Ее хорошо знали, эту Варю Воинову. И друзья ее были правы, называя ее матерью всех страждущих. Будучи женой доктора либеральных убеждений, она посвятила себя всецело заботам о политических заключенных, делая все, чтобы облегчить их участь, как будто они были членами ее родной семьи.
- Хорошо, что я с вами обоими познакомилась, - сказала она с улыбкой Андрею и Василию, которого она тоже видела теперь в первый раз. - Когда ваша очередь придет, я буду с большим усердием хлопотать о вас.
Они поблагодарили ее за обещание, но выразили надежду, что еще не так скоро попадут в число ее клиентов.
Сестры Дудоровы собирали в лесу хворост, чтобы разложить костер. Привлеченные новыми голосами, они подошли в сопровождении молодого человека в серой блузе, с светлыми, как лен, волосами, с бесцветными глазами и пуговкой-носом на очень смешном лице. В объятиях у него была вязанка хвороста, которую он тут же бросил на траву.
- А, Бочаров! - вскричала Вулич. - Идите сюда, я вас познакомлю с друзьями.
Бочаров принадлежал к революционной организации в Дубравнике. Он был легальный, то есть жил под своим именем, с настоящим паспортом. Однако в последнее время у него пошли неприятности с полицией.
Все уселись на траву, и Андрей выразил удивление, что Бочаров так свободно разгуливает, между тем как, говорят, полиция очень следит за ним.
- Это правда, - сказал Бочаров серьезным тоном. - Но я вошел в соглашение с приставленным ко мне шпионом, и мы отлично уладились. Раз в неделю он является ко мне на квартиру, и я сообщаю ему названия мест, которые я якобы посещал, и он оставляет меня в покое.
Вулич заметила, что такая привилегия, должно быть, дорого ему стоит.
- О нет! - воскликнул Бочаров. - Стану я платить! Ни копейки не стоит. Я заставил его сдаться безусловно. В один прекрасный день, недели две тому назад, когда мне страшно надоело иметь его постоянно за собою по пятам, я с утра запасся куском хлеба и колбасой и стал ходить с места на место, не останавливаясь ни на минуту. Так я проходил весь день, до вечера, а он все ходил за мною. Устал я, признаться, порядком, но ему досталось еще хуже того, так как он с утра ничего не ел, а я от времени до времени стращал его: "Погоди, говорю, негодяй, я тебя заставлю высунуть язык. Будешь ходить за мною до самой зари и не посмеешь отстать, потому что, предупреждаю тебя, я иду на свидание к важному революционеру". Он молча, нахмурившись, продолжал следовать за мною, пока, наконец, не выдержал и взмолился: "Послушайте, господин, ведь я тоже, говорит, человек, а не собака. Вы бы постыдились. У меня жена и дети, их кормить надо..." Кто бы мог предположить, что у этих мерзавцев есть жены и дети? Однако я смягчился и предложил ему компромисс, который он тотчас же принял; и вот я опять свободный человек.
Новый гость, прибывший позже других, присоединился к компании в эту минуту, извиняясь, что дела помешали ему прийти раньше. Его звали Миронов, и одно время он был волостным* писарем в деревне. Сестры Дудоровы и вообще все революционеры в Дубравнике были о нем очень высокого мнения как о человеке, близко стоявшем к народу. Так что он был некоторым образом героем дня.
______________
* Волостной - от слова "волость" (административная единица, объединявшая несколько деревень или сел); народники занимали должности волостных писарей ради пропаганды среди крестьян.
Его, между прочим, нарочно пригласили, чтобы познакомить с Андреем и Василием, с которыми он тотчас же вступил в разговор с развязностью человека, сознающего себя знаменитостью и твердо убежденного в том, что он для всякого представляет интерес.
- Миронов! Вот Воинова страстно желает познакомиться с вами, вскричала, смеясь, старшая Дудорова.
- Вовсе нет! - протестовала Воинова.
- Да, да! Идите сюда!
Миронов улыбнулся Андрею в виде оправдания, как бы желая этим сказать: "Что прикажете делать! Я бы хотел остаться с вами, но... всякое положение имеет свои неудобства".
- Какой отвратительный человек! - шепнула Андрею Вулич. - Если б я знала, что он тут будет, я бы не пришла.
- Чем? Что вы имеете против него? - спросил Андрей. - Говорят, он замечательный пропагандист между крестьянами.
- Это он сам говорит, а нам остается только верить. Как бы там ни было, но он мне противен.
Тем временем зажгли костер, и черный железный котел задымился над красным пламенем. Василий взялся варить гречневую кашу с салом.
Густые потемки охватывали круг, освещенный пламенем костра. Небо низко нависло над лесом; только несколько звезд пробивалось бледными лучами промеж ветвей высоких деревьев. Огни зажглись в городе, который, казалось, разросся и отошел вдаль, принявши вид острова, отделенного от лужайки широким морем мрака.
Все уселись вокруг костра, молча поглядывая на закипавший котел. Василий поправлял огонь и помешивал кашу длинной ложкой. По мере того как он двигался, тень его чудовищных размеров то расстилалась по лужайке, то подымалась по стволу какого-нибудь старого дерева, то разбивалась на части и исчезала на неправильной стене торчащих ветвей, фантастически освещенных снизу. Разная мошкара с жужжанием носилась в воздухе, врываясь на секунду в полосу света и затем исчезая во мраке. Треск огня сильнее оттенял окружающую тишину.
- Как раз время, чтобы рассказывать страшные истории с привидениями, сказала Вулич.
- Отчего же не для пения? - возразила Маша Дудорова. - Ватажко, Вулич, - продолжала она, - устройте хор.
Пробовали петь хором народные песни, но безуспешно. В сущности, только Ватажко и Вулич умели петь, а Бочаров нарочно фальшивил, чтобы посмешить компанию.
Вулич берегла свой голос и только подтягивала. Она знала, что ее очередь впереди, и именно сегодня ей хотелось показать себя.
Украинский элемент преобладал в компании, и все стали упрашивать Вулич, чтобы она спела настоящую малороссийскую песню.
Она согласилась.
- Что мне спеть? - обратилась она к Андрею, сидевшему рядом.
- То, что вам больше всего по душе, - отвечал он.
Вулич кивнула головой.
Она сняла верхнюю кофточку, чтобы ничто не мешало ей, и отошла немного в сторону. На минуту она задумалась, и лицо ее приняло серьезное, почти суровое выражение; потом она запела. Ее полузакрытые глаза смотрели далеко вперед, и казалось, она вся ушла в свою песню. Но она чувствовала, что взгляд Андрея устремлен на нее и что он изумлен и восхищен ею. Это возбуждало и одушевляло ее, придавая особую прелесть песне в ее собственных глазах. В песне воспевался молодой казак, который оставляет дом и возлюбленную и отправляется к неверным, чтобы освободить от цепей и рабства товарищей, томящихся в турецком плену.
Вулич не была профессиональной певицей, хотя могла бы спеть на сцене, если б захотела. У нее был такой сильный голос, что в обыкновенной комнате он резал ухо своей силой. При хорошей обработке голоса она могла бы пойти далеко. Но никакая школа не выучила бы ее петь народные песни лучше, чем она их пела. Она родилась в самом сердце своей родины, среди широких полей, где сложились эти могучие, страстные мотивы, и пела их так, как только дети степей умеют петь. Ее голос звучал мягко и нежно под небесным сводом, в ночной тишине, разливаясь мелодичными волнами по спавшим кругом равнинам.
Ей не аплодировали и вообще ничем не выражали одобрения. Только Маша шепнула Бочарову, что она никогда еще не видела Вулич в таком ударе. Василий хмурился на огонь, опершись щекой на руку, кивая головой от времени до времени. Андрей отошел, чтобы лучше слышать и быть одному.
Девушка не видела его, но она чувствовала, где он. Окончив песню, она тотчас же обернулась к нему, вся раскрасневшись от артистического удовольствия и сознания своего успеха. Легкими шагами она подошла к нему и опустилась на траву, прежде чем он успел разостлать что-нибудь. Она была очень хороша в этот вечер в своем малороссийском костюме, который очень шел ей.
- Иной с удовольствием пошел бы драться с турками, - сказал Андрей, только бы быть воспетым с таким чувством.
- Понравилась вам моя песня? Я так рада. Я пела ее для вас, - шепнула она, - и про вас. Я уверена, что вам удастся разбить цепи наших товарищей, как сделал казак в песне.
- Но это будет наполовину вашим делом, - сказал Андрей, - потому что вы в нем принимаете такое же участие, как и я.
- Нет, мы, женщины, не принимаем участия в казацких подвигах и не разделяем казацкой славы! - сказала она тоном сожаления. - Мы можем только подводить вам коней и подавать саблю и ружье... Но мы и не ропщем; довольно с нас и того, что нам выпало на долю, - прибавила она весело.
Под влиянием какого-то внутреннего огня глаза ее блестели особенно ярко, щеки горели радостью и жизнью. Обыкновенно молчаливая, она в этот вечер была олицетворенное веселье, оживляя всех своей шаловливостью и резвостью.
Ужин прошел очень весело, хотя и был очень плохой, так как Василий всегда крайне заботливый без нужды - в этот раз забыл помешать кашу в самый критический момент и она пригорела. Немного погодя Вулич предложила прыгать через огонь, как это делают в петровки деревенские парни и девушки. Она прыгала с Андреем, Ватажко и еще раз с Андреем. Затем она спела малороссийскую любовную песню "Месяц" с такою трогательною задушевностью, что Василий чуть-чуть не расплакался. Когда же он стал умолять ее, чтобы она повторила то же самое, она разразилась веселою удалою песенкою, полною живого украинского юмора, который по сравнению с лихой веселостью великороссов - то же, что пение парящего в небе жаворонка в сравнении с криками морской чайки, заигрывающей с бурей.
Она наслаждалась своей властью над чувствами и настроением окружающих. Ей приятно было видеть, как лицо Василия внезапно просветлело, как он делал жест рукой, точно бросая что-то на землю, и как он подергивал плечами, точно готов был вскочить и пуститься вприсядку.
Но ее собственное сердце не разделяло веселья, возбуждаемого в других. Оно все более и более сжималось от грусти, пока она пела веселые песни. К концу силы изменили ей; подступавшие рыдания сдавили ей грудь, и последняя веселая нота оборвалась с болью. Она с трудом удержала накипевшие слезы.
Она села поодаль, одна, и с той минуты ничто не могло бы заставить ее петь. За весь остальной вечер она почти ни слова более не выронила. Ей хотелось одного: чтобы все скорее разошлись и оставили ее одну.
Из всех присутствовавших одному Андрею эта оборвавшаяся нотка сказала нечто, или, вернее, все. Он до некоторой степени был уже подготовлен к такому открытию. Молодая девушка и не старалась скрывать тайну своего сердца.
Сомнений быть не могло: она любила его. А он, что мог он предложить взамен этого величайшего из сокровищ женской души? Одну лишь благодарность и дружбу; но к чему они ей?
Он старался убедить себя, что его огорчило это открытие. Но он знал, что это неправда. Есть мужчины с исключительно тонкой нервной организацией, в которых несчастная любовь возбуждает чрезвычайную нежность и симпатию к женщинам вообще. Но Андрей не принадлежал к их числу. Неудачная любовь к Тане сделала его мстительным по отношению к женщинам. И теперь первым его ощущением было злорадство. Он был отомщен за свое унижение. Мысль, что это не делает его ни на йоту счастливее, явилась позже. Теперь он чувствовал гордость и удовлетворение.