3) "элита знаний" (соответствует "постиндустриальному обществу").
В условиях постиндустриального общества экономические отношения оттесняются на второй план и решающую роль начинают играть эксперты, т.е. на первое место выходит процесс "производства знаний". Отсюда и гегемония должна принадлежать элите знаний — самым способным, наиболее полезным в обществе людям. "Меритократия" — это "люди, признанные лучшими в своей сфере", "достойные восхищения", законно пользующиеся почетом и престижем.[332] Белл вводит также гарантированный минимум жизненных благ для всех, независимо от вклада людей в общественный процесс. Более того, он открыто признает, что такое общество будет опираться на "старый коммунистический принцип": "от каждого — по способностям, каждому — по потребностям", который он интерпретирует как "усовершенствование" принципа меритократии.[333]
Д.Белл с неоконсервативных позиций выступал против того, что он называл "чрезмерным эгалитаризмом" современного общества, т.е. необоснованных притязаний масс на равенство с элитой. Эгалитаризм не дает элите возможность эффективно функционировать, от чего страдает все общество. Опасность массовых, эгалитарных движений он видит в том, что их участники требуют реального равенства, равенства результатов, в не удовлетворяются формальным "равенством возможностей". [334]
Д.Белл считал, что "принцип меритократии должен проникнуть в университеты, бизнес, правительство. Общество, которое не имеет своих лучших людей во главе его ведущих институтов, есть социологический и моральный абсурд. Это не противоречит принципу честности... Принцип заслуг мне кажется необходимой основой продуктивного общества. Важно, что общество открыто каждому".[335] Таким образом, меритократическое общество Д.Белла соединяет равное уважение всех с более или менее высокой степенью отличия некоторых. Все неравенство в престиже и богатстве, допускаемые здесь, являются неравенствами, проистекающими из отличия, что делает их справедливыми: "В этом смысле мы и можем признать различия между индивидами. Это та мера, в которой хорошо отрегулированная меритократия может быть обществом неравных, но справедливым". [336]
По мнению одного из лидеров французских "новых левых" Л.Повеля именно "меритократия, основанная на отборе лучших... была бы наиболее совершенной социальной формой... Никакое человеческое общество не жило без элиты".[337] По мнению М.Янга заслуга каждого может быть объективно измерена. Искусство измерения заслуги приобретает статус науки, где действует так называемая "формула заслуги": "Intelligece and Effort together make up Merit: I + E = M" (Интеллект + Достижения = Заслуги). По этой янговской формуле получается, что цениться и сам по себе интеллект, и его способность к самореализации.[338] "Ленивый гений" — не гений. Но в начале карьеры, когда человек имеет дело с системой образования, обязанной подготовить его к достижению высокой производительности, решающим фактором отбора является внутренний потенциал человеческого интеллекта, выражающийся через так называемый "коэффициент интеллектуальности" (IQ). Существует некоторый аттестационный минимум для прохождения в элиту (свыше 125 баллов), наличие которых будет свидетельствовать о принадлежности данного индивида к меритократии.
С точки зрения сторонников меритократии, критерий относимости людей к тому или иному слою социальной иерархии учитывает различие их интеллектуальных способностей и роли в социальном процессе. "Вполне возможно, что для возникновения нашей цивилизации, — пишет А.Дженсен, — определенный процент человечества должен был обладать той способностью, которую мы называем теперь интеллектом. В то время как незначительное меньшинство (возможно, 1 или 2 %) высокоодаренных людей было нужно для прогресса цивилизации, огромное большинство было способно усваивать последствия этого прогресса". [339]
В высший слой меритократической системы войдут, таким образом, люди исключительных дарований, гении и творцы, чей интеллект является двигателем истории. Несколько ниже займут места лица, имеющие высокий "коэффициент интеллектуальности", способные развивать творческие идеи и углубляться в познание вещей. Далее может роль идти о людях со средними интеллектуальными способностями, которым доступны понимание и применение творческих идей. И в самом основании иерархии находятся те, кто вообще ни на что не способен.
Последователи А.Дженсена полагают, что таланты в обществе распределяются по "кривой Гаусса": истинно гениальные люди составляют не более 0,5% населения, столько же примерно и лиц абсолютно неспособных к какой бы то ни было умственной деятельности; число одаренных, талантливых людей определяют приблизительно в 2 %; у 25 % населения уровень интеллекта выше среднего на 10 — 30 %, но столько же и людей, у которых этот уровень на 10 — 30 % ниже среднего.[340] По этим расчетам выходит, что средним уровнем IQ обладают 47 %, т.е. большая часть общества.
В полемику с "меритократической теорией" Д.Белла еще в конце 60-х гг. вступил представитель неолиберализма Д.Роулс, подчеркивавший, что "справедливость является главным достоинством социальных институтов так же, как истина — систем мышления".[341] Его посылка как будто исходит из того же тезиса Д.Белла: "В природе человеческого сознания схема моральной справедливости является необходимой основой для всякого социального порядка: чтобы законность существовала, власть должна быть оправдана. В конце концов, именно нравственные идеи — представление о том, что желаемо, — формируют историю через человеческие устремления".[342] Однако в содержательном плане данная этими мыслителями трактовка справедливого общества исходила из различных политических установок и общественных настроений. Справедливость, как полагает Д.Роулс, не может быть концепцией, определяющей все достоинства "базисной структуры общества", которая интерпретируется им как совокупность принимаемых индивидами правил социальной кооперации. "Всеобщая концепция, определяющая все достоинства базисной структуры вместе с соответствующими ответвлениями в их противоречивости, представляет собой нечто большее, чем концепция справедливости, — это социальный идеал. Принципы справедливости являются лишь частью, хотя, возможно, самой важной частью такой концепции".[343] Принципы справедливости должны быть общезначимыми, универсальными, одинаково приемлемыми для всех членов общества, независимо от их естественных способностей, социального положения, рода деятельности, наклонностей и т.д.
Роулс понимает, что в реальном обществе невозможно достичь такого согласия между людьми, поскольку каждый, зная о своем положении в обществе, своих социальных преимуществах и недостатках, способностях и т.п., отдаст предпочтение тем принципам справедливости, которые смогут создать для него наиболее благоприятные условия доступа к желаемым социальным благам. Такими принципами в зависимости от положения индивида могут быть "равенство результатов", "равенство возможностей", "меритократия" и др.
Принцип "меритократии", доказывает Роулс, "задним числом" закрепляет и определяет существующие в обществе отношения неравенства, выдавая за личную заслугу результаты случайного распределения естественных дарований. Вместо того чтобы умерить произвольное влияние "естественной лотереи", сторонники "меритократии" стремятся дать рациональное истолкование иррациональной игре случая. К тому же нет больших оснований, считает Роулс, допускать, что распределение дохода и богатства определяется естественными дарованиями, а не "социальным жребием". [344]
Поскольку никто не заслуживает ни большей природной одаренности, ни более благоприятной стартовой позиции в обществе, принцип "меритократии" фактически сводится к риторическому оправданию со стороны наиболее удачливых статус-кво, сохранение которого сулит им возможность и далее вкушать плоды действующих правил распределения. Из этого Роулс, конечно, не выводит необходимость устранения или радикального сокращения существующих различий. Эти различия, считает он, в той или иной степени присущи всем социальным системам и обусловлены общественным разделением труда и неодинаковостью вклада индивидов, наделенных различными способностями, в дело приумножения социальных благ. Поэтому необоснованные попытки в административном порядке их устранить могут блокировать эффективность системы. Отсюда вывод Роулса о невозможности для тех, кто наделен разными способностями, обеспечить равные возможности культурного развития и личных достижений. Необходимо лишь стремиться ограничить произвольное влияние естественных и социальных случайностей. Этой цели не соответствует ни принцип "равенства возможностей", ни принцип "меритократии". "Равенство возможностей означает равную возможность оставить менее удачливых позади в личном стремлении к влиянию и социальному положению. Таким образом, меритократическое общество представляет опасность не для демократической концепции, а для утверждения иных принципов справедливости". [345]
Следуя утилитарному критерию полезности, Роулс утверждает, что несправедливость проистекает не из неравенств как таковых, а лишь из таких неравенств, которые выгодны не всем членам общества. Следовательно, "базисная структура" справедливого общества должна быть устроена таким образом, чтобы исключить необоснованные с точки зрения общей пользы неравенства, идущие вразрез с интересами хуже обеспеченных граждан. На основании этого вывода Роулс формулирует концепцию социальной справедливости, которая фактически характеризует его понимание общественного идеала: "Все основные социальные блага — свобода и возможности, доход и благосостояние, а также основы самоуважения должны распределяться поровну, если только неравное распределение некоторых из этих благ или всех их не идет на пользу наименее удачливым". [346]
Теория справедливости Роулса является, пожалуй, самой значительной в западной этике попыткой с либеральных позиций осмыслить нравственные коллизии современного общества, осуществить рациональный синтез конфликтных требований, предъявляемых этому обществу противоположными социальными классами и группами. [347]
Мы не знает, да и, наверное, никогда этого и не узнаем, почему одни люди бывают более одаренными от природы, чем другие. Самое удачное на сегодняшний день объяснение этому феномену остается то, согласно которому "естественной лотереей" руководит или слепой случай, или все предвидящий Бог. Если Роулс нами правильно понят, то принцип меритократии вовсе не противоречит его собственным прагматическим выводам относительно трактовки им понятия "справедливость", поскольку полноценное развитие индивидом своих личных достоинств, не должно вызывать в его аксиологических представлениях зависти в отношении своего более "развитого" соседа. Меритократия как раз и утверждает, что творчески развитые личности в меньшей степени подвержены подобного рода психическим аномалиям. Если Я состоялся как личность, то мне (как этому "Я") существующая иерархия не будет казаться чем-то унизительно обидным, поскольку мое "Я" реализует себя как личность. Таким образом, проблема справедливости становится предметом исследования уже персоналистической философии и социальной психологии, которые и пытаются с общечеловеческих позиций дать приблизительный ответ на данную проблему конкретной исторической эпохи и конкретной социокультурной общности.
СЕЛЕКЦИЯ ЭЛИТ Практически все исследователи элит сходятся на том мнении, что "центральное место в исследовании правящей элиты занимают вопросы ее формирования. От того, как оно осуществляется, зависит состав элиты, а значит, и социальное содержание осуществляемой ею системы господства. Решение этого вопроса имеет большое идеологическое значение. Доказать, что элита формируется на рациональных принципах, соответствующих интересам общества, и в своем составе отражает его социальную структуру, — значит оправдать ее существование и тем самым систему в целом". [348]
Идея "селекции" (от лат. selectio — выбор, отбор) напрямую вытекает из теории "циркуляции элит" В.Парето. Согласно этой его версии "удержаться" в составе элиты в условиях жесткого "естественного отбора" можно только благодаря личным качествам (достоинствам) индивида. "Неравенство распределения доходов, очевидно, зависит гораздо больше от самой природы человека, чем от экономической организации общества. Глубоких изменений этой организации было бы недостаточно для модификации закона распределения доходов" (Pareto V. Cours d'economie politique, § 1012).
Парето был убежден, что в среде элиты не может быть длительного соответствия дарований индивидов занимаемым ими социальным позициям. Последние определяются в огромной мере преимуществами, которыми пользовались индивиды с самого начала, т.е. позициями, занимаемыми их родителями. Однако законы наследования гласят: нельзя рассчитывать, что дети тех, кто умел повелевать, наделены теми же способностями. В элите всегда есть негодные для дела люди, но в своей совокупности она состоит из индивидов, обладающих нужными качествами. "Если бы аристократия среди людей напоминала отборную породу животных, в течение долгого времени воспроизводящих примерно одинаковые признаки, история рода человеческого полностью отличалась бы от той, какую мы знаем" (Pareto V. Traite de sociologie generale, § 2055).
Можно со всей определенностью сказать, что общество само изначально обладает принципом "селективности", т.е. способностью выделять (избирать, элитизировать) из общего фона, массового, нужные, актуальные, полезные для нормального своего функционирования элементы. Параметр, характеризующий эту способность качественного уровня личного достоинства избранного индивида. Более того, можно говорить о "селекции" как о некой фундаментальной категории. Так, например, психология употребляет этот термин в описании "последовательности процессов переработки информации".[349] Селекция всегда направлена на избрание избранного, поэтому все законы элиты непосредственно связаны с этим понятием. Некоторые элитологи представляют современную правящую элиту как открытую социальную группу, включение в которую обусловлено лишь личными качествами человека.[350] Особенно это характерно именно для "индивидуального массового общества", где главным критерием селекции элиты является личные достижения, т.е. "результативность".[351] Если этот критерий не работает в должной мере, то происходит вырождение этой элиты. Однако практика показывает, что и через такое сито отбора проникают не самые талантливые и результативные, а наиболее ловкие и способные к мимикрии индивиды. В результате общий уровень политической элиты не повышается, а падает. Поэтому некоторые социологи считают, что правильнее было бы говорить не о результативности (личных достижениях), а об успехе.[352] Этот критерий действительно используется при селекции элиты. Однако он вовсе не обеспечивает того абстрактного идеала ("нужный человек на нужном месте"), который некоторые элитаристы пытаются выдать за реально существующий.
По мнению западных социологов существуют четыре формы селекции элиты: 1) делегирование; 2) призвание (или назначение); 3) "самоусовершен- ствование" и 4) протекция. Подразделение это носит сугубо формальный характер. Делегирование, например, происходит не само по себе, а в результате активной деятельности самого кандидата ("самоусовершенствование") и его отбора внешними силами (назначение). В свою очередь "самосовершенствование" само по себе не может считаться решающим фактором продвижения по социальной лестнице. В лучшем случае оно лишь способствует такому продвижению, обеспечивает его делегирование или прямое назначение.[353]
Таким образом, на практике существуют всего лишь две формы отбора: косвенное назначение (делегирование) и прямое назначение. Самовыключение в состав правящей элиты следует рассматривать как действие, происходящее за рамками официального механизма селекции. Отбор сверху предполагает соответствие качеств кандидата комплекту представлений, уже господствующих в правящей элите. Этот комплект вовсе не адекватен объективной ценности данной личности не только для общества в целом, но и для господствующего класса (В.Шлюхтер).
Практически представители элиты, осуществляющие отбор той или иной кандидатуры или играющие решающую роль в этом, руководствуются четырьмя типами мотивов, сформулированными в свое время М.Вебером: 1) традиционными, т.е. стремлением выдвигать лиц своего круга и тем самым способствовать однородности и сплоченности руководящей группы; 2) эмоциональными — субъективными симпатиями или антипатиями к тому или иному лицу или группе лиц; 3) оценочно-рациональными — существующие в самой элите субъективные представления о принципах поведения; 4) доводы рационального соображения — объективно доказанной способностью кандидата выполнять положенные ему функции. [354]
Так, например, в ФРГ, для того чтобы пробиться в правящую элиту, кандидату необходимо отвечать как минимум следующим требованиям: 1) социальное положение родителей должно быть достаточно высоким; 2) необходимо определенный тип воспитания (которое, как правило, можно получить лишь в большом городе) в соединении с университетским образованием; 3) принадлежность к одной из двух основных религий и обладать совершенно определенной системой взглядов; 4) иметь профессию или род деятельности, открывающие большие шансы на продвижение.[355]
Следует сказать несколько слов и о так называемой "системе рекрутирования элит". Политологическая наука утверждает, что большое влияние на социальную представительность, качественный состав, профессиональную компетентность и результативность элиты в целом оказывают системы ее рекрутирования (отбора). Такие системы определяют: кто, как и из кого осуществляет отбор, каковы его порядок и критерии, круг селектората (лиц, осуществляющих отбор) и побудительные мотивы его действий.[356]
Существуют две основные системы рекрутирования элит: гильдий и антрепренерская (предпринимательская). В чистом виде они встречаются довольно редко. Антрепренерская система преобладает в демократических государствах, система гильдий — в странах административного социализма, хотя ее элементы широко распространены и на Западе, особенно в экономике и государственно административной сфере. Каждая из этих систем имеет свои специфические черты. Так, для системы гильдий характерны:
1) закрытость, отбор претендентов на более высокие посты главным образом из нижестоящих слоев самой элиты, медленный, постепенный путь наверх. Примером здесь служит сложная чиновническая лестница, предполагающая постепенное продвижение по многочисленным ступенькам служебной иерархии;
2) высокая степень институциализации процесса отбора, наличие многочисленных институциональных фильтров — формальных требований для занятия должностей (партийность, возраст, стаж рабам, образование, характеристика руководства и т.д.);
3) небольшой, относительно закрытый круг селектората (как правило, в него входят лишь члены вышестоящего руководства);
4) тенденция к воспроизводству существующего типа элиты. По существу, эта черта вытекает из предыдущих — наличия многочисленных формальных требований, подбора кадров узким кругом руководителей, а так же длительного пребывания претендентов в рядах данной организации.
Антрепренерская система рекрутирования элит во многом противоположна системе гильдий. Ее отличают: 1) открытость, широкие возможности для представителей любых общественных групп претендовать на занятие лидирующих позиций; 2) небольшое число формальных требований, институциональных фильтров; 3) широкий круг селектората, который может включать всех избирателей страны; 4) высокая конкурентность отбора, острота соперничества за занятие руководящих постов; 5) первостепенная значимость личностных качеств, индивидуальной активности, умения найти поддержку широкой аудитории, увлечь ее привлекательными идеями и программами.[357]
Эта система больше ценит выдающихся людей. Она открыта для молодых лидеров и нововведений. В то же время определенными недостатками ее использования являются относительно большая вероятность риска и непрофессионализма особенно в политике, сравнительно слабая предсказуемость политики, склонность лидеров к чрезмерному увлечению внешним эффектом. В целом же, как показывает практика, антрепренерская система рекрутирования элит хорошо приспособлена к динамизму современной жизни.
Система гильдий также имеет свои плюсы и минусы. К числу ее сильных сторон относится уравновешенность решений, меньшая степень риска при их принятии и меньшая вероятность внутренних конфликтов, большая предсказуемость политики. Главные ценности этой системы — консенсус, гармония и преемственность. В то же время система гильдий склонна к бюрократизации, организационной рутине, консерватизму. Она порождает массовый конформизм и затрудняет исправление ошибок и устранение недостатков по инициативе снизу. Без дополнения конкурентными механизмами эта система ведет к постепенной дегенерации элиты, ее отрыву от общества и превращению в привилегированную касту.
РОЛЬ ЭЛИТЫ В
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОМ СТАНОВЛЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА Интеллектуальное становление человечества есть мучительный процесс выкристаллизирования сущности самого человека, есть утверждение самой идеи человека во всемирном историческом масштабе, осознания им самим своего места и своей роли в иерархии духовных и материальных ценностей природы и цивилизации. Классики немецкой философии назвали этот процесс «одиссеей духа», поскольку история человека есть история становления и развития его сознания. Именно сознание человека должно стоять в центре его истории. Материальная история есть нечто иное, как отчужденная форма этого сознания. Выражаясь языком Платона, материальная история представляет собой всего лишь бледное отражение истории человеческого духа. Именно человеческий дух есть самая главная историческая ценность, главная историческая загадка планеты Земля. Современный человек фактически не на йоту не продвинулся вперед от египетских фараонов в понимании своей сущности. Мы сами для себя являемся величайшей загадкой, перед которой блекнут загадки физики, химии или механики.
Самые величайшие умы человечества бились над этой глобальной проблемой всего человечества – проблемой самого человека. Их выводы могут быть сведены к нескольким постулатам, главным из которых является тот, что человек стал осознавать себя человеком лишь в тот момент, когда в его протосознании появилось то «нечто», чего никогда еще не было ни в одном живом существе на нашей Планете. Этим «нечто» была «идея» и первой идеей была идея Бога. Именно идея Бога сделала человека человеком. Если бы в нашем сознании не появилось этой идеи человек как биологический вид никогда бы не превратился в социокультурного человека. Появление культуры стало прямым следствием осознании идеи Бога. И те, кто стали первыми обладателями этой идеи, были воистину людьми выдающихся духовных способностей, были воистину великими людьми. История человечества началась именно с момента осознания одним или небольшой кучкой особо одаренных людей своей исключительности в следствии присутствия в них идеи Бога. С тех пор обладание какой-либо ценной идеей стало неотъемлемым признаком элитности человеческого духа. С тех пор все великие идеи, идеи ставшие судьбоносными для всего человечества, зарождались и жили вначале в сознании этих немногих избранных, а уж затем становились общим достоянием всего человечества.
Современная историческая элитология называет историю развития духовного и интеллектуального потенциала человечества «элитогенезом», поскольку этот процесс всегда на прямую зависел от различных форм элитарного сознания. Во все времена судьба любого общества и государства действительно зависела не столько от воли и мудрости народа, сколько от интеллектуальных способностей тех, кто предлагал те или иные инновационные решения в управлении волей и мудростью своего народа.
Под элитой в настоящей работе мы будем понимать все то, что носит на себе печать избранности, уникальности и совершенства. При этом мы должны четко для себя различать политическую элиту, актуальность которой распространяется на определенный исторический период и элиту духа, роль которой в истории не ограничивается рамками того времени, в котором она живет. Мы могли бы допустить, что элитой является те, кто в своей деятельности производит нечто элитное. Элитное может исходить только от элиты. Однако есть такие типы элит, которые не всегда производят это нечто элитное. Вернее, производимый ими продукт является элитным только в силу своей актуальности, но весьма быстро теряет это элитное, с потерей этой актуальности. Речь идет о политической элите – главным деструктивном элементом в элитном. В этом плане мы должны подвергнуть самой жесткой критики роль политической элиты в развитии элитного вообще и интеллектуальной элиты в частности. Наш негатив относительно политической элиты основан на том, что этот тип элиты сознательно использует несовершенные технологии своего рекрутирования, что позволяет значительному количеству неэлитных элементов проникать в ее структуры и диктовать свои условия элите интеллектуальной. Роль посредственности в политической элите столь высока, что у некоторых элитологов сложилось даже твердое убеждение, что то, что традиционно называется «политической элитой» на самом деле элитой не является. Это одна лишь видимость, миф, оболочка, под которой скрываются элементы массового сознания. Политическая элита в интеллектуальном плане достаточно деструктивное явление. По своей разрушительной силе она хуже, чем толпа, так как в отличие от толпы она управляема, сознательна и имеет реальные рычаги власти. Народ, доверивший свою власть такой политической элите сам должен быть не меньшим чудовищем, чем то чудовище, которое им так бездарно управляет. Необходимо всячески ограничить степень вмешательства политической элиты на процесс формирования элиты антропологической. Эта роль должна непременно самосокращаться с углублением процесса интеллектуальной революции постиндустриального общества. Современный тип политической элиты обречен на вымирание, как в свое время были обречены на вымирание динозавры. Пытаясь выжить этот вид элиты будет или всячески противодействовать развитию интеллектуализма, или сам перестроиться и станет им. Последний вариант вселяет надежду на то, что политическая элита претерпит существенные качественные преобразования и выйдет из кризиса совершенно новой, непохожей на сегодняшнюю интеллектуализированной элитой.
Роль интеллектуальной элиты в интеллектуальном становлении человечества является тем самым краеугольным камнем, тем самым стержневым фактором, без которого само этого явления никогда бы не могло возникнуть. Развитие интеллектуального потенциала со всей очевидностью показывает неприемлемость каких-либо непрофессиональных действий. Дилетантизм и интеллект – вещи абсолютно несовместимые. Интеллект – это особого вида дар, обладание которым дает возможность производить нечто, чего никогда не бывает в природе. Если рассматривать результаты интеллектуальной деятельности в качестве особого товара, то в сравнении с любым другим продуктом, его производство сопряжено с огромным напряжением духовных и умственных возможностей личности, творцом этого труда. Дилетантизм представляет собой неразвитый интеллект, обладающий желанием (т.е. потенцией) быть самодостаточным, но не имеющий возможности эту самодостаточность в себе развить. Эта интеллектуальная импотенция дилетантизма формирует в его сознании комплекс неполноценности и утверждает его в мысли, что он имеет какое-то право критиковать тех, кто обладает и реализует свой интеллект. Профессионалы в достаточной степени ощущают на себе всю пагубность «критики» дилетантов их творчества. Особенно это заметно в литературе и искусстве, где даже бытует шутливое убеждение, что все профессиональные критики есть несостоявшиеся профессионалы. Дилетанты перерабатывают лишь то, что создает интеллектуализм. На самостоятельное создания чего либо кроме критики уже существующего они не могут. Таким образом, дилетанты пытаются изменить вокруг себя ту среду, которая не подходит для них. Они меняют лишь то, что под силу их скромным силам, но, повторяю, ничего принципиально нового они создать не могут.
Интеллект, напротив, – это то, что меняет вокруг себя пространство, иначе это уже не интеллект. Интеллект просто испытывает потребность в преобразовании окружающего его материала. В противном случае он превращается в простое психическое явление. Интеллект напрямую связан с человеческим достоинством. В ком достоинство отсутствует, в том интеллект сохраняется лишь в потенциале, в возможности быть развернутым, в случае пробуждения в нем человеческого достоинства. Но главное назначение интеллекта – творить, т.е. быть не только творением, но и самим быть творцом. В этом и есть реализация идеи всеединства творца и творения.
Уже у первобытных племен мы обнаруживаем в их коллективной памяти следы деяния каких-либо выдающихся предков. Кто-то первым добыл для рода огонь (и стал богом огня), кто-то первым натянул тетиву лука или изобрел топор, кто-то первым сделал глиняный горшок (и стал божеством охоты и ремесел), кто-то, на худой конец, просто объявил себя сыном какого-нибудь божества (и стал героем, основателем аристократического рода). Все эти выдающиеся поступки выдающихся людей оказали определенное влияние на процесс становления коллективного сознания данного рода или племени. В сознании дикарей они стали неотъемлемой частью их культуры, религии и политики. Первобытное сознание начинало мыслить этими избранными категориями, которые постепенно складывались в целую аксиологическую систему, понятную лишь этому общественному субъекту. Могла ли вообще сложиться человеческая цивилизация, не будь этих аристократов духа?! Не является сама родовая аристократия (элита крови) продуктом более ранней аристократии – духа?! Если исторические образы аристократии духа стали спустя время основами идеологии господствующего класса, страты или сословия, то и само государство обязано своим появлением именно этому типу аристократии.
В сознании древних постепенно складывалось убеждение, что все великие открытия могли быть сделаны только великими людьми, что простому смертному никогда не достичь вершин тех, кто изобрел лук со стрелами или водородную бомбу. Действительно сегодняшний обыватель особенно далек от изобретения на собственной дачи водородного оружия, хотя может показаться, что дикарь-обыватель был гораздо ближе к самостоятельному изобретению лука на своем «приусадебном участке». Интеллектуальная элита тем и знаменита, что она сделала лицо современного человека, сделала его носителем культуры и хозяином цивилизации.
Конечно Цицерон, Цезарь и Сенека составляют славу своего времени. О древних римлянах мы судим, сопоставляя их с выдающимися личностями той эпохи. Достижения науки и техники того времени, несомненно, составили фундамент современных промышленных и научных технологий, хотя безнадежно и устарели. Но достижения в области искусства и философии нас впечатляют и по сей день. Индустрия античности давно уже ни кого не интересует, зато с каждым годом возрастает интерес к античной культуре.
Однако роль различных типов элиты на становление интеллектуального потенциала человечества неодинакова. Мы вправе говорить как минимум о двух типах таких влияний: 1) краткосрочное (где можем в свою очередь выделить – а) актуальное и б) пассивное) и 2) долгосрочное (где также выделим указанные выше параметра) К типу 1а как правило всегда относятся действия политической элиты, а к типу 2а – деятельность элиты знания (аристократии духа).
Нас сегодня в меньшей степени волнует духовное наследие английской королевы Елизаветы Тюдор, актуальность действий которой распространялась на все ее царствование. Но роль ее придворного актера В. Шекспира на развитие интеллектуального потенциала современного общества – специальная проблема, феноменом которого будут заниматься еще не одно следующее за нами поколение.
Представим себе на минуту, что не родился Моцарт, Ньютон, Чайковский или Эйнштейн. Образовавшиеся, прежде всего, интеллектуальные пустоты были бы черными дырами общественного сознания. Но если в случае с Ньютоном или Эйнштейном мы могли бы рассчитывать на то, что через какое-то время их вклад в интеллектуальную копилку человечества будет все таки рано или поздно кем-то восполнен, то в случае с Моцартом и Чайковским мы такой гарантии не имеем. Мы не знаем, сколько еще потенциально талантливых поэтов родилось вместе с Овидием или с Есениным и не сумевших реализовать в себе заложенный в них потенциал, но духовное одиночество этих двух гениев может быть следствием отсутствия именно этой реализации.
Ту роль, которую элита духа играет в процессе формирования интеллектуального потенциала всего человечества можно сравнить с тем, чем является для растений хлорофилл, или для муравьев их кислота. Сам факт существования человечества как единого социокультурного явления в значительной степени связан с активной деятельностью самых лучших (элитных) его представителей. Накопленные предшествующими поколениями знания являются самым главным доказательством существования прямой зависимости человечества от деятельности интеллектуальной элиты. При этом следует обратить особое внимание на то, что на одного талантливого новатора приходится как минимум сто столь же выдающихся трансляторов, которые и составляют основу интеллектуальной элиты общества. В свою очередь их собственное соотношение со всем остальным обществом будет приблизительно таким же, как и в первом случае.
Всякую историческую эпоху мы оцениваем, прежде всего, по качеству творческой активности интеллектуального типа элиты. Так о времени первых римских императоров конец I в. до н.э. — I в. н.э. мы знаем исключительно благодаря творческой активности историков того времени (Светоний, Тацит, Плутарх и др.), которые в своих трудах увековечили политическую элиту своего времени. Ни будь Светония или Тацита, кто бы сегодня вспомнил о Нероне или Гае Калигуле? Таких имен современная историческая наука не знала или имела самые смутные о них представления. То, что Цезарь и Август вошли в историю, заслуга не столько самих этих персон, сколько тех историков, которые описывали их «славные дела». В принципе «славные дела» Цезаря были направлены не на усиление интеллектуального потенциала человечества, а, напротив, на его дестабилизацию, так как шло систематичное уничтожение самых лучших умов того времени.
С самого начала элита духа осознавала свою избранность. Их избранность базировалась не только на их собственном мнении, но и на мнении общественном, видевшим в них явные признаки неземного присутствия. В те времена все то, что превосходило средний уровень человеческого, непременно приписывалось божественному. Главным сокровищем элиты духа было знание. Представители этого типа элиты первыми оценили значимость стратегической информации и цену владения этими знаниями. Постепенно сформировалась и целая концепция, согласно которой все знание было поделено на два класса: экзотерическое (доступное для всех) и эзотерическое (предназначенное только для профессионалов). Именно эзотеризм знания стал одним из важных критериев элитарного сознания. Собственно говоря, эзотеризм и стал элитностью в гносеологической области. Роль эзотеризма в формировании общечеловеческого интеллекта была необычайно высока.
Традиционно под "эзотеризмом" принято понимать идею, теорию, предназначенную только для посвященных, избранных, понятную лишь специалистам, в противоположность "экзотеризму" в смысле "популярный", "доступный" и не специалисту. Эзотеризм в структуре элитарного сознания выполняет функцию особой системы знаний (посвященности), открывающей субъекту доступ к стратегической информации. История идеи эзотеризма начинается задолго до того, как ее основной принцип прозвучал в Евангелии от Матфея: "не мечите вашего бисера перед свиньями" (7:6). Так уже древнегреческий географ и историк Страбон (64 до н.э. – 24 н.э.) в своей «Географии» жаловался на то, что египетские жрецы скрывали от эллинов какие-то тайные знания; древнеиндийский текст "Сурья-Сидхате" подтверждает слова Страбона, указывая на то, что "...тайну богов не следует разглашать всем подряд".[358] Более поздние мировые религии, кроме открытой своей части, также имели и свод неких тайных знаний, которые охранялись самым тщательным образом (Э.Шюре).