ЭЛИТА И «ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА» Современные элитологи и культурологи пришли к выводу, что многие философские идеи элитарности культуры сложились в западном сознании в результате освоения идейного наследия Просвещения. Ф.Ницше указывал, что можно провести впечатляющее различие между аристократической и демократической культурами.[206] В чем сущность этого отличия? Ответить на этот вопрос можно, если установить терминологическое различие между «аристократизмом» и «демократизмом», с одной стороны, и «элитностью» и «массовостью», с другой.
По нашему мнению такие понятия как «аристократическая и демократическая культуры» не следует автоматически отождествлять с дихотомией «элитарная и массовая культура». Если «элитарная» и «массовая» культуры это явление, то «аристократическая» или «демократическая» – это характеристика данного явления. И действительно, элитарная культура может носить как аристократический (сословно закрытый), так и демократический (либеральный в первую очередь) характер. Так, живопись Диего Веласкеса носила сугубо аристократический характер, поскольку он был придворным портретистом испанского короля и выполнял заказы его двора. Однако по прошествии времени все его произведения составили славу музея Прадо в Мадриде, общенациональной гордости Испании, двери которого открыты для всех. Речь при этом идет не столько о том, что это искусство перешло из аристократической среды в демократическую, сколько о том, что его произведения стали доступны для понимания различных социокультурных слоев общества. Как писал Х.Ортега-и-Гассет массы в своем духовном развитии поднялись до понимания культуры в прежнем аристократическом духе, ибо сама аристократическая-элитарная культура не может «опуститься» до уровня вкусов масс. Следовательно, элита духа воспитывает массы, а не массы диктуют ей свои эстетические вкусы.
С другой стороны, мы должны обратить наше внимание так же и на то, что внутри самой аристократической культуры достаточно часто проявлялись черты именно массовой культуры и массовой психологии. Отдельные пристрастия аристократов прошлых веков в их среде носили действительно массовый характер, ибо и среди аристократов была своя элита и были свои массы. Так повальное увлечение испанским дворянством XVI века рыцарским романом породило целую волну второстепенных и порой даже бездарных произведений, носивших именно массовый характер, в сравнении с которыми «Дон Кихот» М.Сервантеса выглядит действительно как элитное произведение, сразу же приобретшее воистину демократический характер. Пьесы Лопе де Вега или Тирсо де Молина относятся к числу элитных (т.е. классических, особо ценных, гениальных) произведений, но театр в Испании всегда носил демократический (общенародный) характер, даже если это и был королевский театр.
Учитывая все выше изложенное, мы можем предложить несколько вариантов взаимоотношений этих двух культурологических дихотомий: 1) элитарная аристократическая культура; 2) элитарная демократическая культура; 3) массовая аристократическая культура и 4) массовая демократическая культура. Все эти четыре позиции и будут составлять многообразие народной культуры. При этом под «элитарной культурой» мы вправе понимать все то, что критически воспринимается и понимается личностью, а под «массовой» – некритическое принятие культуры. Рассмотрим теперь более подробнее каждую из выше предложенных позиций.
1) элитарная аристократическая культура: как уже отмечалось, длительное время это была социально закрытая, кастовая культура высокого уровня, ценности которой доступны лишь социально привилегированным слоям общества. В настоящее время социальная сторона этого вопроса отошла на второй план, и вперед вышла способность индивида аристократически мыслить и создавать (а так же и понимать созданное) элитные произведения культуры. Элитарная аристократическая культура создала не мало шедевров искусства, которые длительное время были доступны лишь представителям этого сословия. Только буржуазные революции позволили простому человеку войти в Эскориал и в Версаль и прикоснуться к образцам элитарной аристократической культуры. В настоящее время под элитарной аристократической культурой чаще всего понимается рафинированное творчество интеллектуалов, доступное для понимания узкого круга лиц и воспринимаемое массовым сознанием как антикультура.[207]
2) элитарная демократическая культура: представляет собой элитарную культуру либерального типа, стремящуюся стать составной частью сознания всего человечества. Произведения элитной демократической культуры отличаются оригинальностью своего создания и несут на себе печать гениальности их создателей. Как правило, это культура высокого этического и эстетического уровня, специально не предназначенная для какой-либо конкретной социокультурной страты, а предлагаемая и принимаемая большею частью общества. В отличии от первого типа культуры этот тип, подчеркиваем еще раз, носит либеральный характер. Он получил широкое распространение с эпохой утверждения буржуазного «открытого общества» и является продуктом десоциализации элитарной и массовой аристократических культур. В настоящее время именно этот тип культуры является главным двигателем развивающегося в культуре человеческого духа. Именно этот тип культуры идейно питает в настоящее время все остальные типы культур, особенно последний тип – массовую демократическую культуру.
3) массовая аристократическая культура: это тоже социально закрытая, тоже кастовая культура, ценности которой основаны на общих этических и эстетических вкусах и психологии социально привилегированных слоев общества. Данный тип культуры пропагандирует принцип социокультурной избранности привилегированной страты общества и пренебрежительного отношения к иным культурным направлениям. Носителями этого типа культуры является вся аристократия, независимо от степени индивидуального достоинства. В прошлом сама «элита крови» специально создавала многочисленные социокультурные барьеры, которые было невозможно преодолеть представителям низших каст или сословий. В большей степени это касалось не столько уровня дохода или степени власти, сколько мерой овладения духовной, интеллектуальной и психологической базой этого привилегированного сословия. Проблемы двойника принца Эдуарда в романе М.Твена «Принц и нищий» носят именно психолого-культурологический характер, так как непосредственно касаются сферы его сознания. Таким образом, массовая аристократическая культура это искусственно закрытый тип культурного понимания человеческого творчества, это высокомерное присвоение отдельному сословию права на владение и понимание ценностями общечеловеческого характера. Наконец, это наследие исторического сознания правящих слоев общества, стоящих на антидемократических позициях понимания роли культуры и личности в истории всего человеческого рода.
4) массовая демократическая культура: это тот тип культуры, который в полной мере отвечает всему широкому спектру культурных запросов самых широких масс населения той или иной страны в конкретное историческое время. Ценности этих культурных произведений измеряются эстетическими, этическими и психологическими запросами массового сознания, характеризующегося эклектичностью и плюрализмом вкуса. Продукция массовой демократической культуры не отличается высоким качеством исполнения и, как правило, является копированием произведений элитарной аристократической культуры. Главная цель данного вида культуры не создание новых оригинальных произведений, а удовлетворение сиюминутного культурного или антикультурного запроса масс. В истории мировой культуры этот тип культуры вошел под названием «культура безмолвствующего большинства».[208] Таким образом, массовая демократическая (либеральная) культура основана на сугубо коммерческих основаниях и является составной частью материального производства цивилизации.
Если элитарную аристократическую культуру и элитарную демократическую культуру мы склонны рассматривать как творческое начало всей культуры в целом, то массовую аристократическую культуру и массовую демократическую культуру, как культуру потребительскую, способную лишь транслировать, но не генерировать идеи творчества. К этому следует добавить, что элитарная аристократическая культура и массовая демократическая чаще всего воспринимают друг друга как антикультуры. В этом плане два остальных вида культуры имеют больше точек соприкосновения и взаимообогащения.
Во всякой национальной культуре всегда должна быть как культура «первого ряда», так и «галерки». Право на жизнь имеет всякая культура, отражающая конкретное историческое сознание. Человек вправе сам выбрать, где ему сидеть – в первом ряду или в последнем. Для этого ему необходимо довериться своему чутью. Если ему не удобно сидеть в «первом ряду» лучше всего занять более отдаленную позицию. История убедительно показывает, что многие из первого ряда оказались выходцами с галерке и, наоборот, – на галерки оказываются те, кто по статусу, но не по достоинству сидел в первых рядах. В культурную элиту чаще всего попадают люди с заднего ряда, такие как В.М.Шукшин, Фихте или Сократ. Но там же есть места и для Луи де Фюнеса, Шарля Монтескье и Платона. Социальное происхождение здесь не имеет никакого значения. Для аристократии духа первейшее значение имеет IQ, а не голубизна «благородной» крови.
Массовая культура в своем желании копировать открытия элитарной культуры подчас доходит до смешного, доводя ее до полного абсурда. Абсурдно видеть на туалетной бумаге «Джоконду» Леонардо да Винчи или слышать Моцарта в исполнении посредственной рок-группы. Эстетика массового сознания всегда настолько эклектична, что никогда не дает ей возможность точно определиться с тем, что ей действительно соответствует. Вкусы масс меняются словно в калейдоскопе. Отсутствие постоянства позволяет манипулировать этим сознанием не только политической элиты, но и идеологам массовой культуры. Массовая культура всегда желала сделать «Венере Милосской» руки, ибо безрукую античную богиню эстетика массового сознания просто не принимает.
Мы еще раз должны особо подчеркнуть, что нет никакой необходимости отождествлять «массовую культуру» с «демократизацией культуры». Если «массовая культура» есть экономический продукт жизнедеятельности открытого промышленного попперовского общества, то «демократизация культуры» есть особого рода процесс проникновения элитарной культуры в массы, или, что тоже верно, есть постижение массами высоких достижений элитарной культуры. Для этого «проникновения» и «постижения» необходимо как минимум два неприменных условия: 1) необходимо, чтобы культурная элита осознавала потребность делиться со своими духовными достижениями с массами и 2) необходимо, чтобы сами массы стремились (т.е. тоже испытывали потребность) понять и присвоить себе достижения этой элитной группы.
КРИТИКА «АРИСТОКРАТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ» Демократически настроенные культурологи усвоили весьма банальную схему ценностных оценок культурных достижений различных социальных слоев общества. Их критика элитарной культуры сливается с неприятием культурных ценностей аристократии, якобы всегда враждебной народным культурным традициям. Здесь окончательно смешиваются такие понятия как «народная», «демократическая» и «массовая» культуры. В нашем понимании «народная культура» может выступать только как общенациональная культура, в то время как «демократическая» и «массовая» культуры выступают в роли всего лишь характеристик разновидностей народной (национальной) культуры.
Ряд современных исследователей не видят никакой разницы так же и между такими понятиями как «аристократическая» и «демократическая» культуры, с одной стороны и «элитарная» и «массовая», с другой. В их представлении аристократическая (элитарная) культура несет на себе негативный, а порой даже деструктивный характер. «В соответствии со своими «героическими» и индивидуалистическими представлениями, члены элиты, которые выдвинулись индивидуально, склонны видеть сущность культуры в ее высочайших достижениях, в шедеврах. Творения выдающихся гениев, с их точки зрения, определяют ценность культуры в целом. Культура, следовательно, воспринимается не как непрерывный поток коллективных достижений, а как отдельные взлеты творческого гения.
Иначе оценивают культуру элиты, создаваемые коллективным механизмом в условиях демократии. Они склонны видеть в культуре постепенное накопление небольших достижений, некое слияние крошечных достижений в могучую реку. В образовании так ориентированные мыслители считают хорошую посредственность более важной, чем высшие достижения. Они утверждают, что в истории судьба групп и человечества в целом более зависят от неуклонных усилий анонимных масс, чем от вызывающего благоговение взлета редкого гения».[209] Позволим себе несколько корректных замечаний относительно данной позиции, которая, по нашему мнению, несколько упрощенно понимает суть проблемы противоречия существующей между различными культурами масс и элит.
П.С.Гуревич утверждает, что «В аристократическом обществе (термин весьма оригинальный! – П.К.) правящая страта создает дистанцию между собой и низшими группами, относясь к их представителям свысока. Каждый контакт между «высшими» и «низшими» превращается в крайне формализованный ритуал. Господство над низшими группами не сводится к приказам и обеспечению повиновения. В преобладающей степени оно состоит в поддержании вертикальной дистанции, становящейся органической частью мышления не только правителей, но и управляемых. Это психологическое дистанцирование является частью аристократического иерархического порядка. Аристократические культуры неодобрительно относятся к спонтанному, импульсивному поведению, считая его вульгарным».[210] Прекрасная оценка, но только не понятно, что имеет в виду автор этой цитаты, когда говорит о неком «аристократическом обществе»? Где, когда и кто видел это самое пресловутое «аристократическое общество» в наш поголовно «демократический» век?! Если нам не будут представлены доказательства существования этого «аристократического общества», то все суждения об аристократической культуре будут носить сугубо схоластический характер, а, следовательно, и наше отношение к ним будет весьма скептическим.
Тем же автором далее утверждается, что именно «аристократические культуры обладают тенденцией к усилению дистанции, не только вертикальной, то есть между «высокими» и «низкими» группами, но и между равными. Типично аристократическая установка – это «дистанция» и формальность даже в узком кругу».[211] Вполне естественно, что между аристократическим и массовым всегда и неизбежно возникает психологическая дистанция (ПД), но так ли велика в этом вина аристократической культуры? Ведь ПД возникает не только потому, что аристократическая культура не желает принять массовую культуру и признать ее себе равной, но и от того, что сама массовая культура не может вовремя понять и подняться до уровня аристократического восприятия и мышления. Мировая история знает не мало примеров того, как именно массовая культура была инициатором усиления ПД и самым классическим примером тому является культурная политика в первые годы Советской власти (20-30-е гг. ХХ в.) в СССР, когда были просто уничтожены многие выдающиеся образцы «аристократической народной» культуры.
«Аристократические элиты – продолжает далее П.С.Гуревич, — обычно стремятся создать свою собственную «элитарную культуру». Они озабочены тем, чтобы определенные существенные черты их групповой культуры, такие как формы социального общения, развлечения, особенности речи, а также различные методы и системы знания, оставались недоступными для многих. К.Мангейм, в частности, ссылался на то, что элитарные группы интеллектуалов аристократического типа, такие как касты священнослужителей, используют в этих целях свой особый язык для посвященных, например, санскрит или латынь.[212] Использование родного языка в литературе или литургии оказывается с этой точки зрения важным рычагом демократизации культуры, поскольку при этом происходит вторжение «низших» (технологических и индустриальных) интересов в священные пределы науки».[213] В этом высказывании П.С.Гуревича и К.Мангейма есть своего рода противоречие. Традиционно эпоха Ренессанса считается как время усиления аристократического начала в культурной жизни общества. Но именно к этому времени относится становление литературного языка Италии, Англии или Франции. При этом обращает на себя внимание, что создатели этих литературных национальных языков – Данте, Чосер и Рабле – были аристократами духа!
Но вернемся к критике П.С.Гуревича: «Типичная аристократическая речь формальна, стереотипна и стилизована. Ее горизонт строго ограничен: определенные «низкие» предметы из нее исключаются.[214] Вещи, наиболее насущные для страты, борющейся за удовлетворение элементарных потребностей, такие как пища и деньги, принято не замечать как вульгарные. Такое жеманство и изысканность становятся все более вычурными по мере того, как аристократическая группа становится старше и состоит из членов, унаследовавших свое привилегированное положение, а не создавших его.[215] Первое поколение правящей группы, непосредственно переживает риск и борьбу в войне или финансовой борьбе еще не обладает такой вычурной утонченностью. Однако ее потомки склонны не замечать «жизненные факты» до тех пор, пока они живут в мире не реальных вещей, а искусственных символов.
Еще одна характерная черта моделей аристократической речи – это тенденция к жестокой правильности, стремлении исключить все «хаотическое» и нарушающее правило.[216] Выполняя требование аристократического общества Французская Академия в XVII веке предприняла стандартизацию французского языка. Французский лингвист Брюно проделал скрупулезное исследование, сравнив Словарь Французской Академии (первое издание 1694 г.) с позднейшим неофициальным демократическим документом – Французской энциклопедией. Он нашел, что энциклопедия использовала бесконечно более богатый словарь, потому что поместила в систематизированном порядке большее число технологических и индустриальных понятий, опущенных в Словаре».[217]
«Итак, — подводит итог своим размышлениям П.С.Гуревич, — различные принципы селекции элит (аристократических и демократических) приводят к характерным различиям в культуре рассматриваемых обществ в таких областях, как искусство, философия и религия, а также в современной интерпретации повседневной жизни. Гуманистический идеал культуры и образования вовсе не представляет крайний тип аристократической мысли. Он слишком универсален, чтобы быть приспособленным к потребностям небольших замкнутых привилегированных каст. Однако в известном смысле это все еще идеал элитарной группы, т.е. «культурной» буржуазии, элиты, стремящейся отделить себя от масс пролетариев или мелкой буржуазии. Гуманистический идеал отмечен в этом смысле «аристократическими» чертами».[218]
Высказанная П.С.Гуревичем мысль об аристократизме гуманистических идей отражает ту историческую реальность, которая действительно сложилась в эпоху Возрождения, когда носителем этой идеи действительно была элита. Гуманизм как идеология и идеализм как философия могли возникнуть только в элитарном сознании. Массовое сознание может породить лишь вандализм, но не высокую культуру. Идея антропологической личности могла появиться только в элитарном сознании. Она была в нем уже тогда, когда в массовом сознании все еще сидела идея о том, что личностью может быть только Бог. Отличие Средневековья от Возрождения как раз и заключается в том, что средневековый индивид противостоит личности Ренессанса. Такую антропологическую революцию могло совершить лишь элитарное сознание и высокая культура Возрождения есть прямое следствие этого грандиозного переворота мышления.
Демократизация культуры имеет всякий раз место тогда, когда общество находится в процессе либерализации своей политической и социокультурной систем. В закрытом обществе начинают действовать ложные аристократические тенденции культурного развития. Так было, например, в Германии в эпоху «третьего рейха» и в СССР в эпоху «развитого социализма», когда культурные достижения этих стран и этого времени объявлялись вершинами культурного развития «прогрессивного человечества», на фоне деградирующей культуры прогнившего буржуазно-демократического Запада. И «арийская культура» и «культура развитого социализма» имели одну общую черту – они самозвано «элитизировались». Точнее их насильственно (т.е. субъективно) «элитизировала» политическая идеология этих тоталитарных режимов. История утверждает, что такая элитизация культуры может быть навязана исключительно только политической идеологии и является прямым продолжением политической деятельности тоталитарной элиты власти. Такая «элитизация» культуры исчезает с исчезновением самой идеологии этой политической элиты. Таким образом, мы имеем дело с псевдоэлитной культурой. Той самой «культурой», которая является фактически продолжением политической идеологии и рассчитана только для подчинения масс. Такая «высокая культура» не имеет ничего общего с подлинной элитной культурой эпохи Античности или Ренессанса. Идеологическая культура представляет собой разновидность псевдокультуры и мы должны классифицировать ее совершенно отдельным образом от элитарной и даже массовой культур.
В заключение этой главы мы должны обратить наше внимание на тот факт, что элитология культуры находит свое дальнейшее развитие в элитологии образования, так как восприятие ценностей культуры есть уже процесс образование (учение) индивида в образовании (становлении) личности. В этой связи уместно напомнить слова Г.Лессинга из его книги «Воспитание человеческого рода» (1780 г.), в которой он утверждает, что культура есть отношение человека и Бога. Отношение это идет по двум направлениям: воспитанию и откровению. То, что для отдельного человека – воспитание, для всего человеческого рода – откровение. Бог воспитывает человечество, чтобы оно могло понять его откровение. Воспитание – это откровение, которое дано отдельному человеку; откровение – это воспитание, которое было дано, и теперь еще дается, человеческому роду. Бог ведет избранных (личность или целый народ) по пути духовного совершенства, осуществляя тем самым Свою культурную программу.[219] Таким образом, воспитание есть ворота человеку в культуру. Этим и отличаются варварские народы от цивилизованных, ибо в последних культура воспринимается как ценностная система идей («Заветов»), в то время как первые не рефлексируют эти идеи.
«Нет ничего реже, как знаменитый сын знаменитого отца»
Элитарная педагогика является прямым идейным продолжением элитологии культуры и рассматривает антропологический фактор как проявление дифференцирующей иерархии в основе, которой положен принцип степени развитости личного достоинства. В соответствие с этим принципом мы можем выделит несколько типов или, что более точнее, степеней возрастания такого «личного достоинства»: 1) «рядовой» или «обыденный человек»; 2) «человек способный»; 3) «оригинальный человек»; 4) «талантливый» и 5) «гениальный». Всякое возведение индивида в следующую степень будет свидетельствовать о росте в нем человеческого фактора, будет говорить о росте в нем личности – самого ценного качества, которое только может быть в человеке.
Для выяснения теоретических основ элитарной педагогике необходимо как минимум остановиться на рассмотрении таких первостепенных ее проблем как: 1) история развития элитарных учебных учреждений; 2) социология элитарного образования; 3) психология элитарного образования; 4) методика (педагогика) элитарного образования и 5) философия элитарного образования. В целях экономии времени, мы рассмотрим лишь социологические и философские основы элитарного образования, поскольку все остальные компоненты элитопедагогики требуют более детального (практического) анализа.[220]
СОЦИОЛОГИЯ ЭЛИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ Если рассматривать социологию элитарного образования как некий симбиоз социологии образования и социологии элит, то появиться видимость ее самостоятельности. «Видимость» потому, что механический перенос отдельных компонентов этих дисциплин в одно «место» может не вполне правильно привести к выявлению самого предмета исследования социологии элитарного образования. В качестве предмета социологии элитарного образования может быть обозначено следующими характеристиками: 1) изучение ныне «текущего» конкретного процесса элитарного образования, направленный на формирования элитарного сознания; 2) выявления закономерности развития педагогики элитарного образования конкретного учебного заведения; 3) сбор и обработка статистических данных о элитарном и элитном учебных заведениях и используемых ими технологий, т.е. сбор эмпирического материала о состоянии процесса элитарного образования; 4) анализ творческой деятельности и имеющегося потенциала элиты производящей элиту, т.е. деятельность научной элиты; 5) проектирование пакета требований определяющих элитность учебного заведения и составления на его основе рейтинга престижности (эффективности образования) этого образовательной организации; 6) разработка тестирующих программ по выявлению генезиса элитарных компонентов сознания. В последнем пункте социология элитарного образования напрямую смыкается с педагогическими технологиями.
Таким образом, цели и задачи социологии элитарного образования могут быть сведены к следующим трем аспектам: 1) дать по возможности максимально полное описание процесса становления и воспроизводства элитарного сознания в рамках образовательных систем (средней, высшей и после вузовской школ); 2) выработать практические методы исследования процессов формирующих элиту в рамках образовательных систем; 3) найти способы прогнозирования развития оптимальных селекционных моментов в таких образовательных учреждений.
Предметом социологии элитарного образования, следовательно, должно быть определено само реальное элитарное образование, взятое во всем его многообразии. Эта дисциплина должна поставлять эмпирический материал не только для психологии и педагогики элитарного образования, но и теоретизировать саму методологию, т.е. вторгаться и в сферу прикладной философии. Собственно говоря, уже отдельные социально-психологические компоненты паретовской социологии элит можно толковать в духе социологии элитарного образования. Парето в частности обращает свое внимание на некоторые психологические аспекты генезиса элиты. Его психологические аспекты в "Трактате по общей социологии" могут восприниматься в качестве некого прообраза социологии элитарного образования. Более конкретные элементы настоящего предмета исследования мы находим в социологии образования Э.Дюркгейма, Т.Парсонса, Р.Бодона и др. последователей этого элитологического направления.
СТРУКТУРНО-ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ КОНЦЕПЦИЯ Идейно теоретические истоки структурно-функционального анализа восходят к органической школе Г.Спенсера, структурной антропологии Б.Малиновского и А.Р.Радклифф-Брауна.[221] В целом эту концепцию можно охарактеризовать, как пропедевтику социологии элитарного образования, поскольку принципы заложенные в ней могут быть применены здесь с максимальной пользой. Важный этап в развитии структурно-функционализма связан с творчеством Э.Дюркгейма и Т.Парсона.
Французский социолог-позитивист, основатель национальной социологической школы Эмиль Дюркгейм (1858 — 1917) считал, что объектом изучения социологии являются т.н. "социальные факторы", понимаемые им как совокупность коллективных (групповых) представлений, чувств, настроений, верований, символов и т.д. Социальным фактором является всякий образ мышления и действия, способный оказать на индивида внешнее давление. Он сводит социальную реальность общественного бытия к преимущественно психологическим состояниям сознания. Природу коллективных представлений Э.Дюркгейм трактовал в духе объективного идеализма, приписывая им самостоятельное существование и принудительный по отношению к отдельному индивиду. Изменения общественного сознания он раскрывал как основу и движущую силу исторической эволюции человека. [222]
По мнению Э.Дюркгейма, составными компонентами общества выступают "индивид" и "группа", т.е. индивидуальное и групповое сознание. Именно общественное сознание выступает движущей силой эволюции, является той активной силой, которая стабилизирует и упорядочивает саму систему общества. Эволюцию социальной системы он допускал лишь как следствие нарушения социального равновесия, вызывающую общую перестройку системы ради нового порядка более высокого уровня. Наиболее несбалансированным моментом социальной системы выступает отношение индивида и группы. Механизмом, связывающих их, является общение. Если посредством общения образуются новые формы сознания, имеет место общественное производство; если усваиваются только уже существующие формы сознания — общественное воспроизводство. Этим и объясняется обращение Э.Дюркгейма к образованию и воспитанию, т.к. именно здесь осуществляется усвоение общественного сознания, что, с его точки зрения, равносильно общественному воспроизводству. Поэтому школа как социальный институт, существует и оправдана лишь в той мере, в какой она включена в производство и воспроизводство форм общественного сознания.
Интерес Э.Дюркгейма к педагогике и проблемам социализации личности обуславливается исходными установками его социологической системы. Если движущей силой общественной эволюции выступает сознание, в все общественное воспроизводство сведено к воспроизводству сознания, то образование и воспитание неизбежно становится центральным элементом общественного устройства и важным механизмом исторической эволюции. Имея дело со становлением (воспроизводством) сознания, они выдвигаются на передний план социологического анализа.
Эволюцию и современный облик системы образования, по мнению Э.Дюркгейма, определяет связь школы и государства, вовлечение индивида в процессы насильственной (внешне организованной и контролируемой) социализации.[223] Одним из видов социальных напряжений и конфликтов он видел в "праве наследования", которое изначально создает неравенство "внешних, исходных предпосылок борьбы", искажает естественный механизм взаимного приспособления личности и функции.[224] Его политические требования в первую очередь были направлены на отмену права наследования, поскольку оно (наследование) искажает справедливую социальную селекцию. Это право закрепляет некоторые социальные группы за определенными общественными функциями без учета индивидуальной предрасположенности к их исполнению. Этим подрывается один из важнейших механизмов в общественной интеграции — заслуженной вознаграждение. Именно образование призвано смягчить негативное действие права наследования, поскольку является одним из лучших способов взаимного приспособления личной предрасположенности и социальной функции. Благодаря образованию и воспитанию изначальная биологическая сущность человека получает социальную завершенность и определенность. Он считает, что "специальная культура воспитания непременно приближает нас к человеческому совершенству". [225]
Переход от "биологического" к "социальному" индивиду завершается в группе. Формируя морально-психологические чувства и установки, образование и воспитание адаптирует индивида к группе в соответствии с общим характером социальной структуры. Формирование самой способности проживания в обществе дополняется особым воспитанием специального социального предназначения, т.е. способность проживать в особой человеческой общности. Для этого необходимо так называемое "профессиональное обучение", которое приспосабливает наиболее гармоничным образом личную предрасположенность индивида и деятельность его в той или иной профессиональной сфере труда, чем достигается, по мнению Э.Дюркгейма, социальная и моральная справедливость. Устранение прямого наследования богатства создаются необходимые предпосылки для справедливой социальной селекции по способностям. Совершенствованием образования и воспитания эти предпосылки реализуются в действительности. Согласно Э.Дюркгейму, важной и самой древней функцией школы является формирование особого типа элитарной личности. Личное превосходство и врожденная личная одаренность является одной из составных отличий социализации элиты. "Воспитание формирует в человеке нового человека, и этот человек сделан из всего лучшего, что есть в нас, из всего, что придает жизни цену и достоинство. Впрочем, это созидательное свойство — особая привилегия человеческого воспитания". [226]
Образование по Дюркгейму должно цементировать, объединять вокруг фундаментальных моральных ценностей индивидов, способствовать их социальной сплоченности, упорядочивать отношения. В то же время оно должно разделять людей, распределять их по разным отраслям деятельности и социальным группам, приспосабливать индивида к особым обстоятельствам социально-групповой деятельности. Э.Дюркгейм выделяет две важные социальные функции образования: репродуктивную (воспроизводство общественного сознания) и селективную (произвести такой отбор, при котором личная предрасположенность совпала бы с объективными требованиями особой отрасли труда). Социальная справедливость состоит во взаимном максимальном приспособлении особенного индивида и особенной группы.
Ссылаясь на И.Канта, Дюркгейм пишет: "целью воспитания является развитие в каждом индивиде всего того совершенства, на которое он способен". Но что же следует понимать под словом "совершенство"? Это, как очень часто говорили, гармоничное развитие способностей человека. Поднять на самый высокий уровень все способности, заложенные в нас, реализовать их как можно полнее, но так, чтобы они не навредили друг другу, не в этом ли воспитательный идеал, выше которого невозможно было бы поставить другой?".[227] Все индивиды не могут, да и не должны, вести одинаковый образ жизни. В зависимости от их способностей им следует выполнять различные функции, и они должны жить, сообразуясь с той, которая выпала на их долю. "Не все созданы для теоретической мысли, нужны люди ощущений и действия. Но нужны и такие, задача которых — мыслительная деятельность". [228]
В 20-30 гг. ХХ века структурный функционализм получил дальнейшее распространение в Англии (Э.Нагель), а в 30-40 гг. и в США (Т.Парсонс, Р.Мертон). Помимо Э.Дюркгейма большое влияние на их развитие оказали так же работы М.Вебера, А.Маршалла, В.Парето.
Другой представитель этого направления американский социолог Толкотт Парсонс (1902 — 1979) полагал, что растущая дифференциация современного общества сопровождается возрастающей дифференциацией системы культуры, воплощающей внутреннюю расчлененность системы ценностей, донося их и охватывая ими любую особую группу и любого отдельного индивида. Неравенство социальных групп выражается у Т.Парсонса понятием "страты", неравенство индивидов внутри группы понятием "престиж".[229] Противоречие, которые возникают в результате этой дифференциации могут быть сглажены определенной системой образования. Она призвана направить "вниз" ценности самого высокого порядка общности, внедрить их в сознание, способствовать внутреннему усвоению личностью. Особое значение при этом придается принятию существующего "нормативного порядка", включающего стратификационное и престижное неравенство. Культурной легитимизации принадлежит здесь ведущая роль. Передача общих ценностей должна соединяться с формированием групповой лояльностью и обеспечивать одновременно принятие личностью места своей социальной общности в системе общества, и своего личностью престижа в структуре группы.
По его мнению, образование призвано увязать свободу в мыслях и необходимость в действиях. Необходимая для этого культурно-смысловая стандартизация образа мыслей и образа действий завязывается на согласии, социальной иерархии и принципах заслуженного вознаграждения как признании степени личного совершенства. У Парсонса это взаимосвязанные принципы: социальная иерархия вытекает из признания личных различий; личные различия воплощаются в неравном статусе и престиже. Перед учебным заведением стоит задача добиться от индивидов принятия принципов заслуженного вознаграждения и социального неравенства (как его следствия), усвоить их как внутреннее основание поведения, т.е. принять эти принципы как культуру и посредством культуры. В соответствии с этим культуру Т.Парсонс определяет так, чтобы максимально сблизить ее с явлениями сознания и превратить в удобный объект для педагогической трансформации и последующего учебного усвоения. По его мнению "культуру можно рассматривать как ансамбль символов, с помощью которых человек ориентируется в своем отношении к среде и устанавливает связи с себе подобными.[230] Необходимо также побудить индивида и к "социальному соревнованию", в котором заведомо оговорено лишь ограниченное число победителей (соревнуются все, побеждают немногие); выявить личностное неравенство при наиболее справедливых и демократических условиях, обеспечивая тем самым эффективную органическую связь личной предрасположенности и одаренности с общественной функцией.
Преобладающей ролью уже начального образования состоит по Парсонсу в том, чтобы формировать готовность принять социальную систему как иерархию страт, статусов, ролей и позиций престижа. Таким образом "учеба" в парсоновском смысле состоит в том, чтобы усвоить во время пребывания в школе иерархическое строение общества, подготовиться к проживанию в нем, приспособиться к предлагаемой им личной перспективе, смысл которой состоит в занятии предельно возможного статуса. Следовательно, способности индивида равнозначны его готовности к социальной мобильности. Поэтому "любой класс американской начальной школы в полной мере воплощает фундаментальные свойства американской социальной системы: равенство предоставленных возможностей в начале с последующим неравенством в их реализации".[231]
Парсонс указывает на необходимость совершенствовать механизмы заслуженного вознаграждения; на возможно более объективное выявления способностей и возможно более справедливое их признание. Все это должно привести к демократизации образования, понимаемая им как совершенствование правил меритократической игры, т.е. совершенствование правовых механизмов, гарантирующих формальное равенство перед образованием.
По его мнению, конкуренция окончательно перемещается в сферу учебы и воспитания, посредством автоматического признания личных способностей. Нет уже более речи о том, чтобы личность проявляла свою одаренность благодаря рыночной конкуренции. Напротив, сразу же признается, что стратификация, вытекающая из личных способностей, опосредуются сложным комплексом следующих друг за другом этапов социализации. Те, кто мог бы еще по прежним меркам считаться относительно обездоленными, получают возможность преуспеть благодаря селекции, универсалистские критерии которой обеспечивают это в превосходной степени. Школа, таким образом, социализирует и селекционирует одновременно. Она и формирует способности, и осуществляет отбор по способностям одновременно. Благодаря этому школа выступает промежуточной инстанцией, переходным звеном между семьей и личностью с одной стороны, стратой и социальной общностью — с другой.
Таким образом, Т.Парсоснс утверждает, что социальная элита формируется путем честной конкуренции в рамках справедливой социальной (прежде всего школьной) селекции по критериям заслуженного вознаграждения. Исходя из этой посылки Парсрнса можно предположить, что социальная элита (имеются ввиду данные исследований проведенных в США) состоит из самой способной, образованной, нравственно совершенной, талантливой и т.д. части общества.
Подобная позиция вызвала критику со стороны Р.Мертона и Р.Миллса. Первый критиковал Парсонса "изнутри", ради дальнейшего совершенствования структурного функционализма, второй — опровергал его исходные положения и принципиальных выводов, которые не выдерживают эмпирической проверки.[232] Критикуя конкуренцию в школе Г.К.Ашин отмечает, что поражение аутсайдеров в этой гонке за успехом, а таких большинство приводит к росту "душевных расстройств, социальных болезней личности".[233] Следовательно, социологии и психологии элитарного образования необходимо продумать меры по преодолению этих негативных последствий селекционного отбора в школе. Следует обратить внимание на то, что подобные "негативные моменты" постоянно возникают и в обычной "массовой" школе, вследствие "естественной элитизации" отдельных индивидов, что делает эту проблему всеобщей, а не исключительным атрибутом одной только элитной школы.
Согласно Дж.Миду именно соревнование (выросшее из игры детей) оказывает решающее влияние на достижение полного развития человеческой самости. Именно соревнование есть иллюстрация ситуации, в которой вырастает организованная индивидуальность.[234] Не последнюю роль в становлении индивидуальности играет понятие собственности. "Индивид, — пишет Мид, — должен иметь вполне определенную установку контроля над своей собственностью и уважения к собственности других".[235] Чтобы обладать самостью, индивид должен быть членом какого-то сообщества, от которой должен получать определенную сумму откликов, характеризующих его в моральном смысле". Организованную самость выстраивает организация установок, которые являются общими для всех членов группы. Индивид (person) является индивидуальностью (personality) постольку, поскольку принадлежит к каком-то сообществу, поскольку перенимает в своем собственном поведении установления этого сообщества. Он принимает его язык как средство, благодаря которому обретает свою индивидуальность, а затем — в процессе принятия различных ролей, которыми снабжают его все другие, — он, в конце концов, обретает установку членов этого сообщества. Такова — в определенном смысле — структура человеческой индивидуальности. [236]
КОНЦЕПЦИЯ «ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО КАПИТАЛА» В 60-тые годы на Западе возникло и получило известное распространение так называемая концепция "человеческого капитала", которая стала своего рода реакцией на "кризис" структурного функционализма. Именно в это время формируется представления об экономической рентабельности образования. Американский социолог Э.Денизон пришел к выводу, что между 1950-1962 гг. рост валового национального продукта в США был обусловлен прямыми или косвенными вложениями в образование (38%).[237] Одновременно с ним другие американские экономисты Г.Беккер и Т.Шульц пришли к таким же выводам. [238]
Согласно этой концепции, обучение и воспитание, ровно, как и любое другой усвоение культуры и духовного опыта, есть процесс накопления "человеческого капитала". Этот термин обозначает любые улучшения производительной способности индивида вследствие произведенных им расходов на образование и воспитание. Спектр необходимых вложений определяется довольно широко, включая сюда и расходы на медицину, и многие формы культурного потребления. Улучшения производительной способности тоже характеризуются разнообразно. Сюда относятся любые виды деятельности, которые ведут к повышению общественного положения (статуса, заработной платы, престижа или признания). Расходы на образование определяются как "жертва", принесенная индивидом ради будущих выгод. Сама выгода исчисляется разницей (в денежном выражении) между "жертвой" (начальными расходами, денежными вложениями в образование и воспитание) и благоприобретениями. Факторами, обусловливающими объем полученных выгод, является своевременность необходимых расходов и эффективность их использования. И то, и другое определяется степенью рациональности произведенного экономического выбора и последующего использования понесенных расходов. Рациональность выше, если меньше начальные расходы и больше полученные благоприобретения. В идеальном случае начальные расходы должны быть минимальными, т.е. должны соответствовать затратам на прожиточный минимум, а благоприобретения максимальными, т.е. по существу бесконечными; более конкретно — достижение вершин богатства и власти. Само обучение и воспитание, с точки зрения этой концепции, выступает процессом превращения экономического капитала в личностный, культурно-психологический, т.е. как реконверсия экономического капитала в культурный. Не нужны значительные начальные капиталовложения для получения практически любого социального эффекта, т.к. они не превышают обычных расходов на текущую жизнедеятельность. Остальное зависит от таланта, инициативы, предприимчивости, энтузиазма и других личных качеств. Вся совокупность этих достоинств подводиться под термин "рациональность", а вложение в образование рассматривается как рациональное экономическое решение.