Приближалось Рождество. Однажды утром в середине декабря Хогвартс, пробудившись ото сна, обнаружил себя под снежным покровом в несколько футов. Озеро накрепко замерзло, а близнецов Уизли наказали за то, что они заколдовали несколько снежков, чтобы те повсюду следовали за профессором Квирреллом, стукаясь сзади об его тюрбан. Тех немногих сов, которые умудрились пробиться сквозь разыгравшуюся в небе метель и доставить свои послания, пришлось отдать на попечение Хагрида, чтобы они смогли поправить здоровье, прежде чем снова отправиться в полет.
Все с нетерпением ожидали, когда начнутся каникулы. В гостиной Гриффиндора и в Большом Зале в очагах трещал огонь, но в коридорах, в которых гулял сквозняк, стало очень холодно, а окна классных комнат дребезжали от резкого ветра. Хуже всего были занятия профессора Снейпа в подземельях, где было видно собственное дыхание, и они старались держаться как можно ближе к своим горячим котлам.
— Я определенно чувствую жалость, — произнёс Драко Малфой на одном из уроков Зелий, — ко всем тем людям, которым придётся остаться в Хогвартсе на Рождество, из-за того, что их не хотят видеть дома.
Произнося эти слова, он смотрел на Гарри. Крэбб и Гойл усмехнулись. Гарри, который отмерял в этот момент порошок из позвоночника морского ерша, проигнорировал их. Малфой стал ещё противнее со времени матча по Квиддичу. Раздосадованный тем, что Слизерин проиграл, он попытался рассмешить всех, заявив, что следующей на место Ловца после Гарри возьмут древесную лягушку с широким ртом. Потом он понял, что это никому не кажется смешным, потому что всех сильно впечатлило то, как Гарри сумел удержаться на брыкающейся метле. Тогда Малфой, разозлившись и чувствуя зависть, вернулся к своим обычным насмешкам о том, что Гарри обделён нормальной семьёй.
На Рождество Гарри и вправду не возвращался на Привит Драйв. На прошлой неделе Профессор МакГонагалл обошла всех, составляя список учеников, которые желают остаться на Рождество, и Гарри сразу же записался. Ему и в голову не приходило себя жалеть; это Рождество обещало стать самым лучшим из всех, что у него когда-либо были. Рон со своими братьями тоже оставались, поскольку мистер и миссис Уизли собирались в Румынию навестить Чарли.
Покинув подземелья после урока Зелий, они наткнулись на большую ель, перегораживающую им коридор. По паре огромных ног, торчащих из-под неё, и громкому пыхтению они поняли, что за елью был Хагрид.
— Привет, Хагрид, тебе помочь? — спросил Рон, просунув голову сквозь ветки.
— Не, всё в порядке. Спасибо, Рон.
— Не затруднит ли вас убраться с дороги? — послышался сзади холодный протяжный голос Малфоя. — Ты что, пытаешься подзаработать немного денег, Уизли? Надеешься стать лесничим, когда покинешь Хогвартс, я полагаю — лачуга Хагрида, должно быть, выглядит настоящим дворцом по сравнению с тем, к чему привыкла твоя семья.
Рон бросился на Малфоя как раз в тот момент, когда по лестнице поднялся Снейп.
— УИЗЛИ!
Рон отпустил мантию Малфоя.
— Его спровоцировали, профессор Снейп, — сказал Хагрид, большое заросшее лицо которого показалось из-за ели. — Малфой оскорблял его семью.
— Пусть и так, драки против правил Хогвартса, Хагрид, — сказал Снейп бархатным голосом. — Пять очков с Гриффиндора, Уизли, и будь благодарен, что не больше. Ну-ка, все разошлись.
Малфой, Крэбб и Гойл продрались через дерево, расшвыривая повсюду иголки и ухмыляясь.
— Я до него доберусь, — сказал Рон, скрепя зубами вслед Малфою, — скоро доберусь…
— Я их обоих ненавижу, — сказал Гарри, — Малфоя и Снейпа.
— Да бросьте вы, взбодритесь, ведь скоро уже Рождество! — сказал Хагрид. — Вот что я скажу — пошли со мной, посмотрим на Большой Зал — просто заглядение.
После этого Гарри, Рон и Гермиона последовали за Хагридом и его деревом — прямо в Большой Зал, где профессор МакГонагалл и профессор Флитвик занимались рождественскими украшениями.
— А, Хагрид, последняя ёлка… поставьте её в дальнем углу, хорошо?
Зал выглядел восхитительно. Повсюду на стенах были развешаны гирлянды остролиста и омелы, и, по крайней мере, двенадцать ёлок возвышались по всему залу, одни искрились крошечными сосульками, другие блистали сотнями свечей.
— Сколько дней у вас осталось до зимних каникул? — спросил Хагрид.
— Всего один, — сказала Гермиона, — и кстати… Гарри, Рон, у нас есть полчаса перед ланчем, надо сходить в библиотеку.
— О, да, ты права, — сказал Рон, с трудом отводя глаза от профессора Флитвика, из волшебной палочки которого распускались золотистые пузырьки, которые он развешивал по веткам нового дерева.
— В библиотеку? — спросил Хагрид, выходя следом за ними из зала. — Прямо перед праздниками? Немного увлеклись, а?
— А, это мы не для занятий, — весело ответил ему Гарри. — Просто с тех пор, как ты упомянул Николаса Фламеля, мы пытаемся разузнать, кто он такой.
— Вы — что? — Хагрид выглядел ошеломлённым. — Послушайте… я же вам говорил… оставьте вы эту затею. Вас не касается, что тот пёс охраняет!
— Мы просто хотим знать, кто такой Николас Фламель, вот и всё, — сказала Гермиона.
— Если, конечно, ты сам нам не скажешь и не избавишь нас от беспокойства? — добавил Гарри. — Мы одолели, должно быть, уже сотни книг, и нигде не смогли найти его… просто намекни нам… я ведь знаю, что уже где-то читал это имя.
— Ничего я не скажу, — решительно сказал Хагрид.
— Тогда нам просто придется самим это выяснить, — сказал Рон, и они оставили Хагрида, который выглядел рассерженным, и заторопились в библиотеку.
Они и в самом деле искали в книгах имя Фламеля, с тех пор, как Хагрид обмолвился о нём, а иначе как ещё они могли выяснить, что именно пытается украсть Снейп? Проблема была в том, что очень трудно узнать, откуда начать, если не знаешь, что такого мог совершить Фламель, чтобы его имя упоминалось в книгах. Его не было в «Великих Волшебниках Двадцатого Века», и в «Выдающихся Волшебных Именах Нашего Времени»; он отсутствовал также в «Важных Современных Магических Открытиях», и в «Исследовании Новейших Достижений в Области Чародейства». И кроме того, конечно же, ещё была вся библиотека; десятки тысяч книг; тысячи полок; сотни узких рядов.
Гермиона вынула список предметов и названий, по которым она решила искать, пока Рон широкими шагами направился вдоль рядов книг и начал снимать их с полок наугад. Гарри брёл по направлению к Запретной Секции. С недавнего времени ему стало интересно, нет ли там чего-нибудь о Фламеле. К сожалению, была нужна специальная записка, подписанная одним из учителей, чтобы заглянуть в какую-нибудь из запретных книг, и он знал, что ему такую никогда не получить. Это были книги, содержащие мощную Тёмную Магию, которую никогда не преподавали в Хогвартсе, которые читали лишь старшие ученики, изучающие продвинутый курс Защиты от Тёмных Искусств.
— Что ты ищешь, мальчик?
— Ничего, — сказал Гарри.
Мадам Пинс, библиотекарь, погрозила ему метёлкой из перьев.
— В таком случае, тебе лучше уйти отсюда. Давай — вон!
Жалея о том, что он не смог быстро придумать какую-нибудь историю, Гарри покинул библиотеку. Они с Роном и Гермионой уже пришли к общему мнению, что лучше не спрашивать мадам Пинс, где им найти что-то о Фламеле. Она наверняка могла подсказать им, но Снейп мог услышать, что они что-то замышляют, и они не могли рисковать.
Гарри стоял в коридоре, ожидая, не найдут ли что-нибудь остальные, но он не возлагал на это больших надежд. Они провели в поисках две недели, но поскольку шанс появлялся лишь от случая к случаю между занятиями, было неудивительно, что они ничего не нашли. То, что им было действительно нужно — это тщательный долгий поиск без того, чтобы мадам Пинс дышала им в затылок.
Пять минут спустя, Рон и Гермиона присоединились к нему, покачивая головами. Они отправились на ленч.
— Вы ведь продолжите искать, пока меня не будет, правда? — сказала Гермиона. — И пошлите мне сову, если найдете что-нибудь.
— Ты могла бы спросить своих родителей, не знают ли они, кто такой Фламель, — сказал Рон. — Их можно спрашивать без опаски.
— Совершенно без опаски, раз уж они оба дантисты, — сказала Гермиона.
Когда начались каникулы, Рон с Гарри так хорошо проводили время, что им было вовсе не до Фламеля. Вся спальня была в их распоряжении, и гостиная была гораздо пустыннее, чем обычно, так что они могли разместиться в удобных креслах у огня. Они сидели часами, угощаясь чем-нибудь, что можно было нанизать на шампур — хлебом, лепёшками, пастилой, — и строя планы по исключению Малфоя, которые было забавно обсуждать, даже если бы они и не сработали.
Рон, к тому же, начал учить Гарри волшебным шахматам. Они были в точности как маггловские, но только фигурки были живые, благодаря чему это сильно напоминало управление войсками в битве. Набор Рона был очень старый и потрёпанный. Как и все остальное, чем он владел, когда-то они принадлежали кому-то из его семьи — в данном случае, его дедушке. Однако старые шахматные фигурки совсем не были препятствием. Рон знал их настолько хорошо, что у него никогда не было проблем, как заставить их поступать, как он хотел.
Гарри играл фигурками, которые ему одолжил Шеймус Финниган, и они совершенно не доверяли ему. Он пока ещё не был хорошим игроком, и они постоянно выкрикивали в его сторону советы, которые сбивали с толку: "Не посылай меня туда, разве ты не видишь его коня? Пошли его, мы можем себе позволить потерять его."
В Сочельник Гарри отправился спать, с нетерпением предвкушая завтрашнее веселье и угощение, но совсем не ожидая подарков. Однако когда он проснулся рано утром, первой вещью, которую он увидел, была небольшая куча подарков у его кровати.
— Счастливого Рождества, — сонным голосом сказал Рон, пока Гарри выкарабкивался из кровати и натягивал свой халат.
— И тебе, — сказал Гарри. — Только посмотри! Я получил подарки!
— А чего ты ожидал, репу? — сказал Рон, поворачиваясь к собственной куче подарков, которая была намного больше, чем у Гарри.
Гарри поднял верхний свёрток. Он был завернут в толстую коричневую бумагу с корявой подписью «Гарри, от Хагрида». Внутри была грубо вырезанная деревянная флейта. Хагрид явно выстрогал её сам. Гарри подул — её звук немного напоминал сову.
Второй, очень маленький сверток, содержал записку:
«Мы получили твоё письмо и прилагаем твой рождественский подарок. От дяди Вернона и тёти Петунии.»
К записке скотчем была примотана монетка в пятьдесят пенсов.
— Как мило, — сказал Гарри.
Пятьдесят пенсов привели Рона в восторг.
— Странно! — сказал он. — Какая форма! Это — деньги?
— Можешь оставить её себе, — сказал Гарри, смеясь над тем, как доволен стал Рон. — Хагрид и мои тётя с дядей… но тогда кто же прислал эти?
— Думаю, что знаю, от кого этот, — сказал Рон, немного покраснев и показывая на очень мешковатый свёрток,
— От моей мамы. Я сказал ей, что ты не ждешь никаких подарков, и она… о, нет! — простонал он. — Она связала тебе свитер Уизли.
Гарри разорвал свёрток, в котором оказался толстый изумрудно-зелёный свитер, связанный вручную, и большая коробка домашних сливочных помадок.
— Каждый год она вяжет нам по свитеру, — сказал Рон, разворачивая свой собственный, — и мой всегда коричневый.
— Это очень мило с её стороны, — сказал Гарри, пробуя помадку, которая оказалась очень вкусной.
Его следующий подарок тоже оказался со сладостями — это была большая коробка Шоколадных Лягушек от Гермионы.
Остался только один свёрток. Гарри поднял его и пощупал. Он был очень лёгким. Гарри развернул его.
Что-то текучее и серебристо-серое соскользнуло на пол, сложившись мерцающими складками. Рон ахнул.
— Я слышал о них, — сказал он приглушенным голосом, роняя коробку «Драже С Любыми Вкусами», которую получил от Гермионы. — Если это то, о чём я думаю… они по-настоящему редкие, и очень ценные.
— Что это?
Гарри подобрал сверкающую, серебристую ткань с пола. Она была странной на ощупь, как будто в материю была вплетена вода.
— Это Плащ-Невидимка, — с благоговением сказал Рон. — Я уверен, что это он… попробуй надеть его.
Гарри накинул Плащ на плечи, и Рон издал вопль.
— Это он! Посмотри вниз!
Гарри посмотрел на свои ноги, но они пропали. Он бросился к зеркалу. Он видел своё отражение, но только его голова висела в воздухе, тело же было полностью невидимо. Он натянул Плащ на голову, и отражение исчезло полностью.
— Здесь записка! — внезапно сказал Рон. — Из него выпала записка!
Гарри стянул с себя Плащ и схватил письмо. Узким витым почерком, который он никогда раньше не видел, были написаны следующие слова:
Твой отец оставил его мне, прежде чем погиб.
Настало время, чтобы вернуть его тебе.
Используй его с умом.
Счастливого тебе Рождества.
Подписи не было. Гарри пристально посмотрел на записку. Рон восхищался Плащом.
— Я бы отдал что угодно за такой, — сказал он. — Что угодно. В чем дело?
— Ни в чем, — сказал Гарри. Он чувствовал себя очень странно. Кто послал Плащ? Действительно ли он принадлежал его отцу?
Прежде чем он смог что-то сказать или подумать о чём-нибудь ещё, дверь спальни распахнулась, и внутрь влетели Фред и Джордж Уизли. Гарри быстро запихнул Плащ подальше. Пока что ему не хотелось кому-то его показывать.
— Счастливого Рождества!
— Эй, посмотри — Гарри тоже получил свитер Уизли!
Фред и Джордж были одеты в синие свитеры, один с большой желтой F, а другой с буквой G.
— Хотя у Гарри получше, чем у нас, — сказал Фред, показывая свитер Гарри. — Она явно больше старается, если ты не член семьи.
— Почему ты не одеваешь свой, Рон? — требовательно спросил Джордж. — Давай, надевай, они красивые и тёплые.
— Терпеть не могу коричневый, — натягивая свитер через голову, без энтузиазма в голосе простонал Рон.
— На твоем нет буквы, — заметил Джордж. — Видимо, она думает, что ты своё имя не забудешь. Но мы-то не придурки — мы знаем, что нас зовут Дред и Фордж.
— Что за шум?
Перси Уизли показался из-за двери, неодобрительно всех оглядывая. Он явно наполовину завершил разворачивание своих подарков, — через его руку также был переброшен мешковатый свитер, которым тут же завладел Фред.
— "П" значит Префект! Надевай, Перси, давай, мы все уже надели наши, даже у Гарри есть.
— Я… не… хочу! — неразборчиво проговорил Перси, пока близнецы силой надевали на него свитер через голову, сбив его очки набок.
— И ещё сегодня ты не будешь сидеть с Префектами, — сказал Джордж. — Рождество — это время для семьи.
Они вывели Перси из комнаты, подталкивая в спину, так как руки у того были прижаты свитером по швам.
Такого рождественского обеда у Гарри в жизни не было никогда. Сотня жирных запечённых индеек; горы жареного и варёного картофеля; блюда, наполненные сосисками; супницы с зелёным горошком в масле; серебряные соусники с обильной густой подливкой и клюквенным соусом, — и уйма волшебных хлопушек, лежащих на столах через каждые несколько футов. Эти фантастические хлопушки ничем не напоминали те никудышные маггловские, которые обычно покупали Дёрсли, с маленькими пластиковыми игрушками и тонкими бумажными шапочками внутри. Гарри дёрнул волшебную хлопушку вместе с Фредом, и она не просто шумно разорвалась, — она взорвалась с грохотом пушечного выстрела и заволокла их всех облаком синего дыма, а изнутри вылетели контр-адмиральская двууголка и несколько живых белых мышей. За Главным Столом Дамблдор сменил свой чародейский колпак на цветастый капор, и весело смеялся шутке, которую ему только что зачитал профессор Флитвик.
За индейкой последовал пылающий рождественский пудинг. Перси едва не сломал зубы о серебрянный сикль, спрятанный в его куске. Гарри наблюдал, как лицо Хагрида становится все краснее и краснее, по мере того, как он требовал ещё вина, и в конце концов он поцеловал в щёку профессора МакГонагалл, которая, к изумлению Гарри, захихикала и залилась румянцем, а её высокая шляпа съехала набок.
Когда Гарри, наконец, вышел из-за стола, он был нагружен уймой вещей из хлопушек, включая пачку невзрываемых, светящихся воздушных шариков, набор «Вырасти Бородавки Сам», и собственный новый набор фигурок для магических шахмат. Белые мыши куда-то делись, и у Гарри было неприятное ощущение, что их судьба закончилась в качестве рождественского ужина Миссис Норрис.
Вместе с Уизли Гарри весело провел послеобеденное время в неистовом сражении снежками во дворе школы. После этого, замёрзшие, мокрые и едва переводя дух, они вернулись к очагу в гриффиндорской гостиной, где Гарри опробовал свой новый шахматный набор, великолепно проиграв Рону. Он подозревал, что не проиграл бы с таким разгромом, если бы Перси не пытался так много ему помогать.
Перекусив сэндвичами с индейкой, лепёшками, сочными бисквитами и рождественским пирогом, все почувствовали себя наевшимися и слишком сонными, чтобы что-нибудь ещё делать до сна, кроме как сидеть и смотреть, как Перси гоняется за Фредом и Джорджем по всей Гриффиндорской башне, чтобы отобрать свой похищенный значок Префекта.
В тот день Гарри провёл лучшее Рождество в своей жизни. И всё же была одна мысль, которая весь день напоминала о себе, находясь где-то глубоко в его сознании. Лишь забравшись в постель, он наконец-то смог подумать и об этом: о Плаще-Невидимке и о том, кто мог бы его послать.
Рон, объевшийся индейки и пирога и не тревожимый ничем загадочным, заснул практически сразу же, как задернул полог своей кровати. Гарри наклонился через край своей собственной и вытащил из-под неё Плащ.
Его отцу… он принадлежал его отцу. Он позволил материи растечься по своим рукам, она была мягче шелка, лёгкая, как воздух. В письме говорилось — используй его с умом.
И сейчас он должен попробовать. Он слез с кровати и закутался в Плащ. Посмотрев на свои ноги, он увидел лишь лунный свет и тени. Ощущение было очень странным.
Используй его с умом.
Внезапно Гарри ощутил бодрость. Весь Хогвартс был открыт для него с этим Плащом. Волнение охватило его, пока он стоял посреди темноты и молчания. В нём он мог пойти куда угодно, и Филч никогда бы не узнал.
Рон что-то забормотал во сне. Должен ли Гарри разбудить его? Что-то остановило его… Это был Плащ его отца… и он почувствовал, что в этот раз — в первый раз, — он хотел воспользоваться им один.
Он вышел из спальни, спустился по лестнице, прошёл по гостиной и пролез через дыру с портретом.
— Кто здесь? — завизжала Толстая Дама. Гарри ничего не сказал. Он быстро пошел дальше по коридору.
Куда ему пойти? Он остановился и задумался, сердце его колотилось. А затем он понял. Запретная Секция в библиотеке. Он сможет читать так долго, как ему захочется; достаточно долго, чтобы выяснить, кто же такой Фламель. Он отправился в путь, по дороге закутываясь в Плащ-Невидимку.
В библиотеке было совершенно темно и очень жутко. Гарри зажёг лампу, чтобы видеть, куда идти вдоль книжных рядов. Казалось, лампа парила рядом в воздухе, и хотя Гарри мог чувствовать, как держит её в руке, от этого зрелища у него по спине бегали мурашки.
Запретная секция была в дальнем конце библиотеки. Осторожно переступив через веревку, которая отделяла эти книги от остальной библиотеки, он приподнял лампу, чтобы прочесть названия.
Они ни о чём ему не говорили. Их отслаивающиеся, поблекшие золотые буквы составляли слова на языках, которые Гарри не мог понять. На некоторых вообще не было названий. На одной из книг было тёмное пятно, ужасно похожее на кровь. Волосы на затылке у Гарри зашевелились. Может быть, ему почудилось, а может — нет, но он подумал, что от книг доносился слабый шёпот, как будто они знали, что здесь был кто-то, кого быть не должно.
Он должен был с чего-нибудь начать. Осторожно поставив лампу на пол, он осмотрел нижнюю полку в поисках необычно выглядящих книг. Большой том в чёрных и серебристых тонах привлек его внимание. Он вынул его с трудом, поскольку тот был очень тяжёлый, и, едва удерживая книгу на коленке, раскрыл её.
Пронзительный, леденящий кровь визг разорвал тишину — книга кричала! Гарри захлопнул её, но крик продолжался на одной резкой, непрерывной, оглушительной ноте. Он попятился назад и, споткнувшись, сбил лампу, которая сразу же погасла. В панике он услышал шаги в коридоре — запихнув вопящую книгу назад на полку, он бросился прочь со всех ног. Он миновал Филча в дверном проёме; тусклые, дикие глаза Филча смотрели прямо сквозь него, и Гарри проскользнул под его вытянутой рукой и выбежал в коридор, вопли книги всё ещё звучали у него в ушах.
Внезапно он остановился возле высоких рыцарских доспехов. Его мысли были настолько заняты бегством подальше от библиотеки, что он совсем не смотрел, куда бежит. Может быть, из-за темноты он совсем не узнал то место, в котором оказался. Насколько он помнил, рыцарские доспехи были возле кухни, но сейчас он должен был находиться пятью этажами выше.
— Вы говорили мне приходить прямо к вам, профессор, если кто-нибудь будет блуждать по школе ночью, и сейчас кто-то был в Запретной Секции библиотеки.
Гарри почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Где бы он ни был, Филч определенно знал к этому месту короткий путь, потому что его приглушённый, мерзкий голос становился ближе. К ужасу Гарри, тем, кто ответил Филчу, оказался Снейп:
— Запретная Секция? Что ж, они не мог уйти далеко, мы их поймаем.
Гарри стоял как вкопанный, пока Филч и Снейп выходили из-за угла впереди. Они не могли видеть его, но коридор был довольно узкий и, подойдя ближе, они могли наткнуться прямо на него… Плащ не делал Гарри бесплотным.
Он попятился назад так тихо, как только мог. Слева от него была приоткрытая дверь. Это была его единственная надежда. Он протиснулся в неё, затаив дыхание и стараясь не двигать ей, и к своему облегчению, сумел попасть внутрь комнаты так, что они ничего не заметили. Они прошли мимо него, и Гарри прислонился к стене, глубоко дыша и прислушиваясь к их удаляющимся шагам. Он чуть было не попался. Прошло несколько секунд, прежде чем он обратил внимание на комнату, в которой спрятался.
Она выглядела, как неиспользуемый класс. Темные очертания парт и стульев громоздились возле стен, была перевернутая корзина для бумаг, — но прямо напротив стены, лицом к которой он стоял, было нечто, выглядевшее не принадлежащим этому месту, нечто, выглядевшее так, словно кто-то поставил это сюда лишь затем, чтобы оно не мешалось.
Это было великолепное зеркало, высотой до потолка, в богато украшенной позолоченной раме, стоящее на двух когтистых лапах. Сверху полукругом была вырезана надпись: "Яиналеж иовта оци леов тенюа выза копя". Теперь, когда не было слышно Филча и Снейпа, его паника улетучилась, и Гарри подошёл ближе к зеркалу, желая разглядеть себя, но вновь не увидеть там отражения. Он встал прямо напротив него.
И ему пришлось закрыть рот рукой, чтобы удержаться от крика. Он резко повернулся. Его сердце застучало гораздо быстрее, чем когда книга издала вопль — потому что он увидел в зеркале не только себя, но ещё и целую толпу людей, стоявших прямо за ним.
Однако комната была пуста. Учащенно дыша, он медленно повернулся обратно к зеркалу.
Вот отражался он, бледный и испуганный, и вот отражались позади него ещё не меньше десятка других людей. Гарри оглянулся через плечо — но там никого не было. Или быть может, они все тоже невидимы? Может быть, на самом деле он сейчас в комнате, полной невидимых людей, и особенность зеркала как раз в том, что оно отражает их, вне зависимости, видимы они или нет?
Он снова посмотрел в зеркало. Женщина, стоявшая прямо позади его отражения, улыбалась ему и махала рукой. Он протянул руку и нащупал пустоту позади себя. Если бы она действительно была там, он бы прикоснулся к ней, настолько близко были их отражения. Но он чувствовал лишь воздух — она и все остальные существовали только в зеркале.
Это была очень красивая женщина. У неё были тёмно-рыжие волосы, и её глаза — её глаза в точности как мои, подумал Гарри, приближаясь понемногу все ближе к стеклу. Ярко-зелёные — той же самой формы, но он заметил, что она плакала; улыбалась, но и плакала в то же самое время. Высокий, худощавый, черноволосый мужчина, стоящий рядом, обнял её. Он носил очки, и его волосы были очень неопрятны. Они торчали на макушке, точно как у Гарри.
Гарри теперь был так близко к зеркалу, что почти касался носом своего отражения.
— Мама? — прошептал он. — Папа?
Они просто смотрели на него, улыбаясь. И Гарри медленно всмотрелся в лица других людей в зеркале и увидел другие пары зелёных глаз, напоминающие его собственные, другие носы, как у него, и даже маленького старика, который выглядел так, словно у него были такие же, как у Гарри, острые коленки — Гарри сейчас смотрел на свою семью, первый раз в своей жизни.
Поттеры улыбались и махали Гарри, и он с жадностью всматривался в них, а его руки плотно прижимались к стеклу, словно он надеялся провалиться прямо сквозь него и добраться до них. Он чувствовал внутри сильнейшую боль — радость, и вместе с тем невообразимую печаль.
Он не знал, сколько он там простоял. Отражения не исчезали, и он все смотрел и смотрел на них, пока отдалённый шум не привел его назад в чувство. Он не мог остаться здесь, ему ещё нужно было найти обратный путь в спальню. Он с трудом отвёл глаза от лица своей мамы, и прошептав: «Я вернусь», — поспешил выйти из комнаты.
— Ты мог бы меня разбудить, — сердито сказал Рон.
— Ты можешь пойти со мной сегодня, я собираюсь вернуться. И я хочу показать тебе зеркало.
— Я бы хотел увидеть твоих родителей, — энергично отозвался Рон.
— А я хотел бы увидеть всю твою семью, всех Уизли. Ты сможешь показать мне своих остальных братьев и всех остальных.
— Ты можешь увидеть их в любое время, — сказал Рон. — Просто заезжай ко мне домой этим летом. В любом случае, может оказаться, что оно показывает только умерших людей. Хотя конечно, жаль, что ничего не удалось найти про Фламеля. Слушай, поешь немного бекона или ещё чего, почему ты ничего не ешь?
Гарри не мог есть. Он видел своих родителей, и увидит их снова этой ночью. Он почти полностью забыл про Фламеля. Это больше не казалось ему таким уж важным. Кого волнует, что там охраняет этот трёхглавый пёс? Какое имеет значение, даже если Снейп действительно это украдет?
— Ты в порядке? — спросил Рон. — Выглядишь очень странно.
Больше всего Гарри боялся, что не сможет снова найти комнату с зеркалом. Вместе с Роном, укрытые Плащом, они вынуждены были передвигаться гораздо медленнее по сравнению с прошлой ночью. Пытаясь восстановить путь Гарри от библиотеки, они блуждали по тёмным переходам почти час.
— Мне холодно, — сказал Рон. — Давай уже забудем про него и вернёмся.
— Нет! — зашипел Гарри, — Я знаю, что оно где-то здесь.
Они разминулись с призраком высокой ведьмы, плывущей в противоположном направлении, но никого больше не увидели. И как раз когда Рон начал жаловаться, что отморозил ноги, Гарри заметил доспехи.
— Это здесь… Прямо здесь… да!
Они открыли дверь. Гарри скинул Плащ со своих плеч и подбежал к зеркалу.
Они были там. Его мать и отец радостно ему улыбались.
— Видишь? — прошептал Гарри.
— Я ничего не вижу.
— Посмотри! Посмотри на них всех… их там целая толпа…
— Я вижу только тебя.
— Посмотри в него внимательно, давай, встань туда, где я.
Гарри шагнул в сторону, но теперь, когда напротив зеркала стоял Рон, он больше не мог увидеть свою семью — только Рона в его пижаме расцветки "пейсли".
Рон, однако, как пригвождённый уставился на свое изображение.
— Ты только посмотри на меня! — сказал он.
— Ты видишь всю свою семью, стоящую вокруг тебя?
— Нет — я один… Но я другой… я выгляжу старше… и я Староста!
— Что?
— Я… я ношу значок, как тот, что был у Билла… и я держу Кубок Школы и кубок по Квиддичу — я ещё и капитан команды!
Рон оторвал свои глаза от этого роскошного зрелища и взволнованно посмотрел на Гарри.
— Как ты думаешь, это зеркало показывает будущее?
— Как? Вся моя семья погибла… дай мне ещё на них посмотреть…
— Ты всю прошлую ночь тут был, дай мне ещё немного времени.
— Ты всего лишь держишь кубок по Квиддичу, что в этом может быть интересного? Я хочу видеть моих родителей.
— Не толкайся…
Неожиданный шум из коридора положил конец их дискуссии. Они и не представляли себе, насколько громко разговаривали.
— Быстро!
Рон накинул на них Плащ, как раз перед тем, как светящиеся глаза Миссис Норрис появились в комнате. Рон и Гарри стояли совершенно безмолвно, оба думая об одном и том же — действует ли Плащ на кошек? Постояв некоторое время, которое показалось им целым веком, она повернулась и ушла.
— Это небезопасно — она могла отправиться за Филчем. Я готов поспорить, что она слышала нас. Пошли!
И Рон потащил Гарри из комнаты.
На следующее утро снег всё ещё не растаял.
— Не хочешь сыграть в шахматы, Гарри? — спросил Рон.
— Нет.
— Тогда, может, спустимся и навестим Хагрида?
— Нет… ты иди…
— Я знаю, о чём ты думаешь, Гарри, всё о том зеркале. Не возвращайся к нему сегодня ночью.
— Почему нет?
— Я не знаю, у меня просто плохое предчувствие насчёт него — и в любом случае, ты уже слишком много раз рисковал. Филч, Снейп и Миссис Норрис рыщут кругом. Что с того, что они не могут видеть тебя? Что, если они натолкнутся на тебя? Что, если ты опрокинешь что-нибудь?
— Говоришь, как Гермиона.
— Я серьезно, Гарри, не ходи.
Но у Гарри в голове была лишь одна мысль: вернуться к зеркалу и встать напротив него, и Рону его не остановить.
В третью ночь он нашёл путь гораздо быстрее, чем раньше. Он шёл настолько быстро, что сам понимал, что производит больше шума, чем следовало бы, но он никого не встретил.
И там снова были его родители, которые улыбались ему, и один из его дедушек радостно кивал. Гарри сел на пол напротив зеркала. Он собирался остаться тут на всю ночь, со своей семьей, и не было ничего, что могло бы его остановить. Совсем ничего.
Кроме…
— Итак… ты снова вернулся, Гарри?
Гарри почувствовал себя так, словно его внутренности вдруг обратились в лёд. Он оглянулся. На одной из парт у стены сидел никто иной, как Альбус Дамблдор. Должно быть, Гарри прошёл мимо него, так стремясь попасть к зеркалу, что не заметил его.
— Я… я не видел вас, сэр.
— Удивительно, каким близоруким ты становишься, когда невидим, — сказал Дамблдор, и Гарри с облегчением увидел, что он улыбается.
— Итак, — сказал Дамблдор, слезая с парты и садясь на пол вместе с Гарри, — ты, как и сотни других до тебя, открыл очарование Зеркала Йиналеж.
— Я не знал, что оно так называется, сэр.
— Но я надеюсь, ты уже понял к этому моменту, что оно делает?
— Оно… ну… оно показывает мне мою семью.
— И оно показало твоему другу Рону его самого, как Старосту.
— Но как вы узнали?..
— Мне не нужен Плащ, чтобы стать невидимым, — мягко сказал Дамблдор, — может быть, теперь ты понимаешь, что показывает нам зеркало?
Гарри покачал головой.
— Давай я объясню. Самый счастливый человек на земле мог бы использовать Зеркало Йиналеж как обыкновенное зеркало, то есть, он бы смотрел в него и видел себя именно таким, каков он есть. Это тебе поможет?
Гарри подумал. Затем он сказал медленно:
— Оно показывает нам то, чего мы хотим… чего бы мы ни хотели…
— И да, и нет, — тихо ответил Дамблдор. — Оно показывает нам ни больше и ни меньше, чем глубочайшее, самое отчаянное желание наших сердец. Ты, никогда не знавший свою семью, видишь её стоящей вокруг себя. Рональд Уизли, который всегда был в тени своих братьев, видит себя самого, стоящего в одиночку, как лучшего из них всех. Однако, это зеркало не дает нам ни знания, ни правды. Люди чахли перед ним, околдованные тем, что видели. Или же они сходили с ума, не зная, реально ли или хотя бы возможно то, что показывает зеркало.
— Завтра зеркало переедет в новый дом, Гарри, и я прошу тебя не искать его снова. И если оно ещё когда-нибудь тебе встретится, теперь ты будешь готов. Нельзя кормиться мечтами и забывать о настоящей жизни, помни это. А теперь, почему бы тебе не надеть снова тот замечательный Плащ и не вернуться в постель?
Гарри встал.
— Сэр… профессор Дамблдор? Могу я спросить вас кое о чём?
— Очевидно, ты только что это и сделал, — улыбнулся Дамблдор. — Однако, можешь спросить у меня ещё одну вещь.
— Что вы видите, когда смотрите в зеркало?
— Я? Я вижу в своей руке пару толстых шерстяных носков.
Гарри уставился на него.
— Носков много не бывает, — сказал Дамблдор, — ещё одно Рождество пришло и ушло, и я не получил ни одной пары. Люди всегда будут дарить мне книги.
И только когда Гарри снова оказался в постели, ему вдруг пришла в голову мысль, что Дамблдор, возможно, не был вполне искренен. С другой стороны, подумал он, спихивая Коросту со своей подушки, это был очень личный вопрос.