подготовлены лучше. Началась осада «красного Вердена» и бои с переменным успехом вдоль Волги и на Дону до самого краха Краснова, вызванного уходом подпиравших его немцев.