нет никакого дела до их пристрастия к воздуху. Сходство меж людьми очень велико, но нас
оно не волнует, поскольку не помогает делать то, что мы должны делать в этом мире: отли-
чать Джека от Джона, а Джейн от Дженнифер. По сути, это сходство – неприметный фон,
на котором резко выделяется небольшое количество относительно мелких различий между
людьми. Мы тратим так много времени, выискивая, оберегая, запоминая эти различия и
думая о них, что склонны переоценивать их количество и частоту, в результате чего считаем
людей более разными, чем они есть на самом деле. Проведя целый день за сортировкой
винограда по форме, цвету и прочим качествам, вы можете превратиться в виноградофила
– из тех, кто способен часами говорить об оттенках запаха и тонкостях вкуса. Вы начнете
думать о винограде как о бесконечно разнообразном творении природы и забудете, что вся
154
Д. Гилберт. «Спотыкаясь о счастье»
по-настоящему важная информация о нем заключена в том простом факте, что он – вино-
град. Наша убежденность в разнообразии других и собственной уникальности особенно глу-
бока, когда дело касается эмоций[333]. Поскольку мы можем ощущать собственные эмоции, но должны предполагать их наличие у других (глядя на лица и слушая голоса), у нас часто
возникает впечатление, что другие не переживают столь сильных эмоций. И мы ждем, что
окружающие поймут наши чувства, хотя сами чужих не понимаем[334]. Это ощущение эмо-
циональной уникальности возникает довольно рано. Когда детсадовцев спрашивают, какие
чувства они будут испытывать в различных ситуациях, малыши ожидают получить уникаль-
ные эмоции («Билли будет грустно, а мне нет»). Кроме того, они предлагают уникальные
причины своих чувств («Я скажу себе, что хомяк теперь на небесах, а Билли просто будет
плакать»)[335]. Взрослые в подобных случаях предсказывают свои чувства точно так же[336].
Наша глубокая убежденность в разнообразии и уникальности людей – основная при-
чина, по которой мы отказываемся использовать других в качестве заменителей. Ведь замена
будет полезна лишь в том случае, когда мы можем рассчитывать на то, что заменитель реа-
гирует на какое-то событие приблизительно так, как мы отреагировали бы на него сами. А
если мы считаем, что эмоциональные реакции людей куда разнообразнее, нежели в реаль-
ности, замена кажется нам куда менее полезной, чем она есть на самом деле. Замена – про-
стой и эффективный способ предсказывать будущие эмоции, но поскольку мы не понимаем,
насколько похожи все люди, мы отвергаем вполне надежный путь и доверяемся своему вооб-
ражению – наделенному множеством недостатков и вечно заблуждающемуся.
Далее
Хотя слово «помои» имеет значения, связанные с водой, оно все же относится к пита-
нию – а не мытью – свиней. Помои – нечто такое, что свиньи едят, что свиньи любят и в чем
они нуждаются. Фермеры кормят их помоями, поскольку иначе свиньи становятся злыми.
Слово «помои» относится также и к тому, что говорят порой друг другу люди79. Подобно
помоям, которыми фермеры кормят свиней, «помои», которыми кормят нас наши друзья,
учителя и родители, должны делать нас счастливыми, но, в отличие от свиных помоев, чело-
веческие своей цели достигают не всегда. Как мы видели, идеи процветают, если защищают
социальную систему, которая позволяет им передаваться. Поскольку люди обычно не счи-
тают защиту социальной системы своим личным долгом, эти идеи должны маскироваться
под рецепты человеческого счастья. Можно было бы ожидать, что со временем наши пере-
живания разоблачат лживые идеи, но это случается не всегда. Чтобы учиться чему-то из
своих переживаний, мы должны это помнить, но по множеству причин память – друг нена-
дежный. Практика и инструктаж помогают нам перебраться из пеленок в брюки, но их недо-
статочно, чтобы помочь нам перебраться из настоящего в будущее. Парадоксальность этого
затруднительного положения заключается в том, что информация, в которой мы нуждаемся