«…Нюрнбергские законы лишь заложили основы грядущего окончательного решения еврейского вопроса. Но расово-этническая проблема подобного масштаба не может быть решена за короткое время — для ее полного решения не хватит даже жизни одного поколения. Нюрнбергские законы — это максимум того, что можно было сделать сейчас. Две поправки к закону — свидетельство того, насколько сложной является эта проблема.
Было бы неоправданным упрощением полагать, что проблема „полукровок“ является лишь частью всего еврейского вопроса, хотя многое роднит эти две проблемы. Не может быть и речи о простом механическом зачислении всех „полукровок“ в евреи. Нельзя забывать о том, что в каждом „полуеврее“ течет половина немецкой крови, не говоря уже о тех „полукровках“, в жилах которых течет лишь одна четверть еврейской и три четверти немецкой крови.
Из общей массы потомков смешанных немецко-еврейских браков следует сразу выделить так называемых „евреев трех четвертей“, то есть тех граждан государства, у которых трое из дедушек (бабушек) были чистокровными евреями и лишь один (одна) — чистой немецкой крови. Наследственная еврейская масса такой консистенции является, без всякого сомнения, преобладающей, и лиц этой категории следует всех без исключения считать евреями, а не „полукровками“. Проблемы „евреев трех четвертей“, таким образом, не существует. В глазах как евреев, так и неевреев они, безусловно, являются евреями. Параграф 5 первой поправки к закону формулирует это положение достаточно определенно. Закон четко устанавливает генеалогические границы, определяющие принадлежность человека к евреям или „полукровкам“ — родители родителей по прямой линии родства. Все, что лежит за пределами этой разделительной линии, по ту или по другую сторону, относится либо к еврейству, либо к чистокровным немцам. Для закона уже не имеет никакого значения тот факт, что один или два родителя родителей по прямой линии родства были не чистокровными евреями, а сами, в свою очередь, „полукровками“.
Правовое положение „полуевреев“ и „четвертьевреев“, в соответствии с двумя первыми поправками к закону, следующее: они временно получают права имперского гражданина и приравниваются в правах к чистокровным немцам в смысле, изложенном в параграфе 2 первой поправки к закону. Вместе с тем для них сохраняются предусмотренные Законом „О восстановлении профессионального чиновничества“ 1933 года ограничения, связанные с занятием определенных общественных и государственных должностей. В этом они равны в правах.
С точки зрения Закона „О защите немецкой крови и немецкой чести“ их правовое положение фундаментально разнится. Потомство „четвертьевреев“ должно быть чисто немецким по крови, поэтому на них распространяется запрет на смешанные браки с евреями, и они подлежат уголовному наказанию за осквернение немецкой крови вследствие внебрачных половых связей с евреями. Двойственная природа „полуеврея“, в котором присутствуют в равной доле две наследственные массы, определяет законодательный подход к определению его правового статуса. Если он в момент издания закона принадлежит к иудейской общине, то он автоматически становится евреем. Если в момент издания закона он состоял в браке с евреем или вступил в такой брак позднее, то он также автоматически становится евреем. Ребенок, родившийся от внебрачной связи после принятия Нюрнбергских законов, то есть „полуеврей“ по всем объективным данным, автоматически причисляется к евреям. Его родители сознавали незаконность их связи и должны нести ответственность за свой проступок. Если еврей женится на иностранке, кровь которой родственна немецкой, то ребенок от этого брака, „полуеврей“ по объективным данным, будет считаться евреем. Дети от существующего брака „полуеврея“ с чистокровным немцем или с „четвертьевреем“ будут считаться „четвертьевреями“ и принадлежать немецкому народу. Не состоящим в браке „полуевреям“ для заключения брака с чистокровным немцем требуется специальное разрешение; браки с евреями или „полуевреями“ не требуют никакого разрешения».
17 января 1936 года министр внутренних дел рейха Вильгельм Фрик направил секретное письмо высшим органам власти и правительствам немецких земель, в котором указал на необходимость «творческого подхода» к практической реализации имперского «Закона о защите немецкой крови и немецкой чести».
«…Параграф 4 Инструкции о порядке применения закона, — говорилось в письме, — предусматривает удаление из государственной службы всех евреев или к ним приравненных лиц, занимающих чиновничьи должности, В инструкции, к сожалению, ничего не сказано о чиновниках, женатых на лицах негерманского, прежде всего еврейского, происхождения, а также о евреях, работающих в государственных учреждениях в качестве служащих низшего звена или рабочих. О некоторых сложностях, связанных с досрочным отправлением на пенсию или увольнением лиц указанной категории, уже поступила информация из ряда государственных ведомств и служб. Положения параграфов Закона „О восстановлении профессионального чиновничества“ содержат достаточную правовую базу для удаления из государственной службы всех лиц указанной категории. Учитывая важность последовательного претворения в жизнь Закона о защите немецкой крови и немецкой чести, необходимо выявлять всех лиц указанной категории, не подпадающих по формальным признакам под действие Закона, и вести их тщательный учет. О ходе этой работы регулярно информировать».
2 апреля 1936 года, то есть спустя полгода после вступления в силу Нюрнбергских законов, министр юстиции рейха Гюртнер направил всем органам юстиции циркулярное указание с рекомендациями о порядке исполнения Закона «О защите немецкой крови и немецкой чести» следующего содержания: «…Пункт 2 параграфа 5 Закона „О защите немецкой крови и немецкой чести“ предусматривает в случае доказанного судом осквернения немецкой крови вследствие запрещенной внебрачной половой связи между немцем (немкой) и евреем (еврейкой) в качестве меры наказания тюремное заключение или каторжные работы. По имеющейся в министерстве
статистической информации, до сих пор в качестве меры наказания за нарушение закона в основном назначалось тюремное заключение. Между тем осквернение немецкой крови является тягчайшим преступлением, что предполагает неукоснительное исполнение закона и предусмотренных им мер наказания. После вступления закона в силу прошло достаточно времени для осознания того, какое основополагающее значение он имеет для претворения в жизнь национал-социалистской расовой теории. Отсюда следует, что все нарушения закона, даже менее серьезные по характеру, следует рассматривать как тяжкие преступления. Каторжные работы являются в данном случае наиболее подходящей мерой наказания.
Следует также признать недопустимым и то, что еврейская сторона совершенного преступления получает, как правило, более мягкое наказание, чем немецкая сторона. Для немца — нарушителя закона — его принадлежность к германской расе служит для судов отягчающим обстоятельством, в результате чего ему присуждаются каторжные работы. Его еврейскому сообщнику суд назначает, как правило, лишь тюремное заключение.
Я также категорически не согласен с существующей в некоторых судебных решениях тенденцией рассматривать в качестве смягчающего обстоятельства случаи, когда преступная половая связь между немцем (немкой) и евреем (еврейкой) возникла до вступления в силу закона и продолжается уже длительное время. Закон требует немедленного прекращения подобных отношений, и тот факт, что эта преступная связь носит долговременный характер, не может служить смягчающим обстоятельством для судов. Я надеюсь, что органы юстиции и суды внесут необходимые коррективы в свою практику».
Нюрнбергские законы справедливо считаются вершиной антиев-рейского законодательства. Фактически они официально оформили дискриминацию евреев по расовому признаку во всех сферах жизни общества. Принципиально важным было то, что нацистские расовые нормативные и законодательные акты 1933–1935 годов (Закон «О восстановлении профессионального чиновничества» от 7 апреля 1933 года и инструкция по проведению его в жизнь, Закон «О гражданстве» и Закон «О защите немецкой крови и немецкой чести» от 15 сентября 1935 года, а также поправка к Закону «О гражданстве» от 14 ноября 1935 года) и другие, дополняющие и уточняющие их официальные документы ввели в юридический оборот в рамках нацистского права закрепленные законодательно определения «еврей», «ариец», «неариец». В соответствии с этими нормативными актами человек в нацистской Германии считался евреем, если:
трое из родителей его родителей были евреями;
двое из родителей его родителей были евреями, а сам человек состоял в браке с евреем (еврейкой) или исповедовал иудаизм.
Нетрудно заметить, что расовое определение еврейства 1933 года формально было более строгим. Например, в 1933 году человек, у которого кто-то из родителей его родителей был евреем, сам считался «полным евреем», а по законам 1935 года — уже нет. Однако это отнюдь не свидетельствовало о смягчении расовой политики нацистов. Скорее, следует говорить о реакции нацистских «правоведов» на реалии жизни, в которой имелись самые сложные с расовой точки зрения коллизии.
Любопытно, что нацистское расовое законодательство 1933–1935 годов использовало и такой «правовой» термин, как «степень загрязнения арийской крови», которую можно было подсчитать в процентах по специальной методике и, таким образом, решить конкретную человеческую судьбу. Так, при наличии трех евреев в числе бабок и дедов у человека «преобладала» еврейская кровь. Если евреями были только двое из бабок и дедов, человек имел право сам определить свою расовую принадлежность. Его решение в таких случаях обозначалось особым термином — «самоидентификация». Дети от смешанных браков считались евреями, если они состояли в браке с евреями или принадлежали к иудейской общине.
Таким образом, можно констатировать, что нацистская расовая доктрина весьма эклектично подходила к определению «еврейства», смешивая два различных основания: биологическое и конфессиональное (религиозное). Так, для детей и их родителей принадлежность к евреям определялась по биологическим основаниям, а для бабушек и дедушек — по религиозным. Впрочем, идеологов Третьего рейха подобная «научная некорректность» не смущала, в решении «еврейского вопроса» все средства были хороши.
Кроме того, в нацистскую расовую терминологию и, соответственно, во внутреннюю антисемитскую политику был введен специальный термин — «мишлинге» — «метис». Так стали называть «смешанные» или «нечистокровные» категории лиц, среди родственников и предков которых были евреи, В соответствии с нацистской расовой доктриной существовали «метисы» первой категории — «полуевреи» и «метисы» второй категории — «четвертьевреи». В смешанных браках, где мать или отец являлись евреями, к «метисам» относили их детей. В отличие от чистокровных евреев, «метисы» не являлись объектом целенаправленного преследования и истребления в нацистской Германии. Статс-секретарь министерства внутренних дел Вильгельм Штуккарт, один из разработчиков проекта Нюрнбергских законов о гражданстве и расе, был, например, принципиальным противником депортации и преследований «мишлинге» на том основании, что это означало бы «принесение в жертву германской крови». Штуккарт полагал, что «биологически опасно вводить германскую кровь во вражеский лагерь. Интеллект и блестящее образование полуевреев, обусловленное их связью с германской нацией, делают их естественными лидерами за пределами Германии, и потому они весьма опасны. Я предпочитаю видеть „метисов“ умершими естественной смертью внутри Германии».
Чтобы приблизить «народные массы» к существу и сути Нюрнбергских расовых законов в области «законодательной защиты немецкой крови от чужеродного еврейства», нацистскими правоведами были разработаны специальные наглядные таблицы, демонстрировавшие немцам, когда, собственно, появляется опасность «преступного кровосмешения» и с кем следует вступать в брак для сохранения «чистоты арийской крови». Позиция Штуккарта, равно как и точка зрения цитированного выше советника Лёзенера, по сути дела, отражала элементы прагматичного подхода к проблеме той части нацистских функционеров, которые, конечно же, не питали добрых чувств к евреям, но, будучи практиками государственного управления, стремились «выжать» из лиц, которых можно было поставить под сомнение по совершенно официальным основаниям, максимум пользы для рейха, будь то научная одаренность, административный талант или военные способности. Наиболее яркий пример такого подхода — сам «главный гонитель» немецких евреев тех лет Герман Геринг. Именно ему принадлежала ставшая поистине нарицательной в официальных инстанциях рейха и передаваемая без свидетелей от одного чиновника к другому крылатая фраза: «В своем ведомстве я сам определяю, кто у меня еврей, а кто нет». И это были не пустые слова. Известна почти анекдотическая история, связанная с заместителем Геринга в министерстве авиации, начальником вооружения люфтваффе генерал-фельдмаршалом Эрхардом Мильхом. В 1933 году Геринг, хорошо знавший Мильха и ценивший его организаторские способности, назначил его статс-секретарем министерства авиации. Однако существовал фактор, делавший невозможным государственную и военную карьеру Мильха: его мать была еврейкой. Ситуация, немыслимая для высокого должностного лица в условиях нацистского режима, Геринг весьма своеобразно решил эту проблему, заполучив от матери своего протеже собственноручно подписанное ею свидетельство о том, что Эрхард Мильх — внебрачный сын ее мужа, а не ее собственный ребенок. Но абсолютное большинство немецких евреев и «метисов» не имели покровителей такого уровня.
Кроме того, следует отметить, что позднее в отдельных случаях, вопреки идеологическим и расовым табу, нацистские власти поступали достаточно прагматично, возводя некоторых из «нечистых» за заслуги, оказанные рейху, в статус «почетных арийцев», что немедленно влекло за собой исключение этих лиц из «еврейских списков». Например, в Голландии в 194Q году такое звание получил генеральный директор министерства экономики Х.М. Гиршфельд — «за большой вклад в укрепление экономических связей между двумя странами», иными словами — за коллаборационизм[20] в экономической сфере после оккупации Голландии германским вермахтом.
Что же касается формальной стороны дела, то расовое законодательство нацистской Германии породило такой бюрократический «шедевр», как «Свидетельство о чистоте германской крови». Его был обязан заполнять каждый немец (или немка) при приеме на работу, полицейской регистрации, совершении гражданских актов и т,д. Анкета по форме «За» включала 53 позиции, при этом давались подробные сведения по прямым родственникам вплоть до второго колена. Лицо, заполнявшее свидетельство, под личную подпись предупреждалось о недопустимости сообщения ложных сведений расового характера о себе и о своих родственниках. Это влекло за собой как минимум немедленное увольнение с работы. Наконец, нельзя не прокомментировать мировоззренческую составляющую теоретических выкладок доктора Лёзенера как одного из прикладных разработчиков нацистского расового права. По Лёзенеру, «Нюрнбергские законы не загоняют евреев в гетто», а лишь способствуют «законодательному обособлению евреев, выгодному им самим». В общем, этакая культурно-национальная еврейская автономия внутри германского государства «всеобщего благоденствия». Только вот практика антисемитской политики Третьего рейха разительно отличалась от этой благостной картинки. Реальностью же было полное попрание всех политических и социально-экономических прав немецких евреев, а затем пришел и черед еврейских гетто. В последующем, в полном соответствии с теоретическими наработками вышеназванного ученого мужа, «процесс примирения и нормализации отношений между немцами и евреями с помощью нюрнбергского расового законодательства» продолжал интенсивно развиваться в лагерях, и точно к середине 1945 года «прежняя расовая ненависть между немцами и евреями» действительно «уступила место здоровым и свободным от взаимных претензий отношениям». Правда, с одной лишь небольшой поправкой: большая часть европейского еврейства, включая и евреев Германии, к этому времени уже была освобождена не только от «груза прошлых расовых конфликтов», но и от самой жизни их нацистскими «благодетелями».
После принятия Нюрнбергских законов и первой поправки к ним законодательная деятельность, направленная против евреев, несколько сократилась. Этот период относительного «затишья» продолжался около двух лет и объяснялся следующими обстоятельствами. Во-первых, в 1936 году в Германии должны были состояться зимние и летние Олимпийские игры. Соответственно, откровенная антиеврейская политика была временно снята с повестки дня. Но это был лишь тактический, а не главный фактор. Главным же было то, что Гитлер и вся нацистская верхушка стояли перед сложной дилеммой: антиеврейское законодательство ущемляло и унижало евреев, превращая их в угнетенное национально-этническое меньшинство, но одновременно оно же создавало легальные основы их проживания в рейхе, предоставляя им определенный, пусть и несовместимый с немцами, официальный статус. Именно это и вызывало сомнения у нацистов по поводу правильности данного пути: следует им вообще мириться с существованием евреев в рейхе или нет? Поэтому в середине 30-х годов нацистское руководство в этом вопросе как бы находилось на лерепутье. Однако чем прочнее было положение режима внутри страны и на международной арене, тем чаще нацистских вождей посещали мысли о возможности «решения еврейской проблемы» иным, более радикальным способом.
Тем не менее и в эти годы продолжалось «творческое развитие» нацистского расового законодательства. С момента издания Нюрнбергских законов (сентябрь 1935 года) до сентября 1937 года было издано 348 антиеврейских законов, постановлений и указов, а в период с сентября 1937 года и до «Хрустальной ночи» (ноябрь 1938 года) было опубликовано 1234 таких нормативных акта, причем последние постановления были гораздо жестче тех, что принимались в предыдущие два года. Атмосфера кипучего антисемитизма вновь охватила государственные и партийные структуры рейха.
В течение 1937–1938 годов по всей стране проводились многочисленные мероприятия, направленные на подчеркнутое противопоставление евреев неевреям. Инициатива в принятии антиеврейских нормативных актов принадлежала, как и прежде, руководящим инстанциям Третьего рейха. В этом «нормотворчестве», однако, появились новые моменты. Целый ряд документов был подготовлен в центральном аппарате НСДАП. Фактически нацистская партия, занимаясь законодательной деятельностью, выступала как самостоятельный субъект права. И это вполне соответствовало политическим реалиям Третьего рейха. Ведь НСДАП была не просто правящей, а государственно-правящей партией, чьи структуры пронизывали все звенья немецкого правительственного аппарата. Соответственно, директивные указания партии касались не только ее членов, но и всех граждан Германии.
Так, 8 января 1937 года начальник штаба при заместителе фюрера по партии Мартин Борман направил директиву № 5/37, запрещавшую немецким гражданам рейха («имперским гражданам»), принадлежавшим к «арийской расе», пользоваться услугами еврейских врачей, провизоров и похоронных обществ, принадлежавших евреям. «Арийцам» разрешалось прибегать к помощи врачей-евреев только в исключительных, экстремальных случаях, когда жизни пациента угрожала непосредственная опасность, а вызов «арийского» врача из-за недостатка времени мог привести к необратимым последствиям для жизни «арийского» пациента. Распоряжение касалось не только лиц, занятых в производстве, но и пенсионеров, несовершеннолетних и иждивенцев. Одновременно признавались недействительными любые свидетельства, включая свидетельства о временной нетрудоспособности в связи с заболеванием, свидетельства о смерти, справки об оказании срочной врачебной помощи, аптечные рецепты и т. п., выдаваемые еврейскими врачами, провизорами, юристами и сотрудниками похоронных бюро. Понятие «еврейский врач» предписывалось трактовать в соответствии с нормами имперского Закона «О защите немецкой крови и чести» от 15 сентября 1935 года. Эта директива была дополнена соответствующим циркуляром министра внутренних дел рейха, составленным на официальном партийном бланке НСДАП.
3 апреля 1937 года появился циркуляр Мартина Бормана № 43/37 о недопустимости поселения руководящих функционеров партии в гостиницах, отелях, а также в домах, принадлежавших евреям.
22 мая 1937 года вышел очередной партийный циркуляр № 64/37 о мерах по недопущению размещения представителей НСДАП, находящихся с официальными визитами за границей, в гостиницах и отелях, хозяевами которых были евреи.
В 1938 году антиеврейское законодательство продолжало ужесточаться. 16 июня 1938 года было опубликовано новое, третье по счету распоряжение о порядке применения Нюрнбергских законов 1935 года (так называемая «Третья поправка»). Оно породило новую волну указаний, предписаний и циркулярных распоряжений различных ведомств рейха по расовой тематике. Одновременно увеличивалось и число ограничений на общение и контакты немцев с евреями. Например, сотрудникам служб безопасности запретили ночевать в еврейских гостиницах и пансионах (16 июля 1938 года); были введены ограничения на почтовые отправления для евреев, на обратной стороне почтовых отправлений, предназначенных для немцев, появилась надпись: «Не для евреев» (31 августа 1938 года); евреев обязали всегда иметь при себе удостоверение личности (23 июля 1938 года); на заграничных паспортах евреев была вытиснена буква «J» (5 октября 1938 года). 27 июля 1938 года было принято правительственное постановление о переименовании улиц, названных в честь евреев. 17 августа был издан указ, согласно которому, начиная с I января 1939 года, евреям запрещалось давать своим детям «исконно немецкие имена», причем к любому имени еврейского ребенка полагалось добавлять второе имя — «Израиль» для мальчика и «Сарра» — для девочки. К концу 1938 года было ограничено право евреев появляться в общественных местах города Берлина. Кроме того, после «Хрустальной ночи» было полностью прекращено обучение еврейских детей в общих школах (15 ноября 1938 года).
Новая антиеврейская законодательная волна была организована нацистами с иезуитской хитростью. Практически ни один из вышеназванных нормативных актов не причинял евреям непосредственного экономического или физического ущерба. Однако они создавали совершенно определенный общественный климат, воздвигали стену психологического отчуждения между евреями и остальным населением страны. Разрывались человеческие связи, евреи Германии оказывались в культурной, политической и бытовой изоляции. Составной частью этой камлании стала и развернувшаяся травля австрийских евреев после аншлюса Австрии в марте 1938 года.
Можно только представить себе, сколько личных человеческих трагедий породило нацистское расовое законодательство. Документальное свидетельство одной из них сохранилось в архивах СД. Наивная, если не сказать больше, жительница Берлина фрау Эльза Катц, подписчица газеты «Фёлькишер Беобахтер», в 1938 году, когда по всей Германии прокатилась волна судебных процессов над «еврейскими осквернителями немецкой крови», когда в национал-социалистской прессе дня не проходило без погромных антисемитских статей, решила посоветоваться со своей газетой по следующей личной проблеме. «Мой сын, — писала она в газету, — является полуарийцем. Он обручен в течение уже 5 лет, но жениться не имеет права. Вопрос: может ли он со своей невестой продолжать жить в незарегистрированном браке, или же они должны разорвать обручение? Помогите мне, пожалуйста, я — мать и очень переживаю за своего сына. Мы уже 3 года являемся подписчиками „Фёлькишер Беобахтер“.
Газета проявила не только чуткость, но и поразительную оперативность, тотчас же переслав письмо фрау Эльзы Катц в службу безопасности СД. Разумеется, с просьбой „высказать свою точку зрения для подготовки ответа нашей читательнице фрау Катц“. О том, как успокоила материнские тревоги читательницы газета „Фёлькишер Беобахтер“, повествует внутренний документ реферата П 112 Главного управления службы безопасности по этому поводу. Он заслуживает отдельного цитирования:
„Письмо Эльзы Катц свидетельствует о том, что в системе Нюрнбергских законов существуют зияющие пробелы. Сын фрау Катц, являющийся, по всей видимости, метисом первой степени, уже в течение 5 лет помолвлен с арийкой и живет с ней в незарегистрированном браке. Решением Имперского комитета по защите немецкой крови в разрешении на брак им отказано. В данном конкретном случае имеется, однако, реальная возможность обойти запрет Имперского комитета, так как закон, запрещая смешанные браки, формально не запрещает совместное проживание лиц, которые были обручены по установленной форме. Между тем основным содержанием запрета на смешанные браки является в первую очередь предотвращение появления на свет нового потомства с еврейской кровью. Совместное проживание в незарегистрированном, хотя и формально не запрещенном браке таит в себе объективную опасность появления такого потомства. В условиях отсутствия реальных законодательных рычагов прекращения этого недопустимого союза единственно эффективными могут стать меры полицейского запрета. Следует предложить центральной службе гестапо изучить возможность непосредственного вмешательства в данную ситуацию. Одновременно необходимо поставить в известность заместителя фюрера по НСДАП“.
В официальном ответе в редакцию „Фёлькишер Беобахтер“ служба СД предложила газете „сообщить фрау Катц, что дальнейшее совместное проживание ее сына с чистокровной немецкой гражданкой рекомендуется немедленно прекратить, в противном случае существует реальная возможность полицейского вмешательства в это дело со всеми вытекающими отсюда последствиями“.
Характерной чертой нацистского антиеврейского законодательства являлось то, что нацистская верхушка неизменно поддерживала и поощряла наиболее дикие антиеврейские законодательные „новации“ с мест, зачастую сама провоцируя их появление. Об одной такой „ценной инициативе“, в порядке предложения о повсеместном внедрении „полезного опыта“, докладывал в марте 1938 года руководитель регионального отделения службы СД оберабшнитта СС „Юг“ своему берлинскому руководству. Речь шла о диковинном документе под названием „Руководящие принципы приема и обслуживания евреев в центральной больнице города Нюрнберга“. Своего рода практическое руководство или, скорее, служебная внутриведомственная инструкция для работников социальной сферы в случае обращения к ним лица, причисляемого в соответствии с Нюрнбергскими законами к евреям. Родилась эта инициатива, как следует из сопроводительного письма в Главное управление СД, „из реальной жизни“. Городской отдел социального обеспечения Нюрнберга обнаружил, что один пенсионер, годами получавший социальную помощь, оказался чистокровным евреем, хотя и давно крещенным по евангелическому обряду. Именно этот „возмутительный факт“ подвигнул нюрнбергских эскулапов на написание упомянутой инструкции. Город, давший миру такие расовые законы, был просто обязан „показывать пример“ в решении еврейского вопроса, Сами „Руководящие принципы“ — это длинный пятистраничный документ, детально расписывающий действия работников социальной сферы в отношении евреев. Первый раздел этого документа назывался „Общие положения“ и давал достаточное представление обо всем его содержании.
„При рассмотрении ходатайств о выделении социальной помощи необходимо особое внимание уделить выявлению расового происхождения ходатайствующего лица, а в случаях, вызывающих обоснованные сомнения, особенно при наличии явно еврейского по внешним признакам имени ходатайствующего лица, требовать предоставления дополнительных документов, проясняющих его расовое происхождение. При рассмотрении ходатайств евреев о выделении социальной помощи или о продлении существующих социальных выплат, как и при рассмотрении любых социальных ходатайств евреев разового или среднесрочного характера, следует с особой тщательностью подходить к изучению и рассмотрению представленных документов, руководствуясь при принятии решений по этим ходатайствам самыми строгими критериями“.
Естественно, что самым „строгим критерием“ в этом непростом деле являлось расовое законодательство Третьего рейха. Странно и удивительно в этом случае лишь то, что подобным образом уточняли нацистские расовые законы не профессиональные бюрократы из СД и гестапо и не головорезы из штурмовых отрядов, а работники социальных служб и врачи — представители „самой гуманной в мире профессии“.
Принятые нацистским режимом расовые антиеврейские законодательные и нормативные акты сразу же реализовывались на практике посредством целой системы политических, общественных и административных структур, игравших роль своеобразных „приводных ремней“ между высшим партийно-государственным аппаратом и населением рейха. Именно их работа обеспечивала быстрое и достаточно эффективное проведение в жизнь теоретических и политических установок НСДАП, в том числе и в сфере расовой политики. Например, в русле „генеральной линии“ энергичные шаги по „очищению“ своих рядов от „расово чуждых элементов“ предпринял „Немецкий трудовой фронт“, объединивший в своих рядах большинство работников промышленности. Так, в архивах СД сохранился отчет „Немецкого трудового фронта“ о ходе этой кампании. Характерно, что он был напечатан на. бланке „еврейского“ реферата II 112 Главного управления СД. Вот некоторые выдержки из этого документа: „Основополагающими для всех нас, членов „Немецкого трудового фронта“, — писал неизвестный автор отчета, — явились гениальные слова фюрера, произнесенные им на историческом съезде национал-социалистской партии в 1935 году, на котором были впервые провозглашены Нюрнбергские законы: имперским гражданином Германии может стать лишь соотечественник, а соотечественником может стать лишь тот, в чьих венах течет немецкая кровь, невзирая на религию. Таким образом, еврей не может быть нашим соотечественником“.
В отчете имеется текст верноподданнической клятвы или, скорее, расовой присяги нового члена „Немецкого трудового фронта“, который он был обязан при приеме прочитать вслух и подписать в случаях, когда чистота его германской крови вызывала сомнения у руководства. Звучала она следующим образом: „Я заявляю, что мне хорошо известны условия получения германского гражданства в том смысле, в котором они изложены в инструкции от 14 ноября 1935 года о применении имперского Закона „О защите немецкой крови и немецкой чести“ от 15 сентября I935 года, и что я соответствую этим требованиям. Я также полностью согласен с тем, что, если мне будет отказано в германском гражданстве, я автоматически лишаюсь членства в „Немецком трудовом фронте“ и не намерен выдвигать в этом случае никаких претензий“.
В апреле 1937 года „Немецкий трудовой фронт“ разослал „совершенно секретную“ ориентировку всем своим низовым организациям. Была найдена новая „досадная брешь“ в Нюрнбергских законах, Как известно, в соответствии с параграфом 3 „Закона о защите немецкой крови и немецкой чести“ евреям не разрешалось нанимать в качестве прислуги гражданок рейха немецкой или близкой ей крови моложе 45 лет. А если прислуга моложе 45 лет не является гражданкой рейха? Оказалось, что никаких законодательных ограничений на этот счет не имеется, то есть закон попросту не учел этой возможности. В ориентировке говорилось: „Немецкому трудовому фронту“ стало известно о массовых случаях нарушения Нюрнбергских законов представительницами „фольксдойче“[21] чехословацкой Судетской области. Молоденькие обладательницы чистой немецкой крови получают в рейхе разрешение на работу и в массовом порядке нанимаются на работу к евреям, которые, как правило, лучше платят. Тем самым создаются реальные возможности для безнаказанного осквернения евреями немецкой крови. Всем руководителям отделений „Немецкою трудового фронта“ на местах предлагается незамедлительно принять меры к выявлению такого рода случаев и проинформировать по ним соответствующие компетентные органы».
Как уже отмечалось, «Немецкий трудовой фронт» в этом вопросе был не одинок, подобные кампании проводились практически во всех государственных, административных, экономических, культурных и общественных структурах рейха.
Само собой разумеется, что обвинения в «скрытом еврейском происхождении» либо в наличии родственников-евреев стали действенным оружием в руках тех, кто мечтал получить повышение и занять более высокое служебное положение, «подсидев» собственного начальника, либо просто уничтожить конкурента. Этим грешили и высокопоставленные партийные функционеры. Так, гауляйтер Курмарка и будущий палач белорусского народа Вильгельм Кубе «организовал» в апреле 1936 года анонимное письмо, подписанное несколькими евреями и адресованное в имперскую канцелярию. В нем утверждалось, что жена председателя партийного суда НСДАП Вальтера Буха является еврейкой. Ко всему прочему, дама являлась еще и тещей Мартина Бормана, начальника штаба при заместителе фюрера по партии. Разгорелся скандал, и было проведено тщательное расследование. Донос был признан ложным. Кубе быстро «вычислили», и он был вынужден сознаться в своем авторстве. В качестве наказания Гитлер временно удалил неудачливого интригана с занимаемых им постов.
В новой кампании расовых чисток вновь встал вопрос о «полуевреях». Оригинальное решение «проблемы метисов» предложил некий доктор Гросс. Газета «Берлинер Тагесблатт» от 8 ноября 1937 года писала по этому поводу: «Государственный советник доктор Гросс, выступая с докладом в Гамбургской академии управления, затронул решение еврейского вопроса. Он заявил, что, наряду с решением еврейского вопроса в его, так сказать, чистом виде, особое значение для Германии приобретает проблема „метисов“, т. е. евреев „второй степени“. Для ее полного решения в рамках существующего законодательства понадобится несколько десятков лет. Судьба десятков тысяч наших соотечественников, которые не по своей вине стали расово и генетически больными, вызывает у нас естественное сочувствие, однако в интересах здоровья нации мы не можем допустить того, чтобы эти люди дали жизнь новому зараженному потомству. Наше подлинное уважение могут заслужить те настоящие патриоты своей родины, которые в ее интересах пойдут на суровую жертву и добровольно подвергнут себя стерилизации. Этой жертвы немецкий народ никогда не забудет».
Эволюция нацистского расового законодательства и расовой политики национал-социализма в отношении евреев носила «ускоренный» характер. От предложений о «добровольной стерилизации», адресованных «настоящим патриотам своей родины», и тщательно прописанных норм, закреплявших разделение людей на «чистых» и «нечистых», до рвов Бабьего Яра, немыслимой реальности Варшавского гетто, Майданека, Освенцима и Треблинки оказался довольно короткий путь.
«Деевреизация» экономики Германии и ликвидация «удушающей власти еврейского капитала» являлись политической и экономической сверхзадачей нацистов сразу после их прихода к власти, Главным методом ее решения был избран метод «выдавливания» евреев из экономической жизни Германии, их прямое ограбление, Основными формами такого давления стали экономические бойкоты еврейских магазинов и фирм, изгнание евреев из сферы общественных услуг и торговли, принятие ряда законодательных норм, всячески ограничивавших активность еврейского предпринимательства, а также фактическое отчуждение принадлежавших евреям фирм и предприятий, принявшее форму «ариизации».
Первая массовая антиеврейская экономическая акция (бойкот 1 апреля 1933 года), несмотря на ее бесспорный пропагандистский успех, принесла нацистам определенные экономические и политические проблемы. Так, бойкот имел негативные последствия внешнеэкономического плана. Крупные финансисты и промышленники Запада, среди которых традиционно была высока доля евреев, не могли приветствовать действия такого рода. Это обстоятельство также повлияло на продолжительность бойкота, которая была ограничена лишь одним днем. Во-вторых, бойкот, хоть и был объявлен «акцией по защите немецкого труда», в действительности нанес удар по немецким фирмам и немцам, связанным с работой еврейских предприятий либо непосредственно работавшим на них. Зачастую подавляющее большинство рабочих и служащих еврейских предприятий составляли «стопроцентные арийцы». Кроме того, возникло множество коллизий чисто юридического свойства, многие из пикетируемых магазинов и фирм финансировались либо немецкими банками, либо зарубежными финансовыми источниками, кроме того, не являлись евреями и многие владельцы контрольных пакетов акций этих предприятий и фирм. В нацистских бюрократических инстанциях за закрытыми дверями активно обсуждался вопрос: а что, собственно, обозначает термин «еврейское предприятие»? Каковы принципы и критерии его юридической идентификации? Таким образом, в экономическом смысле бойкот показал себя достаточно неэффективным. Одновременно он свидетельствовал, что назрело время для приведения правовых аспектов хозяйственной жизни рейха в соответствие с расово-политическими реалиями нацизма.
Все германский бойкот 1 апреля 1933 года стал лишь прелюдией к систематическим и непрекращающимся акциям против еврейских магазинов и еврейских товаров. Первой реакцией еврейских промышленников, оптовиков и владельцев розничной сети были смятение, растерянность и недоумение. Чего добиваются новые правители Германии? Ведь они же подрывают основы немецкой экономики! Они рубят сук, на котором сами сидят! Может быть, они чего-то не понимают? Может быть, им нужно просто все объяснить? В этой связи председатель «Центрального объединения немецких граждан иудейского вероисповедания» доктор Альфред Винер направил руководителям региональных и низовых организаций объединения письмо, датированное 21 июня 1933 года: «Из разных городов и областей Германии приходят сообщения о том, в каком тяжелом положении оказались владельцы крупных оптовых компаний — поставщиков одежды и текстильных товаров в результате того, что предприятия розничной торговли, владельцами которых являются евреи, предвидя убытки от продолжающихся акций бойкота и потеряв уверенность в будущем, сворачивают свою торговую деятельность. Еврейские владельцы крупных оптовых компаний, бойкотируемые, в СВОЮ очередь, арийскими владельцами предприятий розничной торговли, вынуждены сокращать объемы своих заказов на предприятиях легкой и текстильной промышленности. Союз оптовиков уже проинформировал об этом Союз германских промышленников, указав в качестве главной причины на трудности розничной реализации товаров в связи с антиеврейским бойкотом. Все это вызывает тревогу в промышленных кругах страны. В земле Саксония местный союз промышленников обратился в земельное министерство экономики с просьбой дать разъяснение по поводу складывающейся ситуации. С учетом изложенного обращаем ваше внимание на необходимость разъяснительной работы на местах. Следует проинформировать соответствующие государственные и партийные структуры о той опасности, которую может представлять для немецкой экономики ликвидация еврейских оптовых, мелкооптовых и розничных предприятий.
Д-р Альфред Винер»,
В первый год нахождения нацистов у власти у доктора Винера еще могли быть какие-то основания для осторожного оптимизма. В то время в Германии многие надеялись, что всплеск мутной волны антисемитизма — явление временное, конъюнктурное, что нацисты, «перебесившись», займутся серьезными государственными делами, что законы экономики возьмут свое. Но эти люди не понимали того, что национал-социалистская расовая политика — явление иррациональное и «внеэкономическое» по своей сути. Для нее соображения разумности, экономической целесообразности, практической выгоды, в конце концов, элементарный здравый смысл не имеют ровным счетом никакого значения.
Опыт первого антиеврейского экономического бойкота 1933 года получил «творческое развитие» во время массовой антиеврейской кампании летом 1935 года, связанной с так называемыми делами «по осквернению арийской крови», о чем уже упоминалось. Особенно широкий размах приобрели хулиганские действия штурмовиков в Берлине. Чтобы ввести процесс «народного волеизъявления» в более или менее управляемое русло, 30 июля в берлинской ратуше состоялось совместное совещание «отцов города»: аппарата гауляйтера Берлина, представителей гестапо и городских полицейских инстанций, а также командования штурмовых отрядов СА района Берлин — Бранденбург, Однако целью столь ответственного собрания отнюдь не являлось прекращение антиеврейских акций.