- Тимошка, как быть: неужто пропадать нам и добру нашему? - спросил Кузьма Войлошников.
Тимошка скорчил печальную рожу, тяжело вздохнул, помолчал и обиженно заговорил:
- Говорил ить я тебе: обобрал бы ты ближайших тунгусишек - и ладно. Дык нет!
- Что старым попрекаешь, глаза колешь? Без тебя тошно... - перебил его хозяин. - Товару-то много. Нам бы тунгусишек найти - обратно выведут.
- Не вывели бы так, как привели, - ответил Тимошка. - Тогда все твое добро прахом пойдет, и мы от смерти лютой не спасем животов своих... Ох, горе! Ох, погибель!..
Опечалился купец, горько пожалел, что зашел в тайгу так далеко.
Тимошка решил: пора действовать.
- Жизнью рискнуть могу. Каково отблагодарение будет за труд тяжкий и опасный?
- За платой не постою, аль купца Войлошникова, Тимофей Иванович, не знаешь!
"Ага, завеличал!" - подумал Тимошка.
- Пополам, может, разделим то, что добудем, - прошептал он и сам испугался своих слов.
- Ты что, в уме? Да ведь это грабеж! - взревел в бешенстве купец, но тут же одумался, ласково добавил: - Ай-яй-яй... какие штучки надумал, Тимофей Иванович! При такой-то беде да еще и шуточки-прибауточки.
Тимошка и сам понял, что сказал неладное, запросил много.
- Сколько же? - тревожно спросил Тимошка, и глаза его забегали, как у голодной кошки.
- Сотню хвостов беличьих да два лисьих.
- Три сотни!
- Побойся бога, ненасытный грабежник! Три сотни - и тяжко и разорительно.
- Прибавь!
- Две сотни беличьих да три лисьих! - махнул рукой Войлошников.
На этом и порешили. Тимошка пошел искать оленей. Нашел быстро, привязал к лиственнице, вьючить не стал.
- Жди тут, - сказал он хозяину.
Купец забеспокоился:
- Одному-то боязно.
- Я быстрехонько, живой ногой тропу сыщу.
Тимошка отошел недалеко, поднялся на гору и своим глазам не верит: "Батюшки, да ведь мы рядом с тунгусишками! Вот они, чумы-то их: один, два, три, четыре, пять... Нет, больше, лесина закрывает!" От радости Тимошка снял шапку и размашисто перекрестился. В голове мелькнуло: "Надо вести купца низом, вон по за ту гору, чтоб дальше ему казалось. А то, черт, передумает и не даст белок: мы, скажет, тут рядом были".
Тимошка, чтоб оттянуть время, лег на землю. И полились сладкие думы, одна другой краше:
"Вот она, жизнь наша! Но разве Тимошка - воробей? Ого! Да Тимошка выше сокола может взвиться. Да, да! Купец-то завеличал Тимошку. Мол, так и так, Тимофей Иванович. Вот оно! Тимошкина голова-то не для сора кузов, она у него для ума большого вместилище".
Мечты Тимошки прервал дрожащий голос:
- Ти-и-мо-ошка!..
"Вот голосит, как баран подрезанный! Не спугнул бы тунгусишек..."
Тимошка прибежал, запыхавшись.
- Ну как? - допытывался купец.
- Обожди! - махнул рукой Тимошка. - Без малого верст десять отмахал, упарился - сил нет, ноги дрожат.
- Умаялся... - пожалел от души хозяин своего старательного слугу.
- Дорогу найду! - торопливо бросил Тимошка.
- Найдешь?
- Найду!
Тимошка быстро навьючил оленей, и караван медленно потянулся по тайге. Долго он водил караван. Кузьма Войлошников с тревогой спрашивал:
- Скоро ли?
Поднялись на крутой пригорок, и внезапно, как из-под земли, выросли чумы. Собаки бросились с диким лаем. Мужчины выбежали из чума, затревожились, забегали. Ветвистые рога оленей вынырнули из-за пригорка. Тимошка первый подошел к чуму. Он хотя и плохо, но умел говорить по-эвенкийски:
- Здравствуй, друг.
- Гостем будешь, - ответил Саранчо.
Развьючили оленей, расположились в чуме Саранчо.
На другой день торг начали не торопясь.
Купец вынул из мешка красный с желтыми цветами платок и стал потрясать им перед глазами удивленных женщин.
Черноглазая Агада, дочь Саранчо, прятала лицо и боязливо поглядывала сквозь пальцы.
- Бери, бери! - настаивал купец.
Но Агада, взглянув на огромную рыжую бороду, испуганно вскрикнула и убежала в чум к матери.
За Агадой убежали и все остальные женщины.