мозг, и мой легко перескакивают сейчас от мысленного образа одного продукта к мыслен-
ному образу другого, потому что мы всего лишь читаем о них. Но если бы мы собирались
есть один из них, мозг автоматически эксплуатировал бы неоднозначность сходства этих
продуктов и дал бы нам возможность думать о них скорее так, как нам нравится (вкусный
десерт или питательный овощ), чем так, как не нравится (жирный десерт или горький овощ).
Как только наше потенциальное переживание становится действительным переживанием
– как только мы начинаем нуждаться в его хороших качествах, – мозг принимается искать
способ думать о переживании так, чтобы мы смогли их увидеть и оценить.
Поскольку переживания изначально неоднозначны, найти «позитивное видение» их
часто бывает не сложнее, чем найти «видение под вами» куба Неккера, и исследования пока-
зывают, что большинство людей делает это успешно и постоянно. Покупатели оценивают
кухонные приборы более позитивно после их приобретения[209]; ищущие работу оценивают
ее более позитивно после того, как на нее согласились[210]; школьники оценивают универси-
теты более позитивно после того, как в них поступили[211]. Игроки на ипподроме оценивают
выбранных лошадей более позитивно, когда сделают на них ставки[212]; избиратели оцени-
вают своих кандидатов более позитивно, когда уже проголосовали и выходят из кабинки[213].
Тостер, работодатель, университет, лошадь и кандидат – прекрасны и великолепны. Но когда
они становятся нашими тостером, работодателем, университетом, лошадью и кандидатом,
они мгновенно делаются еще прекрасней и великолепней. Подобные исследования говорят
о том, что люди обладают незаурядным умением видеть позитивные стороны вещей, когда
эти вещи становятся их собственностью.
Подгонка фактов
Один из героев романа Вольтера «Кандид», учитель «метафизико-теологико-космоло-
нигологии» доктор Панглосс, верил, что живет в лучшем из возможных миров.
«Доказано, – говорил он, – что все таково, каким должно быть; так как
все создано сообразно цели, то все необходимо и создано для наилучшей
цели. Вот, заметьте, носы были созданы для очков, потому мы и носим
очки. Ноги, очевидно, назначены для того, чтобы их обувать, вот мы их и
обуваем. Камни были сотворены для того, чтобы их тесать и строить из
них замки, и вот монсеньер владеет прекраснейшим замком; у знатнейшего
барона всего края должно быть наилучшее жилище. Свиньи были созданы,
чтобы их ели, – мы едим свинину круглый год. Следовательно, те, которые
109
Д. Гилберт. «Спотыкаясь о счастье»
утверждают, что все хорошо, говорят глупость, – нужно говорить, что все к
лучшему»56.
Исследования, которые я описывал, сплошь говорят о том, что люди – неисправимые
панглоссианцы. Существует больше способов думать о переживаниях, чем самих пережи-
ваний, и люди необыкновенно изобретательны, когда им нужно найти лучший из всех воз-
можных способов. И, однако, если это правда, почему же мы все не бродим тогда с широко
распахнутыми глазами и блаженными улыбками на лицах, вознося Господу благодарность
за чудо геморроя и прелесть тещи? Потому что разум наш, может быть, и легковерен, но
он не простачок. Мир такой, а мы хотим, чтобы он был этаким, и наше переживание мира
– каким мы видим его, помним и воображаем – это смесь непреклонной реальности и ком-
фортной иллюзии. Мы не отделяем одно от другого. Если бы мы были вынуждены пережи-
вать мир в точности таким, какой он есть, по утрам мы испытывали бы такую депрессию,
что не могли бы подняться с постели. А если бы мы переживали мир в точности таким,