63738.fb2 Антисемитизм в древнем мире - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

Антисемитизм в древнем мире - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

Немало евреев занимались также земледелием. Из указ. 91 евреев, упоминаемых в сопост. мною папирусах и подписях, земледелием занято 41 (45 %)[35], в том числе крупных земледельцев — 3, мелких — 34, батраков — 4. Процент этот выше действительного, так как поземельная подать вносилась прямо, а налоги на городские промыслы сдавались на откуп. {Добавление: J. Jiuster, автор новой, еще не полученной в Петербурге книги «Les juifs daus l'Empire Romain», Paris, 1914, т. II, стр. 294 на основании сопоставленного им новейшего материала, приходит даже к выводу, что земледелие было преобладающим занятием евреев диаспоры (REJ, 70, 1920, стр. 95 — Т. Рейнак видит здесь преувеличение).}

Еврей-арендатор крупного помещичьего имения засвидетельствован, как типичное явление для очень поздней эпохи, для IV в. по P. X., Рутилеем Намацианом (de reditu suo, I, 377 слл. = fr. 215 R).

Но, конечно, земледелием занималась только меньшая часть еврейского народа. Огромное большинство евреев занималось ремеслами. Правда, о них по указаной причине (Wilken, zum alex. Antisemit. 789 пр. 3) нет упоминаний в документальных памятниках, зато в древнейших частях Талмуда при описании пышности большой александрийской синагоги, авторы между прочим говорят и о том, как размещалась сидевшая в ней публика. Публика сидела, рассказывается здесь, не вперемежку, а золотых дел мастера сидели отдельно, серебряных дел мастера — отдельно, оружейники отдельно, медники отдельно, ткачи отдельно, (Sukka 51 b, j. Suk, V, I сл. 20, a, Tosefta Sukka, ed. Zuckermandel 198). Необходимо заметить, что в древности ремесла считались куда менее почетным занятием, чем торговля, и потому называть себя ремесленниками в целях самовозвеличения евреям не было никакого смысла. Вдобавок, о прихожанах большой синагоги в Талмуде говорится только между прочим, как об одной из подробностей синагогальной обстановки. Поэтому мы можем смело пользоваться этим указанием и притти к выводу, что в Александрии, как и в других местах, большинство еврейского населения занималось ремеслом, при чем из них особенно культивировались и были в особенной чести тонкие ремесла — ювелирство и т. д. Что касается «ткачей», то и здесь имеются в виду представители тонкого художественного ткацкого искусства. Ср. Клавдиан. in Eutropium I, 357:

увижуРакушек витых с людьми сопряженных и кучу индийскихВыдумок праздных — обычный рисунок ковров Иудейских.

{Добавление: К приводимому египетскому материалу о занятиях евреев добавить: 1 откупщика (Preisigke, Sammelbuch griech. Urk. aus Aegypten, № 1093), 2 женщин — низших служащих в откупе (? Р. Giss. III 98. Preis. 4252), 2 чиновников (Pap. Ryl. II 90 Jand. 29,), 1 скотовода (Ox. III 303), 5 сельских хозяев (Ryl. II 72. 188. 212. Tebt. II 324. Preis, 4415), 1 пивоторговца (Ox. I 85), 2 рабов (Preis. 4429. 4430). Нашел я в папирусах и еврея-ткача (Preis. 4299); там же и другое, уже эпиграфическое свидетельство об еврее-ремесленнике: штемпель еврея-горшечника Соломона, сына Александра (Preis. 2664). Ср. также добавл. к стр. 188.}

Блудау (о. с. 30) сопоставил оба эти места, приходит к справедливому выводу: «В древности славились и имели широкий сбыт пестро-разрисованные шерстяные изделия египетской ткацкой индустрии, в том числе ценные ткани с вышитыми фигурами зверей и людей и даже с целыми сценами, употреблявшиеся, как ковры и как накидки на кровати. Бирт (Rhein. Museum. N. F. Bd. 45, 1890, 491 — 93) сопоставляет указанное место Клавдиана с выражением Плавта (Pseudol. 1, 2, 14): «александрийские ковры, разрисованные раковинами и зверями» и полагает, что и здесь речь идет о фабрикатах александрийских евреев, (ср. упом. выше евреев-торговцев льняной тканью). Наконец, в папирусах фигурирует и городской еврейский пролетариат: 2 кормилицы (BGU 1106, 1153) и 3 раба (Pap. Petr. II, 23, Mitteis, Chrest. II, 2, 272, Pap. Ox. IX 1205).

Таким образом, из всех занятий евреев им ставилось в вину только занятие государственных должностей; из этих занятий позорными должны были считаться у местного населения только служба в учреждениях внутренней охраны. Так как враждебность, к евреям, состоящим на государственной службе, вызывалась особыми причинами, которых нам придется подробно касаться во второй части книги, и так как на государственной службе состоял только небольшой % евреев, то в общем мы должны сказать, что сам по себе род занятий евреев никакой роли в развитии антисемитизма не играл.

Но, может-быть, антисемитизм вызывало не то, чем занимались евреи, а то, как они занимались тем или иным делом?

На этот путь и пытались стать авторы трудов об антисемитизме в древности. Эти ученые обвиняют евреев древности в кровожадности, корыстолюбии, коммерческой недобросовестности и простой нечестности (в воровстве и т. д.).

Брошенное Штегелином (о. с. 37) обвинение в кровожадности совершенно голословно. «О кровожадных финансовых делах, в которых Штегелин обвиняет евреев Александрии, мы, однако, не имеем никаких сообщений», пишет Блудау (о. с. 46), настроенный отнюдь не юдофильски. Точно так же и корыстолюбие евреев не служило, повидимому, причиной антисемитизма. Такого рода обвинение раздается впервые только в V в. по P. X., когда мы читаем у Рутилия Намациана (de reditu suo. 1, 385—386 = fr. 215 R, речь идет о еврее-арендаторе):

Счет представляет он нам за помятые травы и лозы...

Каждую каплю воды в крупную сумму считал.

Гораздо настойчивее выдвигалось в научных трудах обвинение евреев в коммерческой недобросовестности. При этом исходили из трех документов:

1) из письма II в. до P. X. Pap. Grenf. I 43 (=MW57); где якобы какой-то еврей, имя которого пишущему неизвестно (раньше это имя неправильно читалось «Даниил»), позволил себе мошенничество при продаже лошади (Stähelin, о. с. 36, Bludau, о. с. 29 и 45),

2) из прошения в суд III в. до P. X., Pap. Magdola 35, где гречанка жалуется, что еврей Дорофей стащил у нее платье и спрятал его у хазана еврейской синагоги (Wilken, zum alex. Antisemit. 789, Bludau о. с. 45) и

3) из такого же прошения III в. до P. X. Pap. Magdola 15, где парикмахер-араб жалуется, что некий Малих (судя по имени еврей) не заплатил ему причитающихся денег (Wilcken, о. с. 789 с пр. 7).

Допустим на минуту, что вина лиц, упомянутых в этих документах, доказана, Что же мы сможем из этого заключить? Что среди евреев древности были и недобросовестные люди. Но это само собой понятно и не нуждается в доказательствах. Показательно было бы, если бы среди документов об уголовных преступлениях в подавляющем проценте обвиняемыми были бы евреи. В действительности, как раз наоборот: евреи составляли 1/7 населения всего Египта (1 миллион из 7) и 2/5 населения главного города Александрии (200 тыс. из 500). Между тем соответствующие не-еврейские документы (о краже, мошенничестве и т. д.) из Египта дошли во множестве, тогда как еврейских только 3. Поэтому Вилькен (о. с. 790) справедливо замечает, что «ничего не может быть несправедливее, чем обобщать эти отдельные случаи или, с другой стороны, закрывать глаза на то, что как раз относительно греков и египтян нам также документально сообщается много случаев обмана, кражи и т. д.». Точно так же и Блудау, для которого тот факт, что евреи древности были мошенниками, несомненен, с изумлением отмечает (о. с. 33), что прямое обвинение в коммерческой недобропорядочности никогда не выдвигалось юдофобами древности против евреев, и утешается лишь тем, «что в недобропорядочности и коммерческой ловкости трудно было превзойти греков и сирийцев, а римляне мало чем уступали последним». В самом деле, единственное место в греческой литературе, указывающее на подобные явления в связи с событиями живой действительности, это уже процитированное (выше стр. 39) указание Страбона (XVII, 1). Но здесь говорится лишь о ловкости евреев в коммерческих делах (Ioudaike entrekheia), а не о недобросовестности: умышленное разведение в ограниченном количестве финиковых пальм с целью не допустить понижения цен на финики никак не может быть квалифицировано, как коммерческая недобросовестность.

Действительно, во всех других нападениях древних антисемитов речь идет не о коммерческой недобросовестности, а о преступности вообще. Страбон (Geogr. XVI 28) называет евреев разбойниками, Сенека (fr. 145 R) — «преступнейшим племенем» (sceleratissima gens), Тацит (Hist V, 5) говорит, что еврейские установления носят темный и преступный характер и упрочились благодаря своей безнравственности, евреи — гнусное племя (taeterrima gens). Эти обвинения отчасти являются «оценочной квалификацией» тех черт еврейского народа, о которых я скажу во второй части моего труда, отчасти же это плод научной работы александрийских антисемитов над Библией.

Уже выше (стр. 31) я указал, что Библия послужила одним из источников для обвинения евреев в оскорблении языческих святынь. Действительно, с момента организации в Александрии еврейской колонии, особенный интерес и евреев и египетских антисемитов привлекала та часть Библии, где говорится о пребывании евреев в Египте (книга Исход), как источник для бесчисленных аналогий с современностью: евреи находили здесь материал для национальной гордости и утешения во время преследований, антисемиты — доказательство еврейской безнравственности, преступности и политической неблагонадежности. «С тех пор, как при первых Птоломеях влияние евреев в Египте достигло поразительной силы, и евреи и язычники с особенным интересом стараются найти точки соприкосновения Израильской и Египетской истории и изучают (египетские) памятники и (еврейские) священные писания с точки зрения вновь устанавливаемых связей и зависимости между ними»... (Freudenthal, Alexander Polyhistor etc., 148) «Рассказы книги Исхода уже с раннего времени давали материал для юдофобской полемики в Египте». (I. Levi REJ. 63, 1912, 211).

Так, апокрифическая книга «Премудрости Соломоновой», написана, как мы увидим ниже, в эпоху жесточайших еврейских гонений в Египте. Рассказывая о страданиях евреев в фараоновском Египте, автор, как мы увидим, все время имеет в виду параллельные явления в Египте эллинистическом, и поэтому его торжествующий рассказ о том, как Бог, в конце концов, явно предпочел евреев, наградив их и жестоко наказав египтян, должен был служить утешением и подавать надежду на то, что рано или поздно то же случится и в греко-римском Египте.

С другой стороны, и антисемиты древности, изображая Моисея образцом преступности (Apoll. Molon fr. 27 R, Lysimach fr. 59 R § 4, Gels, fr, 88 R § 4, Quintilian. fr. 162 R — Inst, orat. III 7 21), несомненно, ссылались на Исход, 2, 12, где рассказывается, как Моисей, увидя, что египетский надсмотрщик бьет еврея, оглянулся во все стороны и, увидя, что никого нет по близости, убил египтянина и тайком закопал его в песок. Ясно, что такое место должно было привлечь внимание антисемитов древности; недаром еврейский историк Псевдо-Артапан заменил этот рассказ другим сходным: «Египтянин Ханетот спрятался в засаду, чтобы убить Моисея по поручению фараона Ханефрея. Ханетот, видя, что Моисей приближается, обнажил меч, чтобы убить его, но Моисей своевременно схватил его за руку и, схватив меч, убил Ханетота. Затем он бежал в Аравию».. (fr. 3, Fr. § 18 = Euseb. praep. ev. IX, 434a). Цель этой замены ясна: если Моисей убил египтянина не в гневе, а в состоянии необходимой самообороны, то антисемиты лишаются всякой почвы для предъявления евреям на основании этого обвинения в безнравственности[36]; повидимому, таким образом, это место было использовано антисемитами в целях полемики с евреями.

Если мы читаем у Тацита (V, 4 = fr. 180R), что евреи едят мацу в воспоминание о похищенном (в Египте) хлебе, и у Трога Помпея (fr. 138b R = Justin. 36,2), что Моисей украл и похитил (furto abstulit) в Египте священные предметы, то эти обвинения восходят к другому месту Библии, вокруг которого завязалась ожесточенная полемика между антисемитами и еврейскими апологетами. Этой полемике посвящена статья Изр. Леви в Revue des études juives, 63, 1912, 211 слл.: La dispute entre les égyptiens et les juifs devant Alexandre; echo des polémiques antijuives à Alexandrie. Я удовольствуюсь лишь кратким повторением выводов этого ученого с тою лишь разницей, что древнейшее свидетельство об этой полемике, место из трагедии Езекиеля, осталось неизвестным Леви и привлекается мною, кажется, впервые.

Интересующее нас место Септуагинты это — Исход, 321-22 =1235-36: «И я внушу египтянам любовь к этому народу: когда вы будете уходить, вы не уйдете с пустыми руками, но каждая женщина попросит у своей соседки (ссудить) серебряные и золотые украшения и одежду; их вы оденете на ваших сыновей и дочерей и таким образом вы ограбите Египет». «Сыны Израилевы поступили так, как им приказал Моисей и попросили у египтян золотые и серебряные украшения и одежду. И Бог внушил египтянам любовь к этому народу и те ссудили им. И, таким образом, они ограбили египтян». Естественно, что такое место не могло не привлечь внимания александрийских антисемитов. Если мы впоследствии читаем у Филона (Vita Mos, I, 25): «В самом деле, евреи, унеся с собой богатую добычу... сделали это не из любостяжания и не из жадности к чужому добру, как сказал бы враг», — то «упоминаемый здесь враг никак не воображаемый только противник» (I. Levi, о. c. 213). Оживленная защита от этого обвинения в еврейской литературе показывает, что это место действительно ставилось в вину евреям антисемитами и ставилось уже в III или в начале II в. до P. X., так как еврейский трагический поэт Езекиель, живший во II в. до P. X. (L. М. Philippson, Ezechiel und Philo, Berlin, 1830), уже находит нужным защищать евреев от этого обвинения. Действительно, в ст. 162—166 (по изд. Филиппсона) своей (ныне утраченной) трагедии «Исход», настолько близкой к книге «Исхода» Септуагинты, что представляет собой почти переложение ее стихами, мы читаем:

Когда же вы сберетесь в путь, Я к вам любовьВнушу египтянам: и каждая женаОдолжит у соседки утварь и нарядИ всяких украшений (в праздник чтоб носить)Не мало из сребра и злата: это всеВам будет платою за ваш тяжелый труд.

Оправдание, таким образом, найдено: похищенные драгоценности — плата за тяжелые строительные работы, которые еврейский народ был принужден выполнять в течение многих лет без всякого вознаграждения, Это же об'яснение мы находим впоследствии у Филона (Vit. Mos. I,25). Но на этом апологеты еврейства не остановились, они пошли дальше и вполне в духе того времени прибегли к исторической фальсификации. Был сочинен исторический роман, в котором рассказывалось, как египтяне призвали евреев за это преступление их предков к суду Александра Великого (пользовавшегося глубокими симпатиями и евреев и язычников), и как Александр признал правыми евреев. Об этом процессе говорят Тертуллиан (adv. Marcionem, II, 20) и в двух местах Талмуд (Megillath Taanit и Sanhedrin, 91а). Рассказ Megillath Taanit наиболее подробный: Египтяне позвали евреев к суду (Александра)... Египтяне заявили, что основываются исключительно на тексте Пятикнижия. Там, заявили они, написано: «Каждая женщина возьмет в займы у своей соседки». Общее число евреев было 600.000, и все они унесли с собой золото и серебро, согласно утверждению вашего закона: «они ограбили Египет». Поэтому возвратите нам наше золото и наше серебро. (Представитель обвиняемых) Гебиха бен Песиса ответил им: «В доказательство своих прав вы ссылаетесь на Пятикнижие. Прекрасно. Согласно тому же Священному Писанию пребывание евреев в Египте продолжалось 430 лет. В течение этого времени наши прародители в числе 600.000 были принуждены изготовлять известку и кирпичи и делать всякого рода другую работу, не получая за это вознаграждения. Так сколько же причитается каждому человеку в день за подобную работу?»... Философы принялись высчитывать, но они не высчитали еще даже ценности работы в течение одного века, как уже весь Египет должен был быть отдан в уплату долга евреям. Египтяне смутились и улепетнули, как можно быстрее». Иосиф (Ant. II, 14) пытается отклонить это обвинение другим способом. В Библии непосредственно перед инкриминируемой фразой читается (1233): «Египтяне понуждали наш народ поспешно уйти из их страны...» Иосиф связал эту фразу с нашей и пришел к тому выводу: «Египтяне даже одарили евреев подарками (sic!), одни потому, что горели нетерпением, чтобы евреи скорее ушли (1233), другие в память о добрососедских отношениях (1235: «И Бог внушил египтянам любовь к этому народу»).

Конечно, в Библии можно найти немало подобных мест, которые могли бы служить доказательством преступности евреев, и, несомненно, эти места были использованы антисемитами. Но для нас важно лишь установить тот факт, что обвинения евреев в преступности, поскольку они не являются квалификацией своеобразного еврейского национального чувства (см. ниже, ч. II), как, напр., в приведенном месте Сенеки, где выражение sceleratissima gens («преступнейшее племя») есть только квалификация того, что victi victoribus leges dederunt, «побежденные навязали свои законы победителям», — есть результат изучения не живых еврейских сограждан, а их священной книги — греческой Библии.

А всякая религиозная книга, являющаяся окаменелым пережитком давно прошедших эпох, хранит в себе много такого, что кажется всем, не ослепленным ее святостью, верхом безнравственности с точки зрения новых взглядов. Так было и с Библией; но не иначе было и с Илиадой, и хорош был бы тот, кто стал бы искать доказательств безнравственности греков эллинистической эпохи, исходя из поступков героев и богов в «Илиаде»! Зомбарт (о. с. 362) справедливо замечает по этому поводу: «Если мы кинем взгляд на Олимп или Валгаллу, то мы увидим, что там даже боги надувают друг друга самым низкопробным способом»[37]. Таким образом, о коммерческой недобросовестности евреев (точнее, трех евреев) говорят только три приведенные выше (стр. 63) документа.

Но установлено ли, что хоть эти три еврея были действительно мошенниками? Ничего подобного: внимательное изучение этих документов показывает, что и они никаких доказательств недобросовестности хотя бы отдельных евреев не содержат. Все они представляют собой жалобу одной лишь стороны; «кто, в действительности, прав, мы знать не можем», говорит Вилькен (о. с. 789, пр. 7) применительно к третьему папирусу, где ответчик Малих вовсе не должен быть непременно евреем, а мог быть таким же арабом, как истец, и сверх того, документ настолько фрагментарен, что вообще-то восстановление его гадательно. «Кто в действительности прав, мы знать не можем» — этот приговор Вилькена по существу применим и к остальным двум документам.

Действительно, в первом документе, как он теперь читается, евреем оказывается вовсе не продавец лошади, а третье лицо. Вот как этот документ теперь читается: «Ты написал нам» — пишет некто Менон Гермократу — «что ты (купил) для нас кобылу и что ее (надлежит получить, [axe] sthai) от еврея, имя которого нам неизвестно. Но так как он не передал нам ни кобылы, ни проходного документа на нее, мы и написали тебе это письмо, дабы ты был в курсе дела». Этот папирус открывает целый ряд возможностей:

1) кобыла была задержана евреем в обеспечение уплаты долга, причитавшегося с приведшего ее,

2) отправитель или адресат пишет просто неправду или недоговаривает чего-нибудь и т. п.

Наконец, самое вероятное:

3) адресат письма не уплатил еще продавцу полной стоимости кобылы и поэтому она, впредь до уплаты всей ее стоимости, и была помещена у еврея, как у третьего лица (mesengyon).

Поэтому, мы должны присоединиться к взгляду Т. Рейнака (Textes d'auteurs grecs et romains relatifs au judaisme 1895, p. XIV):

«Что бы ни говорили, экономический антисемитизм, этот продукт средневекового законодательства и современного финансового движения, не играл существенной роли в греко-римскую эпоху.»

3. Политические соображения, как причина античного антисемитизма.

Остается рассмотреть еще тот взгляд, по которому антисемитизм в античном мире был вызван политическими соображениями. Сторонники такого взгляда об'ясняют антисемитизм двояко: одни (юдофобы) видят причину во вредном политическом направлении евреев, другие (юдофилы) считают, что, наоборот, антисемитизм преимущественно провоцировался и даже создавался правительствами ради достижения тех или иных политических целей. Докажем неправильность и того и другого взгляда.

Что касается первого взгляда, то любопытно, что когда приходится точно формулировать, в чем же заключалось вредное политическое направление евреев, то взгляды древних и современных ученых расходятся по противоположным направлениям: одни видят причину в том, что евреи по природе были бунтовщиками и были настроены враждебно к правительственной власти, другие, наоборот, что они всегда были неизменно лояльны по отношению к каждому, в руки которого попадала государственная власть. И оба взгляда опираются при этом на достаточное количество документальных и строго проверенных данных.

О еврейской, лояльности говорят уже выше сопоставленные свидетельства о службе евреев по внутренней охране (жандармерии). Уже в 407 г. еврейская община в Элефантине в своем письме-доносе (И. М. Волков, Арамейские документы, оф. док. V, стр. 15) сообщает персидской власти о ряде изменнических действий египетского духовенства и гарнизона и при этом прибавляет: «Когда состоящие на службе (?) в египетских отрядах отпали, мы не оставили нашего служебного поста, и в нас не было найдено никакого порока».

Лояльность евреев по отношению к Птоломеям — общеизвестный исторический факт. «Евреи всегда были крайне лояльными приверженцами каждого власть предержащего и умели использовать это для постепенного получения ряда важных привилегий», (Wilcken о. с. 786). Сами евреи постоянно ставили себе в заслугу и гордились этой лояльностью, как мы видим из книги «Эсфирь», написанной в Палестине в маккавейскую эпоху, и из добавлений к этой книге, а равно и из, так назыв., 3-ей кн. Маккавеев, написанных в Александрии в эпоху современных Маккавеям поздних Птоломеев.

В кн. «Эсфирь» (2,21. 6,2) сообщается, как еврей Mapдохай обнаружил и открыл царю заговор двух царских слуг — Бигтана и Тереса; этот верноподданический поступок был якобы даже записан в царскую памятную книгу.

В египетском добавлении к этой книге (1,12) придуман даже дубликат этого рассказа: Мардохай раскрывает еще заговор царских евнухов Габата и Тарры и этот поступок также записывается в памятную книгу, тогда как противник Мардохая — Аман выставляется здесь, как сообщник этих евнухов и государственный изменник (там же, § 17,5 § 10). В, так наз., III кн. Маккавеев еврей Досифей спасает Птоломея IV Филопатора от верной смерти (1,3). В этом произведении в уста самого Птоломея IV влагаются такие заявления: «Евреи безукоризненно сохраняли полнейшую и нерушимую верность ко мне и к моим предшественникам» (5,31); «они уже с самого начала выделялись из всех народов полнейшей благонамеренностью по отношению к нам» (5,26); «они были верными солдатами нашей внутренней охраны» (5,25). Наконец, здесь прямо заявляется: «Евреи всегда сохраняли полнейшую благонамеренность и неизменную верность по отношению к царям» (3,3)[38]

Не хуже засвидетельствована и лояльность евреев по отношению к новой — римской власти. Вот как описывает Светоний (Divus Julius, гл. 84 конец) траур по Юлии Цезаре: «После его смерти, во время грандиозного официального траура можно было видеть, как одна за другой проходили толпы людей различных национальностей, оплакивавших его по своим обычаям, особенно же выделялись евреи, которые даже несколько ночей под ряд бодрствовали у его могилы».

Блудау (о, с. 58) характеризует отношение евреев к римской власти такими словами: «С тех пор, как Рим стал вмешиваться во внутренние дела Востока, евреи стали прилагать свою энергию, чтобы снискать расположение владыки мира и направить его против своих врагов. Так, еврейские цари из маккавейской династии искали в Риме поддержки против Селевкидов, точно так же и египетские евреи становились при каждом удобном случае на сторону Рима против национальной партии, которая стремилась к независимости от римского влияния. Когда консул Габиний по приказу триумвиров (в 55 в. до P. X.) возвел на египетский трон Птоломея XI Авлета, то евреи, жившие к югу от Пелузия и охранявшие подступы к Египту, заблаговременно отложились от Вереники IV, которая была проведена в регентши более слабой националистической партией (Іos. Ant. XIV, 6,2, Bell, jüd. I, 8,7). Их склонил тогда к измене Антипатр, отец Ирода Великого, точно таким же образом как позже он склонил их к отложению от Птоломея ХIII. Когда Митридат Пергамский двинулся на помощь Цезарю, осажденному в Александрии (весной 47 г. до P. X.), евреи готовы уже были броситься в борьбу за Птоломея против Митридата, но Антипатр показал им письмо первосвященника Гиркана II, и таким образом привлек их на сторону Цезаря. Таким образом, как только были затронуты их земляческие (sie! landmannschaftlichen) чувства, они отказались от борьбы за династию (Ios. Ant. XIV, 8, 1—3, Bell. jud. 1, 9, 3—5). Они поняли, что их благо зависит теперь от милости Цезаря и поспешили выявить свою преданность этому идущему в гору человеку. Снова они изменили национальному делу, когда они, следуя духу времени, в борьбе между Антонием и Октавианом с присущей им ловкостью перешли в лагерь победителя, засвидетельствовав на деле перемену в своих взглядах».

Далее, как мы видели выше (стр. 18—19), евреи даже в самой заветной для них области — в области религии — шли на большие, правда, чисто внешние уступки, для сохранения лояльности к обожествляющим себя царям и императорам.

Не меньшее количество исторических свидетельств говорит о том, что евреи были изменническим и мятежным народом. Во время большого пожара в Антиохии в поджоге обвиняют евреев (Ios. bell. jud. VII, 3, 4,). Точно так же, когда при Нероне христиан обвиняли в поджоге Рима — Tac. Ann. XV, 44, — в них видели только еврейскую секту: поджог мотивировался odio humani generis — классическое обвинение, пред'являвшееся евреям. Цельс (у Оригена, с. Gels. III, 5 = fr. 88 R § 6) считает еврейский народ мятежным уже с самого его возникновения: евреи — это египтяне, ушедшие из Египта вследствие организованного ими мятежа против государства... «Причиной отпадения был мятеж против государства». В Historia Augusta еврейское бунтарство характеризуется так (Hadrianus, с, 5) «Ливия и Палестина снова воспрянули своим мятежным духом». В склонности к мятежам обвинял евреев и александрийский антисемит Апион (fr. 63 С. § 8—9 R = Ios. с. Ар. II 4—6). Даже отказ евреев ставить в синагогах статуи императоров истолковывался, как проявление бунтовщичества (ibid). И действительно, из истории мы узнаем о нескольких восстаниях евреев против законной власти; особенно широкие размеры приняло восстание 114-115 г. по Р. Х., которое Евсевий (hist. eccl. IV, 2) характеризует так: «Весь еврейский народ только ждал поражения римлян, чтобы отплатить за все невзгоды последнего тридцатилетия; евреи безумствовали, как сорвавшиеся с цепи, подстрекаемые диким, мятежным духом». Наконец, самое подчеркивание в еврейской литературе лояльности, показывает, что евреям приходилось защищаться от обвинений в государственной измене[39]. Действительно, в, так назыв., III кн. Маккавеев (3,7) мы читаем, что приближенные Птоломея ІѴ, «утверждали, что эти люди (т.-е. евреи) не отличаются верностью ни к царю, ни к властям, но наоборот настроены враждебно и всячески стараются действовать во вред правительству. Так поносили они евреев обычно бросаемыми им упреками». В дальнейшем тексте этой книги (3, 24) Птоломей IV мотивирует свой декрет об истреблении евреев так: «на основании несомненных до­казательств мы убеждены, что евреи настроены к нам крайне враждебно, и хотим обезопасить себя от того, чтобы эти безумцы не организовали неожиданно мятежа против нас и чтобы нам не пришлось иметь в тылу этих враждебных нам изменников-варваров».

Чем же были в конце концов евреи? Сверх-лояльными или мятежниками? Очевидно, ни тем и ни другим. Как мы видели выше, в цитате из книги Блудау (стр. 54), евреи, становясь на сторону той или иной партии, считались прежде всего со своими национальными т.-е. еврейскими интересами, — ставили свои «земляческие» (landsmannschaftliche) интересы выше государственного патриотизма, как выражается Блудау. И, так как они при этом сплошь и рядом проявляли беззаветную храбрость, то неудивительно, что их считали то сверхлояльными гражданами, то закоренелыми бунтовщиками и изменниками. Действительно, они были беззаветно преданы Птоломеям до тех пор, пока последние, начиная с Птоломея VII не начали проводить юдофобскую политику. То же было и с римлянами: «покорение Иерусалима Титом, за которым вскоре последовало опечатание египетского храма, основанного Онием, вызвало полную перемену в отношении евреев к римскому правительству: прежнюю лояльность заменила пылкая ненависть к Риму» (Wilcken. о. c. 792).

Итак, евреи в древности всегда были националистически настроены, но об'ектом этого национализма было еврейство, а не та страна, в которой евреи жили. Поскольку это явление политическое, можно, конечно, говорить о политической причине антисемитизма. Об этом мы будем говорить во второй части книги, пока же заметим, что как не может быть речи о политической ненадежности евреев в обычном смысле слова (т.-е. об отсутствии национального самолюбия, выражающегося в сверхлояльности к каждому власть предержащему), так нельзя считать их и бунтовщиками par excellence: наоборот, они всячески стараются жить в мире с «хозяевами страны». Евреи — не бунтовщики, они любят мир по своей природе. В этом александрийцы могли убедиться: когда (во время погрома) они произвели обыск в еврейских домах, они не нашли там никакого оружия (Филон, in Flасе. 7, 11). При справедливых государях евреи живут мирно: они организуют восстания, только когда их выводят из себя (Иосиф, Ant, XVII, 10,6).

Юдофилы часто, говоря о политической причине антисемитизма, понимают это в том смысле, что антисемитизм создается и разжигается правительством в его собственных политических целях, напр., хотя для того, чтобы направить народный гнев, накопившийся против правительства, по линии наименьшего сопротивления. Такие попытки правительства, конечно, могли играть и играли некоторую роль в развитии антисемитизма в его отдельных стадиях, но не больше. Действительно, афинским метэкам, т.-е. поселенцам самых различных греческих и не-греческих национальностей предъявлялись обвинения, очень сходные с обвинениями пред'являвшимися в разное время евреям (государственная измена, коммерческая недобросовестность, спекуляция товарами, в особенности хлебом и т. д.) сходны были также и официальные ограничения (гетто — «черта оседлости», процентная норма и т. д.)[40]. Так как в виду крайнего разнообразия и пестроты национального и социального состава метэков не может быть речи о каких-либо общих чертах их характера, то несомненно, что здесь именно наличность ограничений явилась единственной причиной огульных обвинений. Но этого факта нельзя привлекать для параллельного объяснения возникновения антисемитизма, так как при этом останется непонятным, почему именно евреи, а не какая-либо другая из числа многочисленных наций, лишившихся в это время государственной независимости, оказались «линией наименьшего сопротивления», и вдобавок это об'яснение противоречит фактам. Действительно, в древности, правительственный антисемитизм не столь частое явление, и налицо он только там, где уже давно антисемитизмом накалена общественная атмосфера, зато наоборот несмотря на крайний антисемитизм общества, правительства сплошь и рядом берут евреев под свое покровительство. Докажем фактами оба эти положения.

Рассматривая зависимость между общественным антисемитизмом и правительственными репрессиями в древности нам придется отдельно остановиться на трех эпохах: 1) на эпохе до Птоломея II, 2) на эпохе от Птоломея II до смерти Калигулы, 3) на эпохе от Клавдия до Адриана.

Древнейшее известное в истории гонение на евреев имело место еще в эпоху персидского владычества над Египтом: это разрушение еврейского храма в Элефантине, в 410 г. до P. X. и еврейский погром в 405 г. до P. X. О погроме сообщается в следующих словах: «Вот имена женщин, которые пленены (6 имен). Вот имена мужчин, которые были найдены у ворот и убиты (5 имен). Вот дома, в которые они ворвались в Элефантине и драгоценности взятые ими»... (Sachau, о. с. Р. 15; И. М. Волков, о. с. 77). Обстановка этих погромов во всем до мелочей совпадает с обстановкой позднейших «классических» еврейских погромов. Хотя в погроме и принимает участие местная персидская власть, но она повинна лишь в попустительстве и содействии (Волков, там же, 68). Организаторами и устроителями погромов явилось египетское простонародье, возглавляемое тогдашней интеллигенцией, т.-е. духовенством — жрецами местного храма.

О том, что антисемитизм возник в результате правительственных репрессий здесь не может быть речи: по справедливому замечанию И. М. Волкова (СПР. 69) «нерасположение к евреям со стороны египтян констатировано еще в IX столетии автором библейской истории об Иосифе» (Быт. 43, 32, 46, 34) и уже накануне погрома «взаимное нерасположение египтян и иудеев повело к ряду мелких интриг и столкновений между ними» (Волков, о. с. 70). И вдобавок, в попустительстве и содействии виновны только низшие представители персидской власти, высший представитель ее — наместник Аршам, как мы видим из письма элефантинских евреев, стал на сторону евреев, и «все люди, пытавшиеся причинить зло этому храму, были умерщвлены» (Волков 72). Одним словом, как мы увидим ниже, здесь полная аналогия с погромом 38 г. — активными преследователями евреев являются народные массы, а не правительство, которое либо идет в хвосте народного движения, либо даже противодействует ему. Следующее известное нам правительственное гонение на евреев имело место в 350 г. также в сфере персидского владычества, но уже не в Египте, а в Палестине. Царь Артаксеркс Ох насильственно переселил часть евреев в Гирканию, на берег Каспийского моря. К сожалению, сведения об этом мероприятии крайне скудны: единственным более или менее надежным источником является Евсевий (Chron, ed. Schöne II p. 112; Гиероним, Синкелл и Орозий, повидимому, списывают с него, ср. Schürer, Gesch. der jüd. Volkes, 7 пр. 11). Предположение, что евреи приняли участие в восстании финикиян, и что так. обр. эта мера была вызвана политическими соображениями — домысел ученых[41]. Если с одной стороны, стать на не совсем надежную почву догадок и комбинаций, а с другой, принять не совсем достоверное свидетельство Псевдо-Гекатея (у Ioseph, с. Аріon. 1,22 § 4—6 = Reinach, о. с. стр. 230—231), то получится следующая картина. Выселение евреев в Гирканию несомненно явилось результатом какого-то еврейского восстания (в это же время восстала и Финикия), а такое восстание в эпоху теократии скорее всего могло явиться результатом религиозных гонений (Робертсон-Смит о. с. 419). Конечно, цитированные Иосифом Флавием места из Псевдо-Гекатея, не говоря уже о книгах «Эсфирь» и «Юдифь», не могут ни в каком случае считаться историческим источником, но смутные реминисценции о религиозных насилиях в персидскую эпоху они все же могли сохранить. И, действительно, вся эта исторически-новеллистическая литература, повидимому, не случайно проецирует современные ее авторам религиозные гонения именно на персидскую эпоху. Так, напр., Псевдо-Гекатей (у Иосифа Флавия, с. Ар. І, 22) говорит: «Евреи пользовались дурной славой у всех соседей и прибывающих к ним иностранцев и многократно подвергались издевательствам со стороны персидских царей и сатрапов; тем не менее, они продолжали оставаться верными своим взглядам: они претерпевали за это самые мучительные пытки и казни, проявляя необыкновенное мужество и ни за что не соглашались отступить от веры отцов». Точно так же и рассказ Иосифа Флавия (Antt. XI, 71) представляет собою религиозно-поучительную новеллу типа книг «Эсфирь», «Юдифь» и III кн. Маккавеев (с последней он соприкасается особенно близко, представляя другой вариант того же сюжета); отдельные подробности его рассказа относятся всецело не к области истории, а к литературной области — к истории сюжета; однако, общий фон — религиозные гонения при Артаксерксе III Охе является, скорее всего, достоверной исторической подкладкой. В противном случае, нельзя было бы об'яснить, почему все эти новеллы проецируются в персидское время, несмотря на то, что персы, как освободившие евреев от плена Вавилонского, имели бы, казалось, право на совершенно иную репутацию. Если так, то, может быть, соответствует исторической действительности и указание Псевдо-Гекатея, связывающего в одной фразе: «Евреи пользовались дурной славой у всех соседей и прибывающих к ним иностранцев» и: «многократно подвергались издевательствам персидских властей и сатрапов», — иными словами: и здесь правительственные гонения, скорее всего, были вызваны уже созревшим антисемитизмом.

Вторая половина первой из наших эпох — промежуток от Александра Македонского до Птоломея II (336-285), — это время, когда греческий мир впервые познакомился с евреями. Знакомство это еще не было особенно близким, так как «ассимилированные» евреи в эту эпоху еще составляли большую редкость. Отношение греческой интеллигенции к евреям в эту эпоху сочувственное[42], Феофраст (fr. 5 R из Proph. de abst: II, 26) называет евреев «народом философов», другой ученик Аристотеля Клеарх из Сол (fr. 7 R из Jos. с. Ар., I, 22) считает евреев философской сектой и рассказывает о встрече Аристотеля с вполне эллинизованным евреем, выделявшимся своей мудростью. Мегасфон (fr. 8 R из Clem, strom I, 15) также считал евреев сирийской сектой. Наконец, Гекатей Абдерский (fr. 9R из Diod, XI, 3) в своем очерке еврейской истории, в противоположность своим преемникам относился к евреям без предубеждения, кое в чем он даже симпатизирует евреям, хотя у него уже можно заметить первые слабые следы неприязни к ним. Естественно, что и о правительственном антисемитизме в эту эпоху мы еще ничего не слышим.