Если хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах.
Думали ли вы когда-нибудь о смысле своей жизни больше десяти минут кряду?
Это не риторический вопрос. Правда, думали или нет? Вот так, чтобы сесть, по-настоящему сосредоточиться, озадачиться, перечислить все возможные варианты, рассмотреть каждый из них в отдельности, взвесить и прочувствовать?
Бьюсь об заклад, что нет. И никто о смысле своей жизни так не думал. Потому что это невозможно.
Задаваясь вопросом о смысле жизни, мы с неизбежностью натыкаемся на пустоту и начинаем судорожно сучить пространными идеями про «самореализацию», «семью и детей», про «вклад в общее дело» и «что после меня останется?».
Мы пытаемся закрыть этими словами зияющую дыру в реальности.
«Самореализация» — это абстракция. У человека есть конкретные способности, и он совершает конкретные поступки. Но «самореализация» — это лишь красивое слово.
Нет «семьи и детей», есть конкретные Вася или Маша, Петя или Ксения. Они цель и смысл вашей жизни? Вы уверены, что другой человек, у которого своя жизнь, своё отношение к жизни, свои нужды и потребности, может быть смыслом и целью вашей жизни?
Нет никакого «общего дела» и того, что «после нас останется». Это просто такие идеи. Есть то, что происходит в вашей жизни, — и вы или считаете важным этим заниматься, или вам на это наплевать. И всё это в любом случае рано или поздно превратится в ничто.
Таковы факты. И даже миллионы слов их не изменят.
Возможно, вы хотите узнать, как так получилось, что все говорят о каком-то «смысле жизни», если его на самом деле нет?
«Все говорят», потому что так они спасаются от страха перед бессмысленностью собственного существования.
Этот страх укоренился в нас чуть ли не с самого детства. Но поймите: тот факт, что вы чего-то боитесь, не значит, что оно — то, что вас пугает, — действительно есть.
В том самом детстве вы, возможно, боялись каких-то привидений, барабашки, Бабы-яги. Но это не значит, что они существуют или когда-либо существовали в действительности.
Страх чего-то — не доказательство существования этого «чего-то».
Так и с «бессмысленностью жизни»: то, что вы можете переживать из-за ощущения бессмысленности собственного существования, не делает предмет вашего переживания реальным. Достаточно, чтобы кто-то рассказал вам о том, что «смысл» у жизни «должен быть», чтобы вы в это поверили и начали его искать.
А где доказательство, что его вообще можно найти? И зачем искать, если предмет вашего поиска — лишь чья-то неудачная выдумка?
Если дело в банальном страхе смерти — это другой вопрос. Но и отвечайте себе на него, а не придумывайте лишней ерунды.
Поверьте, перестать бояться смерти не так сложно, как кажется. А почувствовать, что жизнь вам важна и нужна, — это уж точно не проблема. Мы ощущаем это инстинктивно, в нас это природой заложено — хотеть жить.
Глупости начинаются там, где мы запутались. А бессмысленные слова — это лучший способ торжественно и многозначительно заблудиться в трёх соснах.
Итак, нам постоянно рассказывают про какие-то «цели» и «смысл», про «достижения», «личностный рост» и «самореализацию». Говорят убедительно, приводят примеры — мол, вон кругом все святые, прозревшие, звёзды и миллиардеры! А ты-то что? Ты-то где?
Да, стыдят по полной — мол, все люди как люди, а ты, понимаешь, неуч без цели и смысла! Возникает, естественно, тягостное чувство неловкости — и действительно, чего это я-то не как все нормальные люди?
Когда мы окончательно пристыжены и растеряны, нас принимаются мотивировать: «Поверь в себя! Не сиди сиднем! Ты можешь! Просто сделай это!».
Набор пустых и бессмысленных фраз, но звучит так феерично, так вдохновляюще и так хорошо продаётся, что разум гипнотизируется окончательно.
Сила этой «пропаганды» настолько велика, что нет никакой возможности ей противостоять.
Не торопитесь читать дальше, просто задумайтесь — вы действительно знаете конкретные примеры нерелигиозных смыслов и целей? Вы и вправду понимаете, о чём идёт речь, когда кто-то говорит о «смысле жизни»?
Нам столько раз говорили про какие-то мифические «смыслы» и «цели» человеческой жизни (которых никто никогда в глаза не видел), что мы просто поверили в их существование. Поверили на слово!
На самом деле всё это, конечно, такая же чушь, как и сказки про Спасителя, который спит и видит, чтобы о каждом из нас позаботиться.
«Цель» и «смысл» — оплот всякой религиозной доктрины. Нас призывают заслужить расположение божества и по гроб жизни следовать его заповедям. Ну и правильно, а как ещё заставить примитивных и необразованных людей соблюдать общественный порядок и поменьше убивать друг друга?
«Достижения», «личностный рост» и «саморазвитие» — это, казалось бы, те же яйца, только в профиль: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что, но на светский манер. И цель у соответствующих ораторов схожая — держать всех нас в тонусе, направлять на созидательные дела и попутно на этом зарабатывать.
Тут нам, впрочем, даже гипотетического Царствия Небесного пообещать не могут. В лучшем случае говорят, что где-то в конце пути должно стать полегче. При этом, когда будет этот «конец пути», никто предусмотрительно не уточняет. Просто идите и всё, там видно будет.
Что видно? Почему видно? Кто видел? Эти вопросы остаются без ответа.
«Мы пытаемся закрыть этими словами зияющую дыру в реальности».
И пока мы во всю эту чушь верим, мы будем парализованы. Всякого рода подобные инструкции-мотивации совершенно непонятны и вилами по воде писаны — что конкретно делать, куда конкретно бечь?
В результате мы просто стоим на месте как вкопанные, терзаясь недоумением: а почему, собственно, у других людей есть эти «цели» и «смыслы», «достижения» и «самореализация» , а у нас — нет?
Правда в том, что этих загадочных «других людей» тоже нет. Можете мне верить, а можете не верить — дело ваше. Но это так. Если же кто-то на трезвую голову говорит вам, что у него всё это есть — и «цели», и «смыслы», и «развитие», — он или врёт, или сам себя запутал.
После того как мир, выстроенный буквально от начала времён на религиозном мировосприятии, канул в небытие, а Фридрих Ницше возвестил «смерть Бога», «цели» и «смыслы», какими их когда-то придумали, перестали существовать.
Теперь это только тени и призраки, как говорят философы: «симулякры симулякров».
Мы живём в эпоху, которую принято называть «постмодерном», то есть временем, когда всё устарело и потеряло былую ценность. Больше нет прежних, пусть и фиктивных, но опор, которые давала человеку религия, подкреплённая ограниченностью наших знаний.
Но чем больше мы узнаём, тем сложнее верить в сказки.
Почему наша культура перестала порождать «звёзд», «кумиров» и прочих «идолов»? Потому что в них нет больше тайны, загадки. Жизнь любой «звезды» теперь как на ладони. Они стали доступными — любой может написать им в Twitter и даже послать на три буквы, если захочет.
Диагноз «постмодерн» поставили человечеству ещё в прошлом веке. Сейчас пошли «осложнения», вызванные информационным штормом и четвёртой технологической революцией[9].
Даже катастрофические прогнозы О. Шпенглера, М. Хайдеггера и Ж. Бодрийяра выглядят на этом фоне верхом оптимизма.
Но кто об этом задумывается всерьёз? Немногие. Большинству, впрочем, достаточно гаджетов, роликов в интернете и ленты в социальных сетях. Подумать о чём-то другом, о своей жизни, и по-настоящему, — нет. Это нам не с руки, лень и некогда.
Мы лишь тешим себя фантазмами счастья — красивыми картинками шикарной жизни в Instagram, обнадёживающей рекламой брендов, духоподъёмными историями и бесчисленными мифами о счастье, которые тиражируются масс-медиа.
Да, эти самые масс-медиа всё ещё умудряются ловко имитировать «счастье». Но это лишь «лунная походка» — вроде бы вперёд, несмотря на то что назад. Не следует обманываться цирковыми трюками.
Убедиться в том, что все эти обещания «счастья» лишь пустое славословие, труда не составляет. Достаточно попросить его бесчисленных проповедников — коучей, селебрити и «лидеров мнений» — дать чёткое и внятное описание того, куда и с какой целью они мотивируют нас идти.
И если служители религиозного культа легко с этим заданием справляются, требуя от нас слепой веры (а это, как вы понимаете, удар ниже пояса), то прочие «учителя жизни» тут же садятся в лужу.
Стоит ли удивляться, что многие молодые люди вновь начинают задумываться — а не пора ли нам обратно в Церковь, к Господу поближе да к образам?
И правда, когда горе-мотиваторы начинают в очередной раз рассказывать про «наполненность жизни», про ощущение её «ценности», про «радость каждому дню», становится как-то не по себе.
О чём конкретно говорят эти проповедники «развития»? Да так убедительно!
Но если справиться с этой оторопью (мол, ну не могут же нас так откровенно обманывать?!) и продолжать настаивать, требуя ответа на свой вопрос, то выяснится, что «наполненность» в этих речах — это просто метафора, «ценность жизни» — фигура речи, а «радость каждому дню» — и для самого проповедника большая и неразрешимая проблема.
За проповедниками счастья нужно наблюдать не когда они на сцене и в свете рамп, а когда они за кулисами. А за кулисами, поверьте (я слишком долго работал на телевидении и в шоу-бизнесе), совсем не то, что на сцене.
В предыдущей главе мы сформулировали базовое «противоречие»: если твоя жизнь тебя не устраивает, но тебе кажется, что ты думаешь о ней правильно, то где-то тут закралась ошибка.
Это как раз тот самый случай: страдать от бессмысленности жизни и думать, что смысл в ней есть, — это противоречие!
Попытки придумывать «цель» — это тоже оксюморон. Цель — это то, к чему стремятся. Она возникает как результат наличия стремления. И у вас или есть стремление, или его нет. Всё! Цель без действительного стремления — это фикция.
Страшно признать, что у вас нет стремления? Страшно осознать, что ваши цели эфемерны? Боюсь-боюсь?
И что будем делать — обманываться и дальше? Будем убеждать себя в том, что какое-то стремление у нас типа есть, но только слабенькое, и мы не можем его нащупать? Можно, конечно, и так. Только делу это не поможет.
Разумнее, мне кажется, начать с правды. Что страшного в том, чтобы просто признать отсутствие у нас каких-то очевидных стремлений? Полагаю, от этого факта никто умереть не должен. Зато теперь мы можем оглядеться вокруг. Тут-то, возможно, у нас и появится какой-нибудь интерес. А там, глядишь, и до стремлений недалеко!
Но пока мы обманываем себя, мы слепы. Ложь — признак страха. И нет силы, которая ослепляла бы нас сильнее. Пока мы боимся, мы не видим ничего, кроме собственной лжи.
Миллионы людей живут с мыслью, что им нужны «цель» и «смысл», «достижение» и «развитие», но они-то и страдают больше всех остальных! По крайней мере, точно сильнее тех, кто на этот счёт вообще не «запаривается».
«Нам столько раз говорили про какие-то мифические «смыслы» и «цели» человеческой жизни (которых никто никогда в глаза не видел), что мы просто поверили в их существование».
Если вы действительно хотите изменить себя и свою жизнь, придётся признать, что вся эта система «мотиваций на счастье» — лишь набор заблуждений, и пора уже начать думать по-другому.
Но как именно по-другому? Это, я надеюсь, мы поймём, когда обнаружим замок «случайности» и откроем его ключом «противоречия».
Но приготовьтесь — нам предстоит разрушить многие прежние «ценности». Готовы ли вы на это?
Какова роль «случая» в вашей жизни?
Вероятно, кто-то из вас скажет, что ему обычно «везёт», а кто-то — что «не везёт». Но и то и другое — явления, согласитесь, эпизодические. Значит, мы должны заключить, что основной частью вашей жизни управляет закономерность[10].
Если же мы начнём детально исследовать свою жизнь, то обнаружим, что она, с одной стороны, сплошная череда случайностей. С другой — выяснится, что за каждой такой случайностью стоят вполне определённые закономерности.
Иными словами, всякая «случайность» «закономерна».
Задумайтесь: каков был у вас шанс появиться на свет?
Наши матери имели в среднем по 400 яйцеклеток. В одном эякуляте мужчины содержится примерно миллион сперматозоидов. Соответственно, вероятность того, что наш сперматозоид встретится с нашей яйцеклеткой, составляла примерно один на сто миллиардов. Столько людей жило на планете Земля за всю её историю. Это ли не случайность?!
Причём были, конечно, ещё и нюансы. Например, незадолго до моего появления на свет у моей мамы была замершая беременность. Если бы тот парень не капризничал, а всё-таки решил родиться, меня бы вообще никогда не существовало. Мои шансы были бы равны абсолютному нулю.
То есть наше с вами появление на свет — вопиющая случайность! Ни один статистик не позволил бы нам играть в лотерею с такими расчётными шансами. В каком-то смысле (если бы, конечно, жизнь была раем) нам несказанно повезло!
Но так дело обстоит только с нашей, сугубо личной точки зрения, которая, конечно, никого в этом мире (за исключением нас самих) не интересует. И если займём уже известную нам метапозицию, то обнаружится следующее...
«Страдать от бессмысленности жизни и думать, что смысл в ней есть, — это противоречие!»
В ситуации, когда половозрелый мужчина вступает в сексуальный контакт с половозрелой женщиной (которая находится к тому же в стадии овуляции), зачатие и последующее рождение ребёнка случайностью не выглядят.
Теперь в качестве примера рассмотрим статистику смертей.
Большинство из нас умрёт от сердечно-сосудистых заболеваний (инфарктов или инсультов), чуть меньшая часть — от рака, следующая группа — от травм (в основном это гибель в результате ДТП и суициды), и дальше длинный хвост «нормального распределения»: болезни лёгких, почек, Паркинсона и прочая медицинская казуистика[11].
Конечно, нам лично не наплевать, от чего мы умрём и как это произойдёт. Для нас причина нашей смерти будет выглядеть фатальной и непредсказуемой случайностью. Но на самом-то деле эта случайность иллюзорна!
Как говорил один из моих преподавателей — профессор-онколог: «Все мы умрём от рака, только не каждый до этого доживёт». Да, онкология неизбежна: раковые клетки возникают в организме постоянно, и лишь мощный иммунитет помогает нам с ними до поры до времени справляться. Но с возрастом раковых клеток появляется всё больше, а иммунитет становится всё слабее, и в какой-то момент битва, в которой мы столько лет побеждали, будет нами проиграна. Не умереть от рака нам поможет только то, что мы умрём от чего-то другого.
То есть всё это фундаментальные закономерности. Чем внимательнее и глубже мы вглядываемся в то, как всё работает в этом мире, тем очевиднее становится этот факт: строгие законы управляют и всем мирозданием, и каждым из нас в отдельности, а вовсе не «случай, бог-изобретатель».
Карты путает то, что у нас с вами есть то самое наше «личное мнение» (которое, как мы уже выяснили, никому во всей Вселенной не интересно). Если же его (нас) вычесть из данного уравнения (а никто, поверьте, не всплакнёт и не вздрогнет), то мы получим вовсе не «досадную случайность», но совершенно нормальную закономерность!
В 23 года я заболел периферическим параличом Гийена — Барре по типу Ландри. Это как раз та самая медицинская казуистика — примерно один случай на миллион человек.
Заболевание настолько редкое, что в учебниках по нервным болезням ему отводится ровно две строчки, которые я могу теперь процитировать дословно — врезались в память (а когда учился, даже не обратил на них внимания):
«Периферический паралич Гийена — Барре по типу Ландри — восходящий паралич аутоиммунной природы. Обычно больные умирают в течение первых двух суток». Всё. Точка[12].
Когда кто-то узнаёт про мою болезнь (меня выдаёт то, что я хожу с тростью), то первая реакция вполне естественного сочувствия выглядит так: «Господи, как же вам не повезло!»
Уже столько лет прошло, но это по-прежнему вводит меня в ступор.
Во-первых, мне сильно повезло остаться в живых, хотя для других эта болезнь действительно оказалась той самой точкой. То есть многое зависит от того, с какого угла на это дело посмотреть.
А во-вторых, и это самое главное: наличие такого жребия не есть вопрос везения или невезения. Какое-то количество людей должно было заболеть в этот год моим Гийеном — простите — Барре, и я попал в этот список. Вот и весь сказ!
Ещё какое-то количество людей должно было погибнуть в тот же год в результате ДТП, у кого-то должен был родиться ребёнок с синдромом Дауна, кому-то предстояло узнать, что у него рак яичек, а кого-то обрадовали номинацией на Нобелевскую премию.
И в чём тут везение или невезение? Всё это происходит регулярно, в больших количествах, и более-менее равномерно, тонким слоем распределяется по всему народонаселению: если у вас не то, так — это, не там, так — тут.
Это такой общенародный банк «подарков» — огромный список событий, которые должны были произойти с людьми на этой планете, потому что действуют соответствующие закономерности, а именно: люди подвержены аутоиммунным болезням, гибнут в результате ДТП, рожают детей с патологией, болеют раком, получают Нобелевские премии и т. д. и т. п.
То, что нам кажется «случайностью», есть лишь наше восприятие закономерностей, осознать работу которых мы зачастую просто не в силах.
Иными словами, пока всё выглядит так, будто бы мы бездушные броуновские тела, которые движутся в потоке неких событий и лишь считают их случайными, хотя на самом деле всем правит некий невидимый Рок.
Подобный детерминизм кажется, конечно, несколько странным. Но на самом деле именно он лежит в основе науки и он же, вы не поверите, обосновывает веру людей в астрологию, в «высший смысл» и прочее «провидение».
Что ж, приглядимся к этому Року повнимательнее. После того, что мы знаем об экспериментах Либета, это тем более интересно!
Начни человек с изучения самого себя, он понял бы, что ему не дано выйти за собственные пределы.
Если мы хотим понять, что такое этот самый Рок, нам нужно прежде всего честно взглянуть на свою «человечность».
А нам ведь столько про неё всякого понарассказывали — что мы, мол, «личность», что у нас есть «самость», что мы «ответственны за свой выбор», что перед нами «все пути открыты» и т. д. Но так ли это?
В конце девяностых — тех самых «лихих девяностых» — я подрабатывал психиатром в детском приюте. И это, надо признать, был весьма отрезвляющий опыт.
Времена царили тогда, кто помнит, непростые: безработица, подчас даже голод, заказные убийства, проституция, наркомания. Так что «потерянных» детей в городе было много. В нашем приюте их держали до решения суда, а потом — или обратно в семью, или в детдом.
Моя задача была оценить психическое состояние ребёнка, заполнить его медицинскую карту и дать соответствующие рекомендации персоналу.
Но в случае, о котором я хочу рассказать, всё это было сделать, прямо скажем, непросто.
Едва я оказался в тот вечер на пороге приюта, как на меня тут же напала медсестра:
— Доктор, идите сразу в кабинет! Мы их там заперли пока. Грудничком занимаемся, а с этими что делать — ума не приложу!
Честно говоря, сотрудников приюта, видавших всякое, удивить чем-то было трудно, поэтому я сразу напрягся. И не зря.
— Пару часов назад привезли, — продолжала сестра, пока мы шли по коридору. — Наркоши проклятые! Держали детей в кладовке. Все в ссадинах. Привязывали они их, что ли?.. Я даже не знаю, сколько им лет!
В дальнем углу комнаты, сжавшись в комок, сидела девочка. Под кушеткой для медицинского осмотра послышалось странное резкое ёрзанье, и кто-то там замер.
— Под кушеткой — двое, — сказала медсестра. — Мальчик и мальчик.
Постояв так несколько секунд, я пошёл за игрушками в игровую комнату. Вернувшись, положил их перед кушеткой, а сам сел за стол.
Некоторое время я что-то писал, изображая полное безразличие. И лишь краешком глаза подглядывал за детьми.
Когда они стали подавать признаки жизни, я снова вышел — на сей раз за печеньем и конфетами.
Не помню, сколько всё это продолжалось, пока, наконец, дети привыкли к моему присутствию.
Подкроватные малыши выползли из своего убежища и принялись разглядывать игрушки. Девочке я предложил сладкое и сказал, что она может дать его братьям.
На вид ей было лет десять. Речь она освоила плохо — говорила отдельными словами, едва их выговаривая. С трудом понимала, а то и вовсе не понимала элементарные вопросы.
Впрочем, братья — одному было на вид около шести, а другому где-то четыре — не говорили вовсе.
Сообразив, что им ничто не угрожает, они стали кричать, визжать, драться, не производя при этом никаких членораздельных звуков.
Передвигались мальчики на четвереньках. Старший мог встать на ноги, но, сделав пару шагов, тут же пригибался к младшему, и начиналась очередная потасовка. Если их разлучали, их охватывала самая настоящая паника.
Девочка была похожа на застывшую в летаргии восковую фигуру. Она никогда не училась в школе и почти не выходила на улицу.
Родители-наркоманы держали детей запертыми в кладовке, а сама квартира, судя по всему, была обычным по тем временам наркопритоном. В таких условиях и выросли эти городские «маугли».
«То, что нам кажется «случайностью», есть лишь наше восприятие закономерностей, осознать работу которых мы зачастую просто не в силах».
Целенаправленно подобных экспериментов на людях, конечно, никогда не ставили, но науке известно множество случаев подобных мауглеоидов[13].
Речь идёт о детях, которые росли вне нормального человеческого общения — кто-то среди животных, кто-то среди таких животных, как родители этих моих пациентов.
Впрочем, в отличие от киплинговского Маугли, мауглеоиды ничем, кроме внешних признаков, не похожи на человека. Дети-волки ведут себя как волки, дети-обезьяны — как приютившие их обезьяны, а дети-овцы (встречались и такие) бегают за стадом и блеют наподобие овцы.
Но если родителей этих детей, изъятых из наркопритона, можно назвать «зверями» лишь в переносном смысле этого слова, в этическом, то их дети действительно были, как бы ужасно это ни прозвучало, самыми настоящими зверюшками — без личности, без языка, без способности к человеческому мышлению.
Не знаю, как передать вам своё ощущение от взаимодействия с такими «человеческими детёнышами», но поверьте — это страшное, почти парализующее зрелище.
Да, жестокая правда состоит в том, что, если нас не воспитывать как следует — не учить языку, общению, прочим социальным навыкам, мы не станем людьми в привычном понимании этого слова. Мы останемся теми животными, которыми в действительности и являемся.
Только культура, которую мы усваиваем через общение, воспитание и обучение, делает человека человеком. Без других людей мы не были бы людьми.
Наша «человечность» — это не данный богом дар, а результат соответствующего обучения, можно сказать — дрессировки.
И сегодня учёные хорошо представляют себе, как это происходит.
Когда малыш только появляется на свет, в его мозгу, пусть и в самом зачаточном состоянии, существует гигантское количество потенциальных нервных связей между клетками (природа заготавливает их для нас с большим запасом).
Впрочем, пока нейроны в мозгу младенца связаны друг с другом совершенно хаотически, в этих связях нет никакого смысла. Это цельное полотно — большой чистый лист, на котором можно написать практически всё что угодно. При условии, конечно, что соответствующие связи окажутся задействованными.
В реальности только часть этих связей между нейронами активизируется в результате контакта малыша с окружающей средой. А те, что остаются невостребованными, просто отмирают.
Таким образом, в мозгу появляется уникальный рисунок взаимосвязи между нервными клетками.
В 1970 году два психолога, К. Блейкмор и Дж. Ф. Купер, проводили в университете Кембриджа опыты над новорождёнными котятами: каждый день в течение нескольких часов они показывали им чередующиеся чёрные и белые вертикальные полосы, а в остальное время держали котят в темноте.
Повзрослев, эти кошки были совершенно не способны к восприятию горизонтальных линий. Всё, что научился видеть их глаз, — это вертикальные поверхности.
Этот и сотни других экспериментов доказывают: в процессе взросления перед нами открываются специфические «окна возможностей». Это периоды, когда наш мозг способен к усвоению тех или иных навыков. Если же этим нейрофизиологическим «окном» не воспользоваться, то незадействованные связи между нейронами отомрут, и сформировать у нас соответствующий навык уже не удастся.
Так, например, если мауглеоид окажется в нормальном человеческом обществе в возрасте после 6–7 лет, он уже никогда не освоит нормальной речи. Это должно произойти раньше. Если же он окажется в обществе людей после одиннадцати лет, то он вообще не будет способен к речевой коммуникации. Это окно возможностей захлопнется для него безвозвратно.
Если бы мы родились в другой культуре, в других обстоятельствах, если бы нашим воспитанием не занимались вовсе или делали это как-то иначе, то рисунок нервных связей в нашем мозгу был бы другим, и мы сами были бы другими.
В своём знаменитом трактате «О душе» Аристотель сравнивал младенца с восковой дощечкой для письма — мол, что на ней напишешь, тем он и будет. Впоследствии эта идея вошла в историю философии под названием — Tabula rasa, то есть «чистая доска».
И хотя это очень упрощённая схема, суть она отражает верно. Культура, как папа Карло, превращает нас из поленьев в Буратин. Или, если угодно, подобно Микеланджело, делает из нас красивые мраморные статуи. Сути дела это не меняет — мы детерминированы той социальной средой, в которой выросли.
Мы были обречены стать теми, кем мы стали. И не мы это выбрали, это выбрал за нас некий, если хотите, Рок.
Не нужно питать иллюзий, не нужно верить сказкам о том, что наша личность — это то, что идёт своим, выбранным ею путём. Этот путь для нас крепко-накрепко проложен другими людьми, которые создали ту культуру, в которой нас угораздило родиться.
Но если это так — что значит прожить «свою» или «не свою» жизнь? Как она вообще может быть «нашей», если у нас не было шанса её выбрать?
Змея, которая не может сменить кожу, гибнет. То же и с умами, которым мешают менять мнения: они перестают быть умами.
Итак, нас угораздило родиться в определённое историческое время, в конкретной семье и стране. И это в каком-то смысле случай — так «карты выпали». Но закономерность в том, что данные конкретные время и место делают людей такими, какими они себя знают.
Среди моих читателей есть те, кто родился сразу после Великой Отечественной войны — как, например, мои родители. Кто-то, как я, — в застойные семидесятые. Ну а кто-то уже после перестройки и крушения СССР — в совершенно новой, другой стране.
Представим себе эти жизни.
Мои родители провели детство в коммунальных квартирах. Каждый из них жил в комнатухе, которая вмещала одновременно шесть человек — представителей сразу трёх поколений.
В школе они писали железным пером, макая его в чернильницу-непроливайку, и до вполне сознательного возраста не имели никакого представления о существовании телевизора.
В свою очередь, их родители, то есть мои бабушки и дедушки, пережившие блокаду Ленинграда, никогда, например, не выбрасывали еду. И несмотря на то что, учитывая их характеры, это было непросто, они всю жизнь прожили вместе.
Я же родился в относительно сытые годы советского «застоя»: не в коммуналке, конечно, но мясо на ужин готовили только по воскресеньям (потому что «дорого»).
Впрочем, лично я был совершенно счастлив от того, что родился в СССР, а не в какой-нибудь империалистической Америке. Я любил «дедушку Ленина», ездил в летние лагеря пионерского и комсомольского актива, возглавлял пионерскую дружину школы.
Наконец, моя дочь родилась уже в мире интернета и гаджетов (ещё в младенчестве заслюнявив пару родительских телефонов до смерти — тогда ещё они от этого безвозвратно ломались).
По случаю её рождения мы построили загородный дом, у неё была не только отдельная комната, но и няня. Поучившись в частной школе в России, Соня уехала учиться в Америку, и ей там очень нравится. Забавно, правда?
А вот если бы Соня родилась во времена моей прабабки, то она, скорее всего, была бы безграмотной (как и мои прабабки) — тогда уровень грамотности населения России был немногим выше процента.
Впрочем, там, где жили мои прабабки и прадеды, ещё даже электричества не было, не говоря уже, понятное дело, об интернете.
Теперь перемножьте сто миллиардов (количество людей, живших на Земле за всю её историю) на сто миллиардов (вероятность того, что именно вы, а не какой-то ваш брат или сестра, появились у ваших родителей), и вы узнаете, каков был ваш шанс родиться именно тогда, когда вы родились.
Представьте: местом вашего рождения могла быть индийская деревушка времен Сиддхартхи Будды, далёкий аул в современном Афганистане или, например, Лондон времён Великой чумы.
Даже если бы вы сохранили тот же набор генов, те же задатки, на выходе вы были бы совершенно другим человеком. Такова закономерность. Случайность лишь в том, что с вами случилось то, что случилось.
«Мы были обречены стать теми, кем мы стали. И не мы это выбрали, это выбрал, за нас некий, если хотите, Рок».
Но что в таком случае это «мы сами», «я сам», если нас штампуют как резиновые игрушки на кукольной фабрике исторического времени?
Мы пришли в этот мир, ничего толком не соображая, не имея никакой собственной позиции, и на нас надели то мировоззрение, которое на тот момент и на данной территории было в моде.
Родись мы, например, в исламском мире, то верили бы в Аллаха, боготворили бы Коран, считали бы нормальным иметь четырёх жён, держали бы жёсткий пост в Рамадан и т. д. и т. п. И всё это считали бы предельно важным, суперважным! Мы готовы были бы за это умереть!
За христианские ценности сейчас вроде как умирать не принято (за редкими ближневосточными исключениями), но были ведь и другие времена. Появись мы на свет в римский период, то, вполне возможно, погибли бы за христианскую веру, так же «по случаю» нами усвоенную.
Ещё раз: нас могли бросить на съедение львам римского Колизея или сжечь в ските, как старообрядцев при Петре I, и только потому, что так нас воспитали. А тот, кто бы нас убивал, действовал бы по той же самой причине — потому что его так воспитали.
Для каждого из нас в отдельности — это случайность, а по существу — закономерность.
Мы винтики одной большой машины времени. Точнее даже — заготовки к винтикам на этой конвейерной ленте. Но мы, конечно, не осознаём этого.
Мы с величайшим почтением относимся ко всему, во что уверовали, что было нам привито, и ко всему, чему нас так заботливо выучили. И мы не можем усомниться ни в себе, ни в своих представлениях о мире, словно бы это истина в последней инстанции. А ведь это случайность...
Да, случайность, которая при этом совершенно закономерна.
И наша уверенность в том, что мы во всём «правы», а наши предки во всём заблуждались, — тоже.
Правда же в том, что одним из нас одно втемяшили в голову, а другим — другое. Для каждого из нас в отдельности (для меня, для вас, ваших друзей и знакомых) — это случайность, а по существу — закон.
Например, люди веками считали (не во всех культурах, конечно), что брак — это цель и смысл жизни человека, а сейчас молодые люди относятся к браку «диалектически» и во главу угла ставят «самореализацию». Кто прав?
Прежние поколения были уверены, что правы они, а нынешнее — что правда за ними. Но в действительности все они заблуждаются!
Все верят в свою «правду» только потому, что так получилось. Случайно.
Как говорит известный популяризатор «здравого смысла» и футуролог Жак Фреско: «Если бы вы родились в племени охотников за головами, вы были бы охотниками за головами. И если бы я спросил вас: “Тебя не смущает, что в твоём доме пять завяленных человеческих голов?”, вы бы ответили: ”Да, смущает... У меня всего пять, а у моего брата — двадцать!”»
Первыми, кто в этой игре «случая» разобрался, были киники — древнегреческие философы, которых так прозвали, потому что они «жили как собаки»[14].
Всё началось со знаменитого Диогена, который, впрочем, квартировал не в бочке, как о нём рассказывают, а в большой погребальной урне (что, согласитесь, само по себе говорит о том, что он не слишком страдал предрассудками).
За киниками последовали скептики — Пиррон, Тимей, Аркесилай. Они считали, что доказать существование бога невозможно, а поэтому любое верование — это лишь человеческий предрассудок, свойственный тем, кто не хочет или не может смотреть на вещи здраво.
К моменту появления этих учений, а это IV–II вв. до н. э., греки уже насмотрелись на множество чужестранцев, которые с одинаковой силой прославляли такое множество разных (и зачастую совершенно несуразных) божеств, что относиться к религиозной вере с прежним придыханием для мыслящих людей того времени было уже совершенно невозможно.
Скептики придерживались аналогичных взглядов не только в отношении религии, но и всех общественных отношений. Впрочем, разубеждать никого и ни в чём они не стремились, и по существу их главным суждением относительно человечества было следующее: «Что бы дитя ни делало, только бы не плакало!»
Каким образом древнегреческие философы додумались до того, что сейчас становится нашей повседневной реальностью, остаётся вопросом.
Но очевидно, что с развитием информационных технологий нам уже не скрыться от этого: то, что мы всегда считали «истиной», на глазах превращается в черепки множества частных и ничем не примечательных «правд», где одна, по большому счёту, ничем не лучше другой.
Впрочем, на это, наверное, можно возразить, что есть, мол, и «общечеловеческие ценности», что они фундаментальны, универсальны и не подлежат сомнению.
Хорошая попытка, как говорят в таких случаях.
Правда в том, что все наши представления о неких фундаментальных «общечеловеческих ценностях» на самом деле являются таким же результатом культурной пропаганды, как и все прочие «истины» подобного рода.
Человек, к сожалению, самое агрессивное, самое нетерпимое животное из всех, что когда-либо населяли нашу планету.
То, что какие-то животные кажутся нам грозными, дикими и жестокими, — только иллюзия. Данными качествами, что наглядно показал нобелевский лауреат, выдающийся этолог Конрад Лоренц, обладает только «человек-культурный».
Ни одно другое животное не уничтожило «забавы ради» такое количество представителей собственного вида — в междоусобных войнах и крестовых походах, в фашистских концентрационных лагерях или отечественном ГУЛАГе.
Ни одно другое животное не создало таких средств массового истребления ближних — начиная с обычного огнестрельного оружия и заканчивая оружием химическим, биологическим и атомным. За скобками, понятно, газовые камеры, инквизиторские пытки, а также терроризм всех видов и мастей.
Об отношении человека к другим видам животных, наверное, и вовсе следует промолчать, чтобы совсем уж не позориться. По количеству уничтоженных нами видов, а также по совокупному деструктивному воздействию на окружающую среду нас можно приравнять разве что к ледниковому периоду.
Впрочем, и на это, наверное, можно ответить, что всё зависит от «уровня развития личности». Что ж, посмотрим на эту «личность»...
Ну-ка, видите вы этот камзол?.. И вот уже четыре часа, как я природный дворянин.
В то же самое время, когда Бенджамин Либет возился со своими электродами в Сан-Франциско, другой великий психолог обустраивал бутафорскую тюрьму в подвале факультета психологии Стэндфордского университета.
Никто никаких прорывов от этого исследования не ждал, но именно «тюремному эксперименту» Филипа Зимбардо предстояло раз и навсегда изменить наши представления о человеке.
Начиналось всё достаточно буднично... На университетских стенах появились объявления, приглашающие студентов принять участие в научном эксперименте.
Добровольцам были обещаны деньги — по пятнадцать долларов за день работы. За две недели можно было сколотить состояние в 210 долларов, что неплохо для студента образца 1971 года.
Жребий определил тех, кто будет играть в эксперименте роль «заключённого», и тех, кто станет «надзирателем» в «тюрьме» Зимбардо. В каждой группе, как и апостолов, по двенадцать человек.
В назначенный день «надзиратели» надели полицейскую форму и отправились по домам «заключённых», чтобы произвести их «арест». С этого момента и те, и другие были полностью предоставлены друг другу.
Надзиратели приняли заключённых в «участке», а затем с завязанными глазами спустили их в «тюрьму». Там их заставили раздеться догола и встать лицом к стене: «Руки на стену! Ноги в стороны!»
Простоять в таком виде заключённым пришлось достаточно долго — надзиратели убирали их вещи, проводили осмотр камер, а также комментировали размеры представших на их обозрение гениталий.
Но даже если закрыть глаза на эти традиционные «мужские шутки», нужно признать, что запах власти и унижения сразу и до отказа заполнил всё пространство воображаемой стэндфордской тюрьмы.
Надзиратели придумывали издевательские правила, будили заключённых посреди ночи, устраивали досмотры, допросы и переклички. В качестве наказания за малейшее неповиновение они отбирали у заключённых матрасы и одеяла, сажали их в «карцер», лишали еды, заковывали в цепи и надевали на голову мешки.
Новым и новым унижениям не было числа, а изворотливости ума надзирателей можно было только позавидовать. При этом любые попытки заключённых проявить хоть какое-то недовольство приводили лишь к усилению жестокости и вспышкам немотивированной агрессии.
Заключённые страдали, испытывали приступы паники, плакали, просили о снисхождении и унижались. Уже на третий день эксперимента надзиратели требовали, чтобы заключённые обращались к ним не иначе как «господин надзиратель». И узники «стэндфордской тюрьмы» это делали.
Незаметно для всех эта пустяшная, по сути, игра стала самой настоящей реальностью — жестокой и бесчеловечной.
Задумайтесь: речь не идёт о каких-то маньяках, убийцах, извращенцах, отбросах общества и т. д. и т. п. Мы говорим о совершенно нормальных, обычных студентах престижного вуза, которых просто поставили в определённые обстоятельства.
И этого оказалось вполне достаточно, чтобы они превратились в тех самых маньяков и в те самые отбросы!
Впрочем, когда я думаю об эксперименте Зимбардо, меня больше всего поражает другой факт. Заключённые, понятно, находились в тюрьме постоянно, а вот надзиратели «работали» посменно — по восемь часов в день.
То есть каждый божий день они после такой вот своей «смены» возвращались домой и — как ни в чём не бывало — исполняли роли милых и добропорядочных граждан: любящих сыновей, обходительных любовников, подающих надежды студентов...[15]
У вас это укладывается в голове?
А теперь представьте, что на месте этих студентов могли оказаться вы. Заметили бы вы то самое объявление на стене и позвонили бы в офис Зимбардо... Вы думаете, что никогда бы не превратились в таких отморозков? Уверен, что вы так и думаете.
Но не для того научная психология ставит свои эксперименты, чтобы мы посмотрели на какой-то загадочный — другой — вид людей. Она ставит их для того, чтобы мы посмотрелись в зеркало. То, что случилось со студентами в эксперименте Зимбардо, — это то, что случилось бы с каждым из нас.
Эту правду трудно принять, я понимаю. Но это важно. Отложите книгу и просто подумайте об этом: то, каким вы себя знаете, — это лишь следствие вполне определённых внешних обстоятельств. Если они существенно изменятся, вы, вероятно, уже не сможете себя узнать.
И поведение «заключённых» в эксперименте Зимбардо — лучшее тому подтверждение. Невозможно понять, почему они-то оставались в этой «тюрьме»? Никто не вправе был их удерживать там против их воли. Отказавшись, они в худшем случае недополучили бы какие-то деньги (причём многим, как выяснилось, они были и не так уж нужны).
Этот вопрос до сих пор остаётся без ответа. Есть версии исследователей и объяснения самих испытуемых, а мы с вами можем только строить догадки.
Но чего все они стоят, если действительная реальность такова, что никто из «заключённых» не затребовал своего освобождения? Никто. Все продолжали играть в эту игру, осознавая при этом безумие собственного положения[16].
Незаметно для самих себя даже создатели эксперимента — учёные-психологи — поддались его гипнозу.
Спустя 36 лет, уже имея за плечами выдающуюся карьеру и экспертный опыт работы в тюрьме Абу-Грейб (после известных случаев пыток заключённых), Филип Зимбардо написал книгу «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев». Книгу, полную раскаяния.
«Негативная власть, которой я обладал, — пишет Зимбардо, вспоминая своё поведение в «стэндфордской тюрьме», — ослепила меня, она не позволила мне увидеть разрушительное влияние Системы, которую я создал и поддерживал. Участники эксперимента были совсем зелёными юношами, почти без жизненного опыта. А я был опытным исследователем, зрелым взрослым человеком. Но я постепенно превращался в Символ тюремной власти. Я ходил и говорил, как он. Окружающие относились ко мне так, будто бы я был им. И я им стал. Я стал именно таким символом власти, к которым я питал отвращение всю свою жизнь, — надменным, авторитарным «боссом». Я стал его воплощением. Я мог успокоить свою совесть — ведь в качестве хорошего и доброго суперинтенданта я старался удерживать слишком рьяных охранников от физического насилия. Но это лишь содействовало тому, что охранники изобретали всё новые и новые методы изощрённого психологического насилия над бедными заключёнными».
Многие слышали об этом чудовищном эксперименте, но немногие знают, что остановило тогда учёных. Ведь если бы этого не произошло уже на первой неделе эксперимента, то ещё неизвестно, чем бы всё это закончилось. А дело было так...
Зимбардо обратился к своей невесте — психологу Кристине Маслак — за помощью. Он попросил её провести дополнительное анкетирование участников, а поэтому на пятый день эксперимента она оказалась в «стэндфордской тюрьме». Кристина пришла в такой ужас от увиденного — от всего того, что происходило в «лаборатории» её жениха, — что разорвала помолвку.
Столь резкий шаг возлюбленной заставил Филипа вернуться в реальность. Он осознал,что за ад на земле он создал и к чему всё это может привести. А потому седьмой день эксперимента стал для его участников последним.
Но знаете, что, возможно, самое страшное? Когда тем самым «охранникам» и «заключённым» сообщили об окончании эксперимента, никто из них не мог в это поверить. За неделю мир настолько переменился в их сознании, что даже эта правда казалась им пугающим розыгрышем.
«Тюремный эксперимент» Филипа Зимбардо, равно как и знаменитый эксперимент Стэнли Милгрэма (тот, в котором люди «учили» своих жертв с помощью ударов электрическим током), а также тысячи и тысячи других исследований дали нам совершенно чёткий и однозначный ответ на действительные причины человеческого поведения.
И ответ этот таков: не важно, что человек о себе думает, не важно, каковы его личностные установки и мировоззрение, поведение человека определяется ситуацией, в которой он оказался.
Если нам выпала роль «надзирателей», мы начинаем играть «надзирателей». Да с такой силой, что никакому действительному надзирателю и не снилось. Мы играем так, словно бы всю жизнь учились этому у Константина Сергеевича Станиславского!
А вытянув жребий «заключённого», мы становимся самыми настоящими заключёнными — с повадками заключённого, с самоощущением заключённого, с мышлением заключённого.
Именно этим нехитрым фактом объясняются дедовщина в армии, поведение рядовых граждан, присягающих на верность фашистскому режиму, и множество других вещей, за которые нам становится стыдно, но только если мы уже оказались за пределами соответствующего «эксперимента».
«Человек, к сожалению, самое агрессивное, самое нетерпимое животное из всех, что когда-либо населяли нашу планету».
Что ж, назрел, мне кажется, вопрос... А куда же подевались настоящие «я» участников всех этих бесчисленных экспериментов?
Ответ в самом вопросе. Они никуда не девались. Они и не существовали. Как и у нас с вами, их у них никогда не было.
Всю свою жизнь мы создаём в своём сознании определённое представление о себе.
Но эта фантазия не стоит ровным счётом ничего. Реальные вы определяетесь теми обстоятельствами, в которых оказываетесь. И не стройте иллюзий.
Интересно, вы всё ещё удивляетесь чувству, что проживаете «не свою» жизнь?..
Лично я — не целокупен.
Многим запомнилась эта фраза из фильма «Матрица»: «Ложки нет!»
В Матрице, возможно, дела обстоят именно таким образом. Но в нашем мире ложек предостаточно, а вот личности у человека, что, конечно, противоречит всякой нашей внутренней интуиции, действительно не обнаруживается.
Нео — это просто выдуманный сценаристами персонаж, но таковы и мы с вами, сама наша личность — не более чем плод нашей же собственной фантазии.
Да, вы много раз слышали это слово — «личность». Впрочем, слово «круг» вы тоже слышали много раз, и что? Надеюсь, вы понимаете, что «круг» — это лишь абстракция. В природе есть вещи, которые мы можем назвать круглыми, но это не круги как таковые, а лишь предметы, которые мы так воспринимаем.
Ирония состоит в том, что мы никогда не задумывались над тем, что на самом деле имеется в виду, когда говорят — «личность». Что мы сами под этим словом понимаем? На что оно указывает? Что конкретно оно должно обозначать?
Удивительно, что ответы на все эти вопросы кажутся нам вполне очевидными. Впрочем, ровно до того момента, пока мы не пытаемся на них ответить. Тут-то иллюзия понятности и рассыпается, подобно карточному королевству из «Алисы в Стране Чудес».
Именно об этом ещё в IV веке до н. э. писал в своей знаменитой притче китайский философ Чжуан-цзы: «Однажды Чжуан-цзы приснилось, что он — бабочка. Бабочка весело порхала, не ведая, что она Чжуан-цзы. Когда же Чжуан-цзы проснулся, то не мог понять: снилось ли ему, что он — бабочка, или это бабочке теперь снится, что она — Чжуан-цзы?»
Но как так получается, что все мы буквально в восторге от собственной личности — пытаемся «себя полюбить», «реализовать себя», «быть собой» и т. д., а речь на самом деле идёт лишь о какой-то иллюзии?
Ответ на этот вопрос мы находим у величайшего психолога и философа Уильяма Джеймса. «У человека, — писал Джеймс, — столько личностей, сколько индивидов признают в нём личность и имеют о ней представление».
Да, ваша «личность» — это что-то вроде парламента, состоящего из кучи самодовольных идиотов. И каждый из них, когда приходит его час, взбирается на трибуну вашего сознания, считая себя центром Вселенной.
Честно говоря, им бы и по одному не мешало у психиатра проконсультироваться, да и по партийным спискам было бы неплохо. А все вместе они и вовсе представляют собой одно сплошное безумие.
Почему же мы этого не замечаем? Всё дело и том, что вы в каждый конкретный момент времени имеете дело только с одной своей субличностью. Потом ситуация меняется, и вы переходите к другой, а потом к третьей и так далее.
Они, так сказать, редко в нас встречаются, и уж точно не встречаются всей бандой разом.
Когда вы сидите в компании друзей, вы имеете дело с субличностью, которую вы создали специально для этой компании. И скорее всего, она имеет мало общего с субличностью, которой вы пользуетесь, общаясь, например, со своим начальником или подчинённым.
Когда вы один на один со своей второй половинкой, в вас активизируется уже другая субличность. И поверьте, она сильно отличается от тех «вас», которые общаются с продавцом в магазине, коллегами в офисе, полицейским на дороге или с преподавателем на экзамене.
«Поведение человека определяется ситуацией, в которой он оказался».
Есть в вас субличность, воспитывающая вашего ребёнка. Но есть и субличность, которая научилась терпеть нравоучения ваших собственных родителей.
А потому не удивляйтесь, если вам хочется поскорее куда-нибудь смыться, когда ваши дети встречаются с вашими родителями.
Да, если обстоятельства сталкивают наши субличности друг с другом, нам становится откровенно не по себе — когда дискомфортно, когда неловко, а когда и просто страшно.
Например, непонятно, как вести себя с начальником на работе, если ты с ним вне этой работы спишь, а ваши коллеги не в курсе. Или вот как поддержать супругу «на дипломатическом приёме», если она творит что-то невообразимое и вам за неё неловко перед окружающими? Конфликт субличностей.
Но может быть, ваша истинная личность — это то, какой вы, когда находитесь в одиночестве? Допустим. Но куда она девается, если вы примете, например, таблеточку ЛСД? Эффект, поверьте наркологу, будет весьма ощутимым. Хотя, казалось бы, — чего такого случилось?
К вам в организм попало вещество, которое всего лишь на пару химических связей отличается от обычного нейромедиатора. Но этого оказывается вполне достаточно, чтобы почувствовать себя каким-нибудь диковинным животным или пророком для всего человечества.
Так что это за личность у нас такая, что её способны уничтожить две химические связи внутри одной молекулы?
Впрочем, если химия — это, как говорится, удар ниже пояса, то как насчёт гипноза? Человек просто поговорит с вами, вы «заснёте», и он сможет заставить вас делать вещи, на которые вы бы никогда в жизни не отважились и не согласились.
Куда же вдруг сбежала личность? Где она? Был ли, так сказать, мальчик?
Если вам кажется, что дело лишь в социальных ролях, которые мы исполняем в зависимости от той или иной ситуации, а на самом деле наша личность — это всё-таки нечто целостное и непротиворечивое, живущее само по себе, не торопитесь с выводами.
Теменная доля вашего мозга отвечает за то ваше «я», которое осознаёт, где вы сейчас находитесь. Её повреждение превратит вас в неприкаянного странника, который никогда не знает, где он. Кстати, эти же повреждения могут вызвать у вас и другое ощущение — что ваше тело перестало быть вашим. Да, ваше телесное «я» — это тоже отдельная опция.
Впрочем, превратившись из-за повреждений теменной доли в вечного странника без тела, вы, возможно, ещё будете продолжать ощущать себя центром видимого вами мира. Однако если пострадает (от травмы или болезни) нижняя часть вашей правой височной доли, то и это «я» вы тут же потеряете.
Та же нижняя часть правой височной доли (заодно с центрами лимбической системы мозга) отвечает за «я» ваших субъективных переживаний. Если пострадают указанные зоны мозга, то ваши чувства и ощущения перестанут принадлежать вам. По крайней мере, вы будете абсолютно уверены, что они принадлежат кому-то другому.
Думаю, что эти состояния почти невозможно вообразить (и надеюсь, что вам не придётся с чем-то подобным столкнуться). Но представьте себе человека, который, как рассказывает Оливер Сакс, желая взять шляпу, хватается за лицо собственной жены и нянчит часы, принимая их за младенца? Что сталось с его личностью? Куда она делась?! Да, таковы факты: мельчайшее поражение мозга может разрушить личность человека до основания.
Мы уверены в стабильности, цельности и состоятельности собственной личности. Но это не более чем иллюзия, вымысел, сказка, которую мы сами себе рассказываем. Причём всякий раз по-разному.
Вероятно, вы помните себя в детстве, помните в молодости, в зрелости (если вы уже достигли почтенного возраста). Если постараться, то вы припомните себя и в разных состояниях — отчаявшимся, испуганным, глубоко несчастным, несправедливо обиженным, но также и невероятно счастливым, одухотворённым, испытывающим страсть.
В какой из этих моментов вы были настоящими, а в какой из них вы себе врали?
Ну правда, если в разные периоды жизни и в разных эмоциональных состояниях вы придерживались разных взглядов (а это именно так, даже если вы сейчас об этом забыли), то где-то вы были, мягко говоря, неправы. Так как же понять, какое из ваших прежних «я» было подлинным, а какое — подложным, ошибочным, ненастоящим?
Кто из «вас» думал то, что вы и вправду думаете, а кто думал какую-то ерунду? И кстати, а сейчас у вас настоящее «я» или опять что-то не то? А как вы можете быть в этом уверены? И что вы скажете, когда и это «я» поменяется? А это обязательно произойдёт.
Таков парадокс: мы ощущаем собственную личность, мы уверены, что обладаем личностью, но она — лишь фикция, а её целостность — тем более.
Мы никогда не сомневались в собственной личности, мы и сейчас делаем это только с позиций некого метасознания — как бы понарошку. Ведь я не думаю, что мои вопросы (или даже ваши размышления над ними) и в самом деле способны поколебать в вас ощущение собственной личности.
Эта иллюзия — иллюзия нашего «личностного “я”» — фундаментальна.
Прямо перед окончанием Военно-медицинской академии у меня случился тот самый «периферический паралич Гийена — Барре». Но мне «повезло» не только выжить, но и оказаться в весьма любопытной компании.
Один из моих соседей по реанимации поступил в неё после малюсенького инсульта очень редкой локализации. В результате от его «личности» не осталось и следа — он не узнавал жену, не понимал, где находится, нёс какую-то отчаянную околёсицу. Но при этом, надо заметить, считал себя абсолютно здоровым человеком. Медперсоналу иногда даже приходилось привязывать его к койке, чтобы он не сбежал из реанимации.
Временами ему начинало казаться, что мы плывём на корабле, а он капитан, который отдаёт юнге команды. Я, к слову, был тем самым юнгой и исправно откликался всякий раз, когда это требовалось: «Да, мой капитан!», «Будет исполнено, капитан!». Этих ответов было вполне достаточно, чтобы всё остальное его больной мозг дорисовал сам.
Причём не откликаться было рискованно: я всё-таки страдал обездвиженностью, тогда как мой товарищ демонстрировал удивительную телесную бодрость.
Так, например, однажды ночью он вообразил, что капельница у моей кровати — это сливной бачок унитаза. Он уже схватился за неё, чтобы «спустить воду» и помочиться в мою прикроватную тумбочку, когда я, наконец, оставил всякие попытки его переубедить и направил его к аппарату ИВЛ, скучающему в другом углу комнаты. Пока же он с ним возился, пытаясь понять, куда в него писать, я счастливо дозвался дежурного врача.
Через месяц реанимации меня перевели в палату, где жизнь и вовсе буквально била ключом. Больной эпилепсией прапорщик замысливал планы нашего убийства — мы все его очень раздражали. Боясь этого, многие на ночь перемещались со своими матрасами в коридор, чтобы провести там ночь в относительной безопасности.
Пожилой мужчина, страдавший атрофией коры головного мозга, каждый день придумывал новую болезнь, которую, как ему казалось, от него скрывают врачи. Потом он делал вывод, что скоро умрёт, и в связи с этим придумывал новые и новые планы самоубийства.
Если бы я не был к этому моменту убеждённым психиатром, то решил бы, что оказался в сумасшедшем доме.
Но фокус в том, что все мои сопалатники были, строго говоря, психически здоровы. Их заболевания не были психическими расстройствами, а сама их психика не была разрушена тяжёлым психозом. Они были нормальными людьми с локальными поражениями нервной ткани. Чего, впрочем, оказывалось вполне достаточно, чтобы от прежних людей в них не осталось ничего.
Ровным счётом ничего.
Институт существует только тогда, когда субъекты верят в него, или, скорее, действует так, как будто они в него верят.
Итак, и сама наша личность, и вообще всё, что мы о себе думаем, — это просто иллюзия. Но мы совершенно не в силах этого заметить, пока не встанем в позицию метасознания и не посмотрим на себя «сверху».
Что ж, мы встали, посмотрели и пришли, я надеюсь, в некоторый ужас... Теперь самое время задуматься о том, сколько всего в нашей жизни завязано на эту, прошу прощения, «личность»!
Мы за неё переживаем, мы требуем к ней уважения, мы хотим, чтобы её любили. Мы собираемся её развивать и совершенствовать, отправляем её на поиски «смыслов» и «целей».
Мы, одним словом, безумны. Или, по крайней мере, сильно не в себе.
Наша хвалёная «личность» — лишь фикция. Мы придумали себе некоего субъекта, с которым сами себя идентифицируем. Присваиваем ему определённые качества, рассказываем ему о том, кто он и что он. Создаём своего рода легенду, чтобы и нам нравилось, и другим тоже было чем в «нас» восхититься.
А потом приходится держать марку... Причём исключительно ради чужих оценок! Ради красоты собственного образа в глазах других людей. Чего мы только ни делаем, чтобы суметь понравиться, утереть кому-то нос или не быть битым.
Но кто они такие — эти «другие», чьи глаза нас так интересуют? Ровно такие же, запутавшиеся в себе и бесконечных языковых играх несчастные, прошу прощения, придурки, не понимающие, что каждый из них сам по себе — лишь случайность.
Впрочем, если бы всё было бы так просто... Проблема в том, что мы взаимодействуем не с этими реальными другими людьми, а лишь с их образами, которые мы сами же и создали внутри нашей головы. Что эти действительные люди представляют собой на самом деле, мы не знаем совершенно!
То есть мы не только себя придумываем для других людей, но мы ещё и их сами придумываем — для себя. Да, нам кажется, что мы общаемся с реальными людьми, но — задумайтесь от этом! — мы всегда говорим с тем, кого мы выдумали (кого наш мозг выдумал на основе имеющихся у него фактов).
В результате возникает замкнутый круг, можно даже сказать — замкнутый крендель: мы пытаемся что-то делать с собой, чтобы понравиться другим людям, но мы не знаем, что им (настоящим им) важно. Поэтому мы вечно попадаем впросак, страдаем и снова как-то над собой изгаляемся, чтобы всё-таки и как-нибудь им угодить.
Да, таким вот загадочным и абсурдным образом мы принимаем решения о том, какими нам следует быть, как нам жить, во что верить и так далее. Если это не абсурд, то я отказываюсь понимать значение этого слова.
Мы играемся с пустышкой своего «я», как малый ребёнок с тряпичной куклой. Да, она ему кажется живой именно потому, что её кормит, поит и одевает — не дай бог она умрёт от голода и холода!
Задумайтесь: самим тем фактом, что он о ней заботится, ребёнок делает свою куклу «живой». Это такое самоподтверждающееся пророчество. И вы поступаете так же с собственной «личностью» — вы её оберегаете, и вам начинает казаться, что она у вас есть.
Но если подобные игры ребёнка ещё как-то можно понять, то во взрослом состоянии подобная игра с собственной же «куклой вуду» слегка, надо признать, попахивает шизофренией.
Вы можете меня спросить — а чего ради я, собственно, привязался-то? Зачем на это наше личностное «я» нападаю? Ну придумали люди себе такую игрушку — и что с того? Может, им так удобно? Проблема-то в чём?
Действительно, с «личностью» удобно. Спорить не буду. Но проблема есть — и она заключается в нашей неадекватности реальному положению дел. Нельзя верить во что-то несуществующее, думать, что оно существует, действовать, исходя из этого — будто бы существует несуществующее, и не попасть в дурацкую ситуацию.
Поверьте, до тех пор, пока вы не осознаете, что любая неадекватность — это проблема, читать эту книгу совершенно бессмысленно: вы ничего не поймёте и ничего не сможете в своей жизни изменить.
Осознайте это: любая наша неадекватность — это наше несоответствие реальности, а если вы ей не соответствуете, это неизбежно приводит к ошибкам. И это ваши ошибки, вы от них страдаете. И никто, кроме вас, в этом на самом деле не виноват.
Короче говоря, мы придумали себе несуществующую личность и водим вокруг неё хороводы. Чем это чревато?
Представим, что у вас есть кукла — та самая, тряпичная; и у всех есть по такой кукле. Вам хотелось бы, чтобы ваша кукла была лучше всех остальных? Вы не уверены? Ещё колеблетесь? А если бы кому-то пришло в голову устроить соревнование всех этих кукол? А если бы от этого соревнования зависело общественное признание?
О нет, тут уж мы точно забьёмся в истерике и будем исступлённо собирать лайки. Мы даже покемонов начнём собирать в таком случае, если понадобится! Но кто нам их даст, если все в аналогичном положении? Сколько лайков мы наберём? Один — наш собственный. А что мы в результате почувствуем? Катастрофа!
Да, не кто-то и не что-то, а именно фикция нашей личности ответственна за все наши неоправданные ожидания и ложные надежды. И это мы для неё, расшибая лоб, стараемся, для этой своей куклы. Не для себя. Поэтому не следует удивляться чувству, что мы проживаем не свою жизнь. Оно нам не врёт. Всё так и есть — не свою.
И ладно если бы наша личность строилась по какому-то единому плану, в рамках какой-то внятной социальной структуры.
Хоть какая-то логика была во всём этом строительстве!
У примитивных народов, например, так и происходит. Поэтому и психологических проблем у них, кстати сказать, тоже почти нет. Конечно, ведь у них нет того, что мы называем «личностью». Всё, чем они располагают, — это определённое место в социальной иерархии и набор обязательств. Это реальные вещи, а не фикции. Какие тут могут быть проблемы? Нет, тут всё понятно, всё по делу. И голова не болит.
А вот строительство нашей с вами личности было одной сплошной импровизацией — чередой нелепого стечения обстоятельств. В одних ситуациях нас вынуждали играть одни роли, в других — другие. Где-то мы бабушке пытались угодить, где-то — учительнице, где-то просто в мультике что-то подсмотрели — понравилось, стали веселить почтенную публику...
Потом всё это многообразие выученных нами ролей и отрепетированных спектаклей было благополучно в нас перемешано. Мы умудрились совместить в голове прямо противоположные убеждения. А теперь удивляемся, что полны внутренних противоречий, от которых голова раскалывается.
Причём всё ведь случайно и по случаю: тут одно приклеилось, там — другое, тут одному хотели понравиться, тут перед другим красовались. И попривыкли к собственной внутренней противоречивости. Попривыкли, что всё через одно место.
Вот такая иллюзия нашей личности. Ну что, дорога вам ещё эта кукла?..
Американский Совет колледжей провёл исследование миллиона старшеклассников. Подростки должны были оценить свою способность ладить с окружающими. И что же выяснилось?
Оказалось, что все, кто считал, что у него эти способности есть, оценили свою способность ладить с окружающими «выше среднего». Все 100%. При этом 60% отнесли себя к верхним 10%, а 25% (то есть четверть!) школьников и вовсе — к верхнему 1%.
Вы скажете, что это дети, — мол, что с них возьмёшь? Возможно. Только вот и 94% учителей считают, что они выполняют свою работу «лучше среднего» педагога. И 40% инженеров относят себя к верхним 5% лучших из лучших инженеров. И врачи выступают с такими же номерами, и водители, и вообще все.
Правда в том, что каждый из нас — раб завышенной самооценки. Так что, пожалуйста, не удивляйтесь своему вечному разочарованию. Нас просто невозможно оценить «по достоинству». Ну, так, чтобы нам понравилось... Нам платят не ту заработную плату, которую мы заслуживаем. Нас не любят как следует. И непонятно, где наши медали? Почему мы не на доске почёта? Почему все не падают ниц при нашем появлении?
Впрочем, ответ на этот вопрос вполне очевиден: потому что мы неадекватны. Хорошо, что ещё не бьют. Впрочем, и те, что не бьют, тоже, честно говоря, немногим лучше.
Никогда не позволяйте морали удерживать вас от правильных поступков.
Конечно, даже фиктивная личность обеспечивает нам определённые удобства. По крайней мере, представительского свойства — она позволяет нам активно заявлять о себе миру (как будто бы это его интересует) и задирать планку для собственных подвигов.
Но за все эти сомнительные, прямо скажем, удобства приходится платить.
Во-первых, вы платите своей зависимостью от чужого мнения — вы будете проживать не ту жизнь, которую на самом деле хотите, а ту, которую нужно, чтобы вашу куклу (извините, личность) похвалили окружающие.
Во-вторых, вы обречены на бесконечный бег по кругу — надо же получить хорошую оценку своей личности (извините, куклы), — и бесконечное же разочарование, потому что лайки и первые места все, понятное дело, уже сами себе раздали.
В-третьих, если вы хоть в каком-то качестве действительно есть (а как свой мозг вы есть точно), разве вы заботитесь таким образом о себе? Нет, вы заботитесь лишь о благополучии своего фантома, и всё, на что вы можете в таком случае рассчитывать, — это фейковое благополучие.
Мы очень чувствительны к тому, как люди к нам относятся, как они нас воспринимают, что они о нас думают. Мы и собственной самооценкой озабочены сверх всякой меры — удачник я или нет, тварь дрожащая или право имею? Всякая такая муть.
И время от времени каждого из нас подобные переживания загоняют в состояние полномасштабного душевного кризиса.
Но давайте задумаемся: о чём на самом деле идёт речь, если, вообще-то говоря, нет никакого предмета для обсуждения? Нельзя же переживать за качество фикции — у фикции просто не может быть качества. Выходит, что мы беспокоимся ни о чём. Буквально — о пустом месте!
Правда состоит в том, что все наши представления о собственной личности, а значит, и о её роли в нашей жизни, о её судьбе, об отношении к ней со стороны других людей — не более чем внутренняя игра нашего же собственного ума. Это своего рода естественная галлюцинация.
Да, таков парадокс: мы не можем ощущать себя без личности, но её нет.
Единственный шанс понять это — подняться на уровень метасознания и посмотреть на себя как бы сверху. Да, попробуйте и посмотрите, насколько глупая и дурная это игра получается. Просто увидьте это и прекратите себя обманывать! Настало время, когда вы можете сделать это.
Если у вас нет личности, и вы хорошо это понимаете, то вам и нечего защищать. Я не шучу. Вы же всю жизнь тратите на это заведомо бессмысленное и проигрышное дело!
— Если я соглашусь с ними, то они подумают, что я слаб!
— Такого неуважительного отношения я к себе не потерплю!
— Если я неправ — значит, я дурак, а я категорически с этим не согласен!
— Эти идиоты или сделают, как я сказал, или я за себя не ручаюсь!
«Мы ощущаем собственную личность, мы уверены, что обладаем личностью, но она — лишь фикция, а её целостность — тем более».
Не знаю, может, оно так всё и есть. Может, и правда все вокруг идиоты, а вы на голову выше всех прочих (уж точно, выше среднего!). Но в данном случае это не имеет никакого значения.
Важно другое: если мотивация ваших поступков определяется вашим фиктивным «я» (и желанием его защитить), то вы находитесь вне действительной реальности. Вы застряли в воображаемом мире, вы просто не можете адекватно оценивать ситуацию и со стопроцентной вероятностью совершите ошибку.
Вот вам наглядный пример нашей неадекватности: все мы думаем, что наш партнёр должен любить в нас личность, то есть «нас самих» (как мы это называем). Что ж, теперь вы знаете, что даёте ему задание, которое он не в силах выполнить — пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Боюсь, результат будет не слишком сказочным.
Поймите: если у вас нет личности, то при всём желании её никак нельзя полюбить. Конечно, вам кажется, что она у вас есть, а потому вам кажется, что и такая любовь возможна. Но это не так! В вас нельзя любить личность, потому что её на самом деле у вас нет.
Так каким будет результат, если вы требуете от любимого человека невозможного? Ждите, что он полюбит вашу личность, хоть до второго пришествия! Не полюбит. А почему? Потому что вы просто не учли этого парадокса. Впрочем, раньше вы о нём и не знали. Но теперь-то вы знаете...
А ещё вы теперь знаете, что когда сами влюбитесь в чью-то личность — это будет большим-пребольшим заблуждением. Потому что её у вашего предмета страсти, как и у вас, нет. Вы полюбили то, что сами и придумали. Всё это, конечно, закончится разочарованием и, быть может, даже трагическим.
Теперь давайте задумаемся о том, что вы собрались в себе развивать? Я имею в виду всё это массовое помешательство по поводу «развития личности», «реализации себя», «быть собой» и всё такое. Вот уже лет двадцать это просто мечта идиота какая-то!
О чём, собственно, говорят все эти гуру, торгующие «личностным ростом»? Какую такую химеру они предлагают нам в себе развить? Накачать и без того перенадутое «я» до размеров Вселенной? Надо ли объяснять, с каким треском всё это вздутие затем лопается?
Должен признаться, что в поисках личности я проштудировал горы научной и религиозной литературы, провёл массу исследований, написал даже две монографии о феномене развития личности. И всё, что я могу нам сказать по этому поводу с предельной определенностью, так это то, что подлинное развитие личности заключается в осознании (действительном осознании!), что никакой личности у вас и в помине нет.
Нет и не было никогда. И у меня тоже. Лишь виртуальная придумка, помутнение сознания, лёгкая галлюцинация и одно большое заблуждение.
Знаменитый философ и психолог Эрих Фромм сравнил отношения мужчин и женщин с обычным рынком. Мол, заключение браков и даже просто секс — это что-то вроде похода на рынок, где каждый предлагает другим свой товар.
Женщина предлагает мужчинам свою внешность, покладистость или, напротив, строптивость, а также умение кашеварить и, например, петь песенки.
Мужчина в первую очередь демонстрирует на этом рынке свои профессиональные достижения, социальное и финансовое положение, а за неимением оного — что-то ещё (мускулы, например, или медаль за храбрость).
Потенциальные партнёры ищут соответствия: они переводят свои достоинства и недостатки в некие условные единицы, и когда ставки с двух сторон совпадают, заключается союз.
В 70-х годах прошлого века психологи очень интересовались этой темой и выяснили, например, что если внешность партнёров более-менее равнозначна по качеству, то через год отношения в этой паре становятся лучше, а если физическая привлекательность сильно различается — то хуже.
Но всё это дела давно минувших дней... Хотя и немногие понимают, насколько радикально социальные сети изменили психологию современного человека.
Фокус в том, что жизнь каждого «сетянина» превратилась в самую настоящую витрину, а это привело к ряду весьма специфических последствий. И возможно, главное из них касается представлений сетян как раз о собственной «личности».
Страница в социальной сети — «ВКонтакте», Facebook, Instagram — это, конечно, новый вид фроммовского рынка. Соответственно, поскольку товар надо подавать лицом, все здесь стремятся выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. То есть надсадно и безостановочно врут. Причём часто совершенно не осознавая этого, а если и понимают, что заврались, то всё равно ничего не могут с собой поделать.
Это приводит к парадоксальному эффекту.
С одной стороны, заядлому сетянину, который сравнивает себя с другими врунами, начинает казаться, что он живёт значительно хуже, чем они. На страницах его «друзей» дорогие машины, яхты и частные самолёты плюс фотки еды из мишленовских ресторанов и балийские пейзажи. А где у него это всё?!
С другой стороны, анализируя собственный профиль в социальной сети, такой сетянин начинает переоценивать самого себя. Разглядывая собственные профильтрованные фотографии и обнаруживая лайки под своими постами, он автоматически считает себя красивее, умнее и перспективнее, чем он есть на самом деле.
То есть он и сам теперь уверен, что заслуживает большего. Ему кажется, что жизнь к нему несправедлива. В результате он уже заведомо не удовлетворён — раз, и страдает завышенными ожиданиями — два. Всё это с неизбежностью оборачивается разочарованиями.
Конечно, всякий мог бы посмотреть на это дело здраво, устранить противоречия и войти, как говорится, в разум. Чего я всем желаю, кстати говоря! Но наши мозги играют в другие игры. Например, в такую — как объяснить себе всё так, чтобы выглядело подраматичнее и ничего не надо было с этим делать?
Вот, пожалуйста, вариант ответа: среднестатистический сетянин считает, что он прекрасен (результат анализа собственной страницы), но судьба обошла его стороной (результат анализа «дружеских» страниц), а потому — и это типа «логический силлогизм» — мир ужасен. Что тут поделаешь?..
Впрочем, это лишь самая верхушка айсберга. Есть и масса других проблем. Например, сетянин уже не может быть разным для разных людей — в социальной сети тебя обнаружат и твои друзья, и супруг, и родители, и работодатель, и любовник с любовницей. Как умудриться всё это согласовать? Вопрос на засыпку.
К сожалению, сетяне решают эту проблему опять-таки парадоксальным образом — они на всё это откровенно «забивают»!
И если раньше социальная коммуникация в духе Уильяма Джеймса представляла собой сложную игру, которая вынуждала человеческие мозги тренироваться, то сейчас объявлено, что всякий имеет право на «личное мнение» (ещё один невиданный зверь), а потому даже задумываться над чем-либо больше не надо и можно смело производить любые глупости при всём честном народе.
И пусть только кто-нибудь попробует меня за это укорить! Это моя личность! И хрестоматийное уже: «Я так самовыражаюсь!».
Не попишешь...
Каждую ночь я умираю, когда ложусь спать. И на следующее утро я снова рождаюсь.
Относиться к себе слишком серьёзно — это смешно.
Никто из нас, сколь бы мы прекрасными ни были, ничего особенного собой не представляет. Миллиарды людей жили до нас, миллиарды живут вместе с нами, миллиарды, надо полагать, будут жить после.
А потом всё это вообще взорвётся к чёртовой матери и растает в небытии нового «Большого взрыва», ну или просто в аккуратной «чёрной дырочке», цедящей едва заметным излучением товарища Хокинга.
Не надо думать, что мы что-то с чем-то! Просто не надо.
В общем объёме мироздания мы даже на пылинку не тянем. И в этом отношении ровным счётом ничего не изменится, даже если мы возглавим планету или нас признают величайшим из всех великих.
Мы сами, как я уже говорил, — это просто наш мозг. То есть, грубо говоря, полтора килограмма нервных клеток.
Но в последнее время стало очень модно щеголять цифрами и сообщать, насколько мозг крут. Мол, в мозгу такое количество клеток, что ого-го-го, и это чудо какое-то невообразимое.
Знаете, у нас с вами в кишечнике бактерий как минимум в пятьсот раз больше, чем клеток в мозгу, — и что с того?
Расплодилась тьма духоподъёмных мифов о невероятности нашего мозга. Очень мы гордимся этим своим желе в костной коробочке! И так нас от этой гордости распирает, что здравый смысл отказывает напрочь.
Вот говорят, например, что связей между нейронами в мозгу больше (сугубо теоретически), чем атомов во Вселенной. Поражает воображение, правда? Очень умный, должно быть, у нас мозг! Прямо супермашина!
Проблема в том, что у банального кубика Рубика (с учётом положения центральных элементов) 88 секстиллионов 580 квинтиллионов 102 квадриллиона 706 триллионов 155 миллиардов 255 миллионов 88 тысяч комбинаций.
Он что, Эйнштейн? Или, может, Леонардо да Винчи?
Не спорю, мозг — машина, конечно, сложная. Но поймите правильно — у любого умственно отсталого субъекта связей в мозгу не намного меньше, чем у гения из первой десятки. Вопрос не в количестве, а в качестве этих связей.
И ещё надо всегда избирать адекватный угол обзора. Вот говорят, мол, наш мозг настолько сложен, что не существует ещё компьютера, который был бы мощнее его[17]. Согласитесь, тоже впечатляет невероятно!
Но, во-первых, никто не уточняет, какая именно мощность имеется в виду... А во-вторых, и это главное — чем тут хвастаться, если это наш мозг, такой вроде бы невероятный, так и не смог создать адекватную себе машину?
Это чья недоработка-то? Машины, что ли, которую мы создать не можем? Ну да, хил наш мозг — не справляется пока. Но очень старается. Не один, впрочем. Тысячи тысяч учёных, инженеров и программистов эту машину варганят совместными усилиями. Одну на всех.
Чем гордиться-то?
Человечество коптит эту планету примерно двести тысяч лет. Но для эволюции это абсолютно мизерный срок. Она не скачет галопом, и за это время у человеческого мозга не было шансов значительно измениться. То есть наши мозги — по сути мозги кроманьонца.
Иными словами и чисто теоретически: если бы мы нашли возможность клонировать кроманьонца, а затем воспитали бы его в обычном человеческом обществе, то этот представитель другого биологического вида (!), хотя и тоже человеческого, был бы, возможно, вполне себе разумным существом, под стать нам с вами.
Поэтому, прежде чем бить себя в грудь, рассказывать про мощь нашего сознания и величие наших «личностей», имеет смысл посмотреть этой правде в глаза и прекратить, наконец, всякое «головокружение от успехов».
Итак, что же мы собой представляем, если и сознание, и личность — это вещи или глубоко вторичные, или и вовсе эфемерные?
У нас действительно есть мозг, а точнее — мы и есть он. Психика — это, грубо говоря, его производная. С помощью психики мы усваиваем культурные навыки — язык, речь, социальное взаимодействие и кое-какой (на самом деле не очень значительный) набор знаний.
То есть что-то нам дала природа, что-то — культура, но сами по себе мы не сделали ничего выдающегося. Задумайтесь: вы вовсю пользуетесь языком, хотя не изобрели в нём ни единого слова. Даже ваши мысли — и те вы на самом деле у кого-то позаимствовали.
Наша психика определяется психотипом — кто-то из нас более быстрый, кто-то помедленнее (кстати, большинство гениев, как правило, тугодумы), кто-то быстро истощается (спринтеры), кто-то способен держаться долго (стайеры), кто-то больше по образам, кто-то — по абстракциям, а кто-то, так скажем, реалист.
Собственно, это всё. Вы кто-то из комбинации этих «кто-то».
Плюс на основе всего этого «многообразия» формируются наши навыки и опыт. Тут, конечно, вариантов больше, но по сути — вопрос в количестве автоматизмов, которые мы смогли к настоящему моменту у себя выработать.
Вопрос гения, таланта и одарённости — весьма проблематичный. Гении мы с вами или нет — покажет вскрытие, причём историческим временем. Или не покажет. Иоганна Себастьяна Баха забыли на сто лет, причём могли потом и не вспомнить. Хотя меньше бы он от этого Бахом, я полагаю, не стал.
В общем, жить с чувством, что ты гений, но тебя не оценили по достоинству, дурная трата времени. Такой беде не помочь. Впрочем, большинство переживает и из-за более тривиальных вещей — как бы жить так, чтобы заниматься «своим делом» и иметь в этом деле успех? Учёные на этот вопрос ответили.
Пару десятилетий назад немецкий психолог Андрее Эриксон и его коллеги провели весьма забавное исследование выпускников берлинской Академии музыки. Всех студентов-скрипачей разделили натри группы: 1) потенциальные солисты мирового класса, 2) «перспективные музыканты», и 3) те, кому светит карьера школьных учителей музыки, если они это занятие совсем не забросят.
Дальше психологи принялись считать — сколько часов тренировались в музыкальном мастерстве представители каждой из групп. Результаты поразили мировую культурную общественность. Выяснилось, что представители первой группы к настоящему моменту наиграли 10000 часов, второй — 8000, а третьей — около 4000.
В чём драма культурной общественности? В том, что дело, как выясняется, не в таланте, не в природном даровании и даже не в каком-то мистическом гении, а банально в том количестве времени, которое человек затратил на соответствующую тренировку мозга.
В своем бестселлере «Гении и аутсайдеры» Малкольм Гладуэлл приводит множество примеров, показывающих, что любая «гениальность» — это по большому счёту лишь 10000 часов труда и пота (и в этом он практически единодушен с Альбертом Эйнштейном). Мол, таково магическое число успеха, и не важно, о чём идёт речь — о музыке, программировании или поварском мастерстве.
«Задумайтесь: вы вовсю пользуетесь языком, хотя не изобрели в нём ни единого слова».
Это, конечно, не совсем так, и исследования Эриксона неоднократно подвергались заслуженной критике. Но и от правды, которую они продемонстрировали, тоже никуда не уйти.
Понятно, что наши мозги имеют некоторые особенности: одни больше способствуют определённому делу, другие — меньше. В конце концов, все скрипачи в исследовании Эриксона были скрипачами, а не гонщиками Формулы-1 и обучались в музыкальной академии, а не на скоростной трассе.
Гонщиков можно сравнивать только между собой, а скрипачей — со скрипачами. Впрочем, если соответствующий выбор сделан и человек стал совершенствовать себя в определённом навыке, то вероятность успеха действительно сильно зависит от интенсивности подготовки.
Впрочем, подлинный секрет правила 10000 часов кроется в другом.
Мы все почему-то считаем, что «наше дело» — это то занятие, от которого мы сразу начнём получать удовольствие. Но это не так, потому что интерес — по самой своей физиологической природе — вещь очень нестойкая.
Интерес — это лишь сложная ориентировочная реакция: «ух!» и «вау!». Но как только малейшая определённость появляется, тут же обнаруживаются и первые трудности освоения этого навыка, за чем следует: «Да ну его...»
Фокус в том, что настоящее удовольствие мы получаем от дела, которое у нас действительно очень хорошо получается, буквально — лучше всех. А для того чтобы научиться делать его так, нам как раз и нужны эти 10000 часов. Пока вы набираете свои 10000 часов, вам может казаться, что вы вообще не тем заняты!
Короче говоря, нравится вам то дело, которым вы заняты, или не нравится, вы узнаете об этом только после того, как станете в нём действительно асом. Впрочем, после того как вы им станете, оно и вправду, скорее всего, начнёт вам нравиться. А коли так, вы будете уверены, что оно «ваше».
И теперь у меня маленький вопрос (если вы действительно внимательно читаете эту книгу, а не просто перелистываете страницы): чего вам недостаёт, чтобы, например, хорошо понимать то, в каких отношениях ваш мозг находится с вашим сознанием?
Да, это те самые 10000 часов работы с научными исследованиями (включая рефлексию, интроспекцию и обучение у профессионалов). А сколько нужно времени, чтобы научиться правильно обходиться с собственной жизнью?
Как минимум те же 10000 часов проработки этого вопроса.
Да, я знаю, что вы хотели бы проскочить необходимые часы и получить ответ на все свои вопросы немедля. Но так, к сожалению, не бывает.
Надеюсь, что вы действительно хотели услышать правду. И она такова.
Понимаю, что она не может нравиться. Да я и сам регулярно чувствую нечто подобное: очень хочется, чтобы всё и сразу, причём на блюдечке да с голубой каёмочкой, и красиво завернуть. Идеальный, конечно, был бы вариант. Но это как раз тот случай, когда мечтать вредно.
Вспомните, сколько часов, лет кряду вы изучали математику, алгебру и геометрию... Много, правда? А чему научились? Думаю, вы вряд ли считаете себя Григорием Перельманом. Впрочем, и профессионал скажет вам, что он «плохо разбирается в математике, разве что только в отдельных её областях». А уж им ли не знать?..
Люди лишь по той причине считают себя свободными, что свои поступки они сознают, а причин, их вызвавших, не знают.
Расскажу о нескольких психологических трюках.
Если вы хотите, чтобы человек думал, что у него «хорошая жизнь», попросите его вспомнить о трёх радостных событиях недавнего времени, а потом расспросите о трёх плохих событиях, которые имели место пять лет назад.
Напротив, если вам пришло в голову заставить человека почувствовать, что жизнь его никуда не годится, спросите его о трёх последних несчастьях, а потом разузнайте, что его радовало — да, правильно — те самые пять лет назад.
Как вы догадываетесь, этот трюк можно провести с одним и тем же человеком, и его самооценка будет разной в зависимости от того, какую последовательность воспоминаний вы побудили его воспроизвести.
Если же вы работаете психотерапевтом и вам надо знать, что человек думает о своём состоянии на самом деле, то сначала решите вопрос с погодой. Нет, я не шучу. Плохая погода делает наши самоотчёты более пессимистичными, а хорошая — наоборот, более позитивными. Но если сначала расспросить человека о погоде, то влияние «погодного эффекта» на его самооценку будет нивелировано.
Если вы, например, политтехнолог и вам нужно, чтобы человек поубавил либеральности, имеет смысл предварительно дать ему поразмышлять о неизбежности смерти. Как только он её прочувствует, вы удивитесь, насколько быстро можно переделать либерала в консерватора.
Если же вы вдруг работаете адвокатом (или собираетесь им стать), возьмите на заметку: чтобы получить у присяжных нужный вам вердикт, дайте им побольше узнать вашего подзащитного «с человеческой стороны» — каким он был в детстве, кем работали его папа и мама, держит ли он дома собаку.
«Мы сами, как я уже говорил, — это просто наш мозг. То есть, грубо говоря, полтора килограмма нервных клеток».
И ещё для юристов: старайтесь подгадывать так, чтобы судья выносил важное для вашего клиента решение, будучи сытым. Таким образом вы можете увеличить свои шансы в два раза! Впрочем, аналогичный трюк сработает, я полагаю, и в любой другой конторе, включая и процесс сдачи экзаменов.
Если вы совершаете с кем-то пешую прогулку и ваш приятель идёт слишком быстро, но вам как-то неловко попросить его сбавить шаг, используйте такой способ: спросите, что он помнит о своих бабушках и дедушках. Он пойдёт медленнее, уверяю вас!
Если же вы просто с кем-то встречаетесь в кафе — по делу или у вас что-то типа свидания, — лучше, чтобы ваш визави пил горячий напиток. Вы в этом случае будете восприниматься им как более тёплый и достойный доверия собеседник.
И на закуску к этим рассуждениям о еде и питье, по-дружески: размещая фотографию на сайте знакомств, сделайте так, чтобы вы на ней были в красном. Хоть фотошопом! Просто в красном, ага.
Все эти трюки — результаты исследований социальных психологов. Изучив их эксперименты, вы можете составить целый каталог подобных манипулятивных техник на все случаи жизни[18].
«Как такое возможно?» — спросите вы. Просто потому, что ничто в этом мире не случайно.
Наше поведение определяется чёткими закономерностями. Да, не все они очевидны, и да, их настолько много, что часто их эффекты взаимно перекрывают друг друга. Но это вовсе не означает, что мы что-то делаем «просто так», «случайно». Мы подчинены закономерностям жизни, потому что мы сами её часть.
Наше поведение продиктовано огромным количеством самых разнообразных факторов. Все их учитывает наш мозг, и лишь маленькая толика доступна осознанию (хотя, конечно, мы уверены, что ум наш трезв и всё о себе мы понимаем правильно).
Судьи и присяжные из моих примеров, не сомневаюсь, поклянутся на Библии, что, вынося свои решения, они действуют объективно и рассудочно. Проблема в том, что их сознание просто не видит того, как их мозг принял то или иное решение. Механика принятия решений скрыта от нашего сознания.
Но это никакая не случайность! Действие соответствующих факторов — сытости, информации личного свойства и т. д. — абсолютно закономерно: если воздействовать ими на мозг человека, то он будет вести себя иначе, нежели в условиях голода или отсутствия соответствующей информации.
При этом и судья, и присяжные, конечно, полагают, что их решения были обусловлены другой «закономерностью»: внимательным и подробным изучением фактов, анализом и объективной оценкой случившегося. Ну не без этого, разумеется. Но по сути — бла-бла-бла.
В чём же здесь фундаментальная ошибка? Понятно, что мозг может запутать сознание, предоставив ему только часть информации. Но есть ведь и другие примеры случайностей — например, предательство друга, измена партнёра, крушение бизнеса. Это, спросите вы, тоже закономерно?!
Так точно.
Причина, по которой мы этих закономерностей не видим, не замечаем и не осознаём, в том, что мы инстинктивно и ошибочно полагаем себя центром мироздания, а это, конечно, не так.
Геоцентрическая модель Вселенной, созданная Клавдием Птолемеем, обнаруживала массу небесных «случайностей» — неких необъяснимых (с точки зрения этой модели) космических событий. Почему? Просто потому, что отношения между планетами и светилами были установлены Птолемеем неправильно.
Но стоило Николаю Копернику устранить эту ошибку и всё поставить на свои места — в частности, заставить Землю крутиться вокруг Солнца, а не наоборот, — как тут же все прежние «случайности» испарились. Точнее говоря, они вследствие открывшихся человечеству небесных закономерностей перестали таковыми казаться.
Мы допускаем ту же самую ошибку: считая себя центром мироздания, мы всё соотносим с собой и считаем себя точнейшим измерительным прибором. Мы такая «Альфа и Омега», как нам кажется (даже если мы сами себе в этом не признаёмся).
Правда в том, что мы не являемся даже центром собственной жизни (не говоря уже о чём-то большем). И масса «случайностей», которую мы в ней обнаруживаем, является лишь следствием нашего эгоцентризма.
Все эти мнимые «случайности» нашей жизни возникают в результате действия двух механизмов:
• мы допускаем ошибки в своих расчётах просто потому, что сознание не видит всего, что думает и делает наш мозг, а также какие факторы в тот или иной момент он учитывает (приведённые выше «трюки» хорошо это иллюстрируют);
• мы страдаем фундаментальной погрешностью своего измерительного прибора (которым, впрочем, сами и являемся) — мы соотносим все события с собой, имеем на всё «своё мнение», словно мы — центр мироздания, а это, мягко говоря, не совсем так.
Теперь, надеюсь, вы сможете осмыслить этот, конечно, весьма парадоксальный вывод: всё в этом мире закономерно, и всё, что кажется нам «случайным», — только эффект восприятия.
А из этого с очевидностью следует: всё, что мы имеем, всё, что представляет собой наша жизнь — в личном плане, профессиональном или в каком-либо ином, — «случилось» не просто так. Всё это произошло закономерно.
«Задумайтесь: вы вовсю пользуетесь языком, хотя не изобрели в нём ни единого слова».
Но это ещё не всё. Сделаем следующий шаг.
Зададимся вопросом: когда нам приходится придумывать нелепые объяснения нашим поступкам или каким-то событиям?
Тогда, когда мы не видим истинных закономерностей. То есть всегда, когда мы сталкиваемся со случайностью (которая на самом деле, конечно, таковой не является), нам нужно объяснение. Придумаем ли мы что-то «умное» в таком случае? Даже если и да, то это «умное» будет ошибкой.
Почему, скажем, друг вас предал? Конечно, если вы пораскинете мозгами, то быстро найдётесь с ответом — возможно, «он плохой человек» или, например, «деньги способны испортить любого». Вы превратите то, что показалось вам случайностью (вы же не думали, что предательство с его стороны неизбежно и закономерно!), в некую ложную закономерность.
На самом деле эта «ложная закономерность» является удобным для нас объяснением. Задача объяснения — спрятать от нас действительное положение вещей, скрыть истинное противоречие. Нам же, если мы хотим добиться действительных результатов, нужно не прятать от себя противоречия, а настойчиво и последовательно выявлять их!
Как мы рассуждаем в таких случаях? Мы считаем, что друзья не должны нас предавать, правильно? Правильно. А вот тут, понимаешь, друг предал. Противоречие? Да. Случайность? Да. Но и то и другое, как мы уже выяснили, — лишь ошибка, иллюзия.
Если вы как следует над этим задумаетесь, то обнаружите следующее: люди всегда остаются людьми (друзья они нам или не друзья, значения это не имеет), а люди всегда действуют в собственных интересах. Иногда мы входим в сферу чьих-то интересов, а иногда — нет, и именно это важно. Когда входим — с нами дружат, не входим — не дружат. Такова голая правда.
Если мы человеку интересны, приятны, если ему с нами комфортно, нравится с нами общаться, если ему важны наши советы, то он с нами дружит, приятельствует, а может быть, даже любит нас. Но это всегда не просто так. Будьте реалистами! Может быть, в основе этой его симпатии к вам лишь ваши красивые глаза. Ну и что? Всегда есть это «что-то», что является для данного человека ценным в ваших с ним отношениях.
Если же мы вдруг по каким-то причинам, о которых, возможно, знает только мозг наших друзей, приятелей и любовей (сознание всегда будет заблуждаться и нести самую отвязную объяснительную чушь), перестаём входить в сферу их интересов, они перестают с нами дружить, приятельствовать с нами и любить нас. Это нормально.
И мы ведь точно такие же! Если нам человек нравится, если нам с ним хорошо, если он нам почему-то важен и нужен, то мы его любим, мы с ним дружим. Но потом, когда что-то происходит в нашем мозгу (мы не осознаём, что именно, а возможных факторов множество!), мы перестаём в этом человеке нуждаться. Чувство тут же исчезает как дым.
Может, мы и относимся к нему по-прежнему хорошо, но если он нам больше не нужен так, как прежде, наше поведение по отношению к нему, конечно, изменится, а он, вполне вероятно, может почувствовать себя преданным.
Закономерно ли наше поведение? Да. Может ли оно показаться кому-то аморальным, несправедливым и даже безнравственным? Может. Но то, что оно кому-то таким кажется, не меняет существа дела. А уж тем более не может изменить соответствующей закономерности.
Закономерно ли в таком случае, что время от времени друзья от нас отворачиваются, приятели растворяются в воздухе, любимые люди перестают любить нас — изменяют, уходят к кому-то третьему? При всём при том, что это ужасно неприятно, это ещё и закономерно. Так происходит.
Повлияли ли какие-то наши собственные действия на то, что другой человек так поступил с нами? Безусловно, да. Были ли именно эти факторы определяющими? То есть именно ли из-за этого он так поступил с нами? Скорее всего, нет. При принятии решений наш мозг учитывает огромное число факторов, а какие именно — наше сознание, как правило, даже не догадывается.
Конечно, если мы хорошо разбираемся в человеческой природе, в мотивах поведения людей, в психологических механизмах и т. д. и т. п., мы с большой долей вероятности определим факторы, повлиявшие на причины его решения. Но поверьте, полного списка «причин» у нас не будет никогда, и у него их нет — как бы он себе (или нам) своё поведение ни объяснял.
Случайность — иллюзия. Если же что-то кажется нам случайным, странным, из ряда вон выходящим — приглядитесь внимательнее, вы точно найдёте там противоречие. А если вы найдёте противоречие, то сможете его разрешить и перестанете страдать.
Вот зачем всю эту главу я рассказывал вам о том, что никакой «личности» у нас нет, а культурные нормы — это своего рода блеф (лишь выученные нами императивы, которым, впрочем, наш мозг может легко сопротивляться, если ему это зачем-то нужно).
Нет какого-то установленного извне правила, которое наш мозг не мог бы нарушить, если ему вдруг очень приспичит. Поверьте, он найдет способ одурачить «куклу», возомнившую себя центром мироздания и главой собственного мозга, который её же и производит.
До тех пор пока мы будем пестовать идею некой своей «личности», до тех пор пока мы будем считать исповедуемые нами «нормы», «смыслы» и «ценности» истиной в последней инстанции, мы с неизбежностью будем наблюдать вокруг себя массу «случайностей».
Какие-то «случайности», возможно, будут нас и радовать, но, так или иначе, дело кончится плохо. С ошибками всегда так — неизбежное крушение воздушных замков и последующее разочарование. Впрочем, большинство «случайностей» сразу бьют нас наотмашь и с ходу отправляют в нокаут депрессии.
Что со всем этим безобразием делать? Тут всё просто: нам нужна смелость смотреть правде в глаза. Даже если неприятно, лучше это «неприятно», чем неизбежные последствия подобной слепоты. Везде действуют закономерности, и мы должны выявлять их, а поможет нам в этом разрешение соответствующих противоречий.
И как только вы сделаете это несколько раз: превратите «случайность» в «противоречие», а затем разрешите это противоречие, мир предстанет перед вами другим. Вы увидите его подлинным и настоящим, светящимся величием и удивительной красотой его закономерностей.
«Случайность — иллюзия».
Понимаю, что многое из того, о чём я рассказываю, может вызвать у вас чувство тревоги. Ну правда, получается, вроде как, что и на других людей нельзя полагаться, и друзья — это лишь фикция, и любимые люди — себе на уме. В каком-то смысле — да, это так. Но прислушайтесь к себе — в вас говорит ваша личность, которой нет, и ценностные установки, которые гроша ломаного не стоят.
Если вы действительно сможете осознать, что ваша личность — это надуманная иллюзия, а ценности — просто условности, которые приняты в обществе и призваны, насколько это возможно, дисциплинировать граждан, то вы освободитесь от заблуждений и лжи, а будучи свободными, вы иначе увидите всё то, что, возможно, кажется вам сейчас таким «ужасным».
Мир не ужасен. То, как мы организуем себя в нём, составляет проблему. Но не для него, конечно. Для нас.
До сих пор я цитировал только первый фильм культовой трилогии «Матрица». Второй и третий не снискали такой же зрительской любви и были без восторга встречены кинокритиками.
Возможно, это связано с конфликтом, который произошёл между братьями Вачовски и продюсером фильма Джоэлом Сильвером.
Сильвер хотел добиться традиционной для Голливуда «сценарной арки»: борьба добра со злом, почти побеждающее зло, полумистическое преображение «героя» и победа всего хорошего над всем плохим. В сущности, такую трилогию и увидели зрители. И именно в таком виде она их, судя по кассовым сборам, разочаровала.
Вачовски представляли себе всё по-другому. Оригинальный сценарий откровенно выходил за рамки традиционного шаблона, сформированного христианским мифом (желающие узнать подробное описание несостоявшейся экранизации могут легко найти эту информацию в Сети, а я скажу лишь о самом главном).
Развязка предполагалась и вовсе предельно драматичной — абсолютная гибель всех и вся. Должен был взорваться главный компьютер, создающий Матрицу, должны были умереть все люди в капсулах и Архитектор Матрицы, должен быть исчезнуть Зион вместе с Морфеусом и борцами Сопротивления. Ну и конечно, трагическая смерть возлюбленной Нео — Тринити, да и его самого.
То есть зритель до самого финала должен был находиться в полной уверенности, что это вообще всё — полный, так сказать, конец.
Но вот последняя сцена. Нео открывает глаза в той самой белой комнате, в том самом красном кресле. Появляется Архитектор и объясняет ему очевидное: нужно быть полным идиотом, чтобы не понимать, что весь «реальный мир», за сохранение которого Нео так страстно боролся, был лишь одной из частей Матрицы.
Нео не замечал очевидного противоречия — уничтожить Зион для Матрицы не составляло никакого труда. Более того, само его существование без энергии, которую Матрица добывает из человеческих тел, было невозможно. То есть никакого свободного Зиона быть не могло! А потому на самом деле ничего не погибло, происходит ещё одна, очередная, перезагрузка системы.
И вот Нео снова просыпается в своей постели, выключает будильник, одевается и идёт на работу, теряясь в толпе. Ему снова предстоит воодушевлять людей на спасение мира, который в любом случае не может погибнуть. Матрица не умирает, она просто сбрасывает старую кожу. То есть всё вернётся на круги своя, и ни одна из закономерностей не будет нарушена.
Специалисты считают этот вариант сюжета абсолютной антиутопией, то есть самым ужасным-ужасным-ужасным представлением о реальности. Но ирония заключается в том, что это не утопия и не антиутопия, а собственно тот мир, который нам дан: единый и цельный, с чёткими закономерностями — повторяющийся и самовоспроизводящийся.
И вся суета внутри этого мира — это не способ спасти его и не способ что-либо разрушить, а просто ещё одна его — такая — закономерность.
В завершение третьего фильма Архитектор говорит: «В Седьмой Версии Матрицы миром будет править Любовь». Было бы очень круто. Осталось исключить мнимые случайности и разрешить внутри себя все противоречия.
«Четвёртая технологическая революция» — название, которое используется для описания происходящего на наших глазах технологического переустройства экономики и общества. В основе этой фундаментальной трансформации — искусственный интеллект, большие данные, интернет вещей, 3D-печать, дополненная реальность, генная инженерия и т. д. и т. п.
Те же, кто и вовсе не верит в «случай», — стопроцентные апологеты закономерности.
Тут, наверное, надо оговориться, что в обозримом будущем пункты этого списка, благодаря прогрессу медицины, могут поменяться местами. Но для нашего анализа это значения не имеет.
К счастью, теперь уже не точка, а запятая — сейчас научились эффективно лечить это заболевание с помощью процедуры плазмообмена.
Карл Линней, который собирал данные о подобных детях, в 1758 году предложил называть таких существ — Homo Ferus, то есть «одичавшим человеком». Более выразительный термин — «мауглеоиды» (mauglioides) — был предложен А. Г. Невзоровым в его замечательной книге «Происхождение личности и интеллекта человека».
От древнегреческого слова κυνικοι, κυων — «собака».
Впрочем, Адольф Гитлер, по воспоминаниям современников, был милейшим отцом, добрым другом и галантным кавалером.
Справедливости ради надо отметить, что одного заключённого всё-таки выпустили и заменили на запасного. Счастливчик пережил настоящий нервный срыв уже на второй день эксперимента. И все ещё не настолько заигрались, чтобы не отпустить его из стен «тюрьмы» от греха подальше.
Недавно, впрочем, объявили, что всё — создали, наконец.
Множество подобных исследований проводится постоянно, ведь возможность влияния на наше поведение дорогого стоит. Так что особенно их много уже даже не в социальной психологии, а у нейромаркетологов.