чего последний сразу отскакивает и исчезает с экрана, дети реагируют спокойно. Но если
прежде чем отскочить, маленький желтый кубик на секунду-другую задерживается, это зре-
лище приковывает внимание детей не хуже, чем крушение поезда – случайных свидетелей.
Задержка с отскоком как будто идет вразрез с неким предсказанием, сделанным предпола-
гающим мозгом[6]. Подобные опыты говорят о том, что мозг обезьяны «знает» о тяготении
(предметы падают вниз, а не в сторону), а мозг человеческого ребенка «знает» о кинетике
(движущиеся предметы передают энергию неподвижным в тот самый момент, когда входят
с ними в контакт, а не несколькими секундами позже). Говорят они также и о более важном –
мозг обезьяны или ребенка добавляет уже известные ему факты (прошлое) к тому, что видит
сейчас (к настоящему), чтобы предсказать, что случится далее (будущее). Если происходя-
щее отличается от предсказанного, обезьяны и дети испытывают удивление.
Наш мозг был создан для предположения, и именно этим он и занимается. Когда мы
гуляем по пляжу, мозг предсказывает, насколько твердым окажется песок, когда его коснется
нога, и соответственно регулирует напряжение в коленном суставе. Когда мы подпрыгиваем,
ловя фрисби, мозг предсказывает, где она окажется в момент пересечения ее и нашего пути, и
направляет руку в нужную сторону. Когда мы смотрим на краба, бегущего к воде и скрываю-
щегося за корягой, мозг предсказывает, когда и в каком месте он появится перед нашими гла-
зами, и направляет взгляд именно туда. Эти предсказания замечательны и по своей скорости,
и по точности, с которой они делаются. Трудно представить, на что была бы похожа наша
жизнь, если бы мозг прекратил предсказывать и предоставил нам обходиться только насто-
ящим моментом, лишив возможности рассчитать следующий шаг. Однако как ни порази-
тельно это свойственное каждому, автоматическое, непрерывное, неосознаваемое предска-
зывание ближайшего, локального, персонального будущего, не оно заставило наших предков
спуститься с деревьев и надеть штаны. Фактически этим способом предсказывать пользу-
ются даже лягушки, не покидая родимого пруда, и не о нем говорится в моем варианте сен-
тенции. Нет, то разнообразное будущее, которые создаем мы, люди, – и только мы, – совер-
шенно другого рода.
Обезьяна, заглянувшая в будущее
Взрослые любят задавать детям глупые вопросы, желая посмеяться над ответами.
Один из самых дурацких вопросов таков: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» Детей он
обычно озадачивает и тревожит – возможно, потому, что в вопросе этом им слышится намек
на некоторую опасность. Если они и отвечают на него, то что-нибудь вроде «буду продавцом
конфет» или «кондуктором». Мы смеемся, поскольку знаем – вероятность того, что ребе-
нок и вправду станет кондуктором или продавцом конфет, ничтожно мала. К тому моменту,
когда он сделается достаточно взрослым, чтобы самому задавать глупые вопросы, интере-
совать его будут уже совсем другие профессии. Но нужно заметить: хотя подобные ответы
и кажутся неверными, они верны в качестве ответов на другой вопрос, а именно «кем ты
хочешь быть сейчас?». Дети не в состоянии сказать, кем они хотят стать когда-нибудь потом,
потому что на самом деле они не понимают, что значит потом[7]. И как изворотливые поли-
тики, они игнорируют заданный вопрос и отвечают на тот, на который могут ответить. Взрос-
лые, конечно, значение этого слова понимают. Если тридцатилетнюю жительницу Манх-
эттена спросить, где, по ее мнению, стоило бы провести старость, она назовет Майами,
Феникс или другое популярное место. Ее может вполне устраивать нынешняя жизнь в шум-
ном городе, но она способна себе представить, что через сколько-то лет игра в бинго и свое-
13
Д. Гилберт. «Спотыкаясь о счастье»
временная врачебная помощь станут ей дороже музеев и городского многолюдья. В отличие