чем мы решим, верить ли подобным утверждениям, следует решить, способны ли люди в
принципе заблуждаться относительно собственных чувств. Заблуждаться мы можем насчет
чего угодно – стоимости соевых бобов, продолжительности жизни клещей, исторических
дат, – но способны ли мы заблуждаться насчет собственного эмоционального переживания?
Можем ли мы быть уверены, что чувствуем что-то, или нет? И существуют ли где-нибудь
люди, которые и впрямь не сумеют ответить правильно на самый заурядный в мире вопрос?
Существуют, и одного из них вы найдете в зеркале. Читайте дальше.
Смущенные и растерянные
Погодите-ка. Прежде чем вы продолжите чтение, предлагаю сделать паузу и внима-
тельно посмотреть на свой большой палец. А теперь – держу пари, что вы этого не сделали.
Держу пари, что вы продолжили читать, потому что посмотреть на палец – дело настолько
простое и бессмысленное, что кажется неуместной шуткой. Но если вы считаете ниже сво-
его достоинства бросить взгляд на свой палец, давайте рассмотрим, что должно произойти
поблизости, чтобы мы увидели какой-то объект – палец, пончик с повидлом или бешеную
росомаху. В крошечный промежуток времени между тем мгновением, когда свет, отразив-
шись от поверхности объекта, достигнет наших глаз, и мгновением, когда мы поймем, что
это за объект, наш мозг должен извлечь и проанализировать характерные признаки объекта
и сравнить их с информацией, хранящейся в памяти, чтобы определить, что это за штука и
что с ней следует делать. Это сложный процесс – настолько сложный, что ни один ученый
не знает в точности, как он протекает, и ни один компьютер не может его воспроизвести. Но
мозг производит его с исключительной скоростью и точностью. Фактически он совершает
анализ с таким проворством, что мы имеем переживания всего лишь взгляда налево, обна-
ружения росомахи, испуга и готовности делать все дальнейшие расчеты, сидя в надежном
убежище на платане.
Задумаемся на секунду о том, как должен протекать акт видения. Если бы вы создавали
мозг наспех, вы, вероятно, спроектировали бы его таким образом, чтобы он сперва узнавал
17 Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник. – Прим. пер.
42
Д. Гилберт. «Спотыкаясь о счастье»
окружающие предметы («Острые зубы, бурый мех, жутковатое фырканье, капающая слюна
– ба, да это же бешеная росомаха!»), а потом вычислял, что делать («Кажется, бегство –
это блестящая мысль в данной ситуации»). Но человеческий мозг создавался не наспех. Его
самые необходимые функции были спроектированы первыми, а уже потом, через тысячи
лет, к ним добавились менее нужные. И поэтому по-настоящему важные части мозга (те,
например, что контролируют дыхание) располагаются внизу, а такие, без которых мы, навер-
ное, могли бы обойтись (те, например, что контролируют настроение), находятся поверх
них, как шоколадная глазурь поверх мороженого. В действительности своевременное бег-
ство от бешеных росомах – гораздо важнее, чем понимание, кого именно мы видим. Такие
действия, как бегство, настолько важны для выживания наземных млекопитающих (вроде
тех, от которых мы произошли), что эволюция не стала рисковать и спроектировала мозг
таким образом, чтобы на вопрос «Что делать?» он отвечал раньше, чем на вопрос «Что это
такое?»[71]. Эксперименты показывают, что в тот момент, когда мы видим некий объект, наш
мозг мгновенно анализирует лишь некоторые из его ключевых признаков и затем исполь-
зует наличие или отсутствие этих признаков, чтобы вынести одно очень спешное и очень
простое решение: «Настолько ли важен этот объект, что я должен немедленно отреагиро-
вать?»[72] Бешеные росомахи, плачущие младенцы, падающие камни, кокетничающие самки,
убегающая добыча – все это много значит для выживания. Столкнувшись с подобным, мы