менные экономисты избегают подобных определений – не потому, что у них имеются лучшие, а потому, что не любят гово-
рить о субъективных переживаниях. По сути, «полезность» становится гипотетической абстракцией, критерием выбора.
Если вам это напоминает словесное жонглирование – добро пожаловать в наш клуб. Подробнее историю этого понятия
см.: Georgesku-Roegen N. Utility and Value in Economic Thought // New Dictionary of the History of ideas, vol. 4. – New York: Charles Scribner’s Sons, 2004, P. 450–458; Kahneman D., Wakker P.P., Sarin R. Back to Bentham? Explorations of Experienced Utility // Quarterly Journal of Economics 112: 375–405, 1997. – Прим. авт.
156
Д. Гилберт. «Спотыкаясь о счастье»
Проблема заключается в том, что мы не в состоянии с той же легкостью высчитать,
какие чувства будем испытывать, когда получим желаемое. Главное в ответе Бернулли –
не математический его аспект, а психологический. Ученый понимал: то, что мы реально
получаем («благосостояние»), – это не то же самое, что мы реально переживаем, когда его
получаем («полезность»). Благосостояние можно измерить путем подсчета долларов, но
полезность придется измерять путем подсчета «блага», которое мы за эти доллары купим83.
Благосостояние не имеет значения; полезность – имеет. Нас волнуют не деньги, не продви-
жение по службе, не отпуск на побережье сами по себе – нас волнуют блага или удоволь-
ствия, которые принесут (или не принесут) нам эти формы благосостояния. Мудрый выбор
– это такой выбор, который доведет до максимума наше удовольствие, а не количество дол-
ларов, и если мы хотим надеяться хоть на какую-то мудрость своего выбора, то должны
верно предвидеть, сколько удовольствия купят нам доллары. Бернулли знал, что гораздо
легче предсказать, сколько благосостояния принесет выбор, а не сколько полезности, и при-
думал простую формулу, которая, как он надеялся, поможет всякому перевести оценку пер-
вого в оценку второго. Он говорил, что каждый последующий доллар доставляет несколько
меньше удовольствия, чем предыдущий, и что человек поэтому может высчитать удоволь-
ствие, которое он получит от доллара, просто делая поправку на количество долларов, кото-
рое уже имеет.
Определение ценности предмета должно основываться не на цене его,
но, скорее, на полезности. Цена предмета зависит только от самого предмета
и одинакова для всех; полезность же зависит от особых обстоятельств
человека, делающего оценку. Поэтому, вне всяких сомнений, выигрыш 1000
дукатов более важен для бедняка, чем для богатого человека, хотя оба
выигрывают одинаковую сумму[337].
Бернулли верно понял, что люди более чувствительны к относительным величинам,
чем к абсолютным, и в его формуле эта основная психологическая истина была принята в
расчет. Но он знал также, что перевод «благосостояния» в «полезность» не так прост, каким
видится в теории, и что существуют и другие психологические истины, которые его формула
не учитывает.
Хотя бедный человек обычно находит больше полезности, чем
богатый, в одинаковом приобретении, тем не менее возможно такое, к
примеру, что богатый узник, у которого есть 2000 дукатов, но которому
нужно еще 2000, дабы выкупить свою свободу, придаст больше ценности
выигрышу 2000 дукатов, чем кто-то другой, у кого денег меньше, чем у него.
Примеров такого рода можно придумать бесчисленное множество, но они
будут чрезвычайно редкими исключениями[338].
Попытка была недурна. Бернулли был прав, полагая, что сотый доллар (или сотый
поцелуй, пирожок, пляска на лугу) обычно не приносит нам столько счастья, сколько при-
нес первый, но ошибался, когда посчитал, что это – единственное различие между благосо-
стоянием и полезностью (и, следовательно, единственное, на что нужно делать поправку,
предсказывая полезность благосостояния). Как оказывается, «бесчисленные исключения»,
которые Бернулли замел под коврик, не будут чрезвычайно редки. Помимо величины счета в
банке, существует много чего другого, влияющего на то, сколько полезности человек извле-