- Тыкыльмо нет! - испуганно сказала Агада.
Панака ответил:
- Надо Одоя с Чалыком крикнуть, найти Тыкыльмо.
Он высвободил руки из парки, сложил ладони трубочкой и громко крикнул несколько раз во все стороны:
- Орон ору! (Олени устали!)
Эхо прокатилось по тайге: ...у-у-у!..
Первым подошел к чуму Чалык. Раскрасневшаяся Агада с трудом ставила в снег шесты для чума. Талачи помогала плохо - она устала, часто охала. Панака сердился:
- Слаба девка, молода - сил нет, а от Талачи какая польза? Одна беда..
Панака курил, сидя на сугробе, посматривая на небо, торопил женщин. Мужчина никогда не ставит семейного жилья - это дело женщин.
Агада тянула тяжелые кожаные покрышки для чума, шкура волочилась по снегу страшным зверем. Агада вспотела, лицо ее раскраснелось, как у костра. Чалык любовался ею, жалел ее. Когда она вытянулась и, багровая от напряжения, поднимала шкуру на вершину шестов, не утерпел Чалык и подбежал. Но Агада так блеснула глазами, что он отскочил, как от огня, и пошел прочь.
- Отец, почему мать не помогает Агаде? Ставить чум она лучшая мастерица.
- Тыкыльмо отстала, ищи ее по следу, - спокойно ответил Панака.
Чалык встал на лыжи. Навстречу ему шел Одой. Вместе они побежали по следу. Шли долго. Вскоре заметили черное пятно. Тыкыльмо и Терна сидели на снегу, прижавшись плотно, и согревали друг друга. Собака вскочила, почуяв приближение людей, и надрывно завыла.
- Вставай, мать! - сказал Одой.
Тыкыльмо нехотя поднялась, подумала: "Почему смерть не придет?" Обращаясь к Одою, спросила:
- Далеко ли отстала? Долго ли, сын, искал?
- Я не один, - ответил Одой, - рядом стоит Чалык. Он первый увидел.
- Острый глаз у Чалыка! - обрадовалась мать.
- Скорее иди, мать, - торопил Чалык. - Не могут поставить чум Агада с Талачи.
Ветер играл седыми космами слепой, слабая улыбка скользнула по изможденному, морщинистому лицу: "Я слепая, а еще нужна. Вот-то радость!.." - и заторопилась, с трудом разгибая застывшие ноги.
Панака озяб, сидя без дела и ожидая, скоро ли будет поставлен чум. Тыкыльмо подошла к стойбищу, устало вздохнула, опустив бессильно руки. Панака крикнул:
- Не свой ли чум задумала ставить? Почему отстала?
Тыкыльмо не ответила.
Агада еще не поставила чума. Тыкыльмо ощупала шестовой остов чума и спросила:
- С какой стороны солнце?
- С правой, - ответила измученная Агада и обрадовалась, что слепая не увидит ее заплаканных глаз.
- Неладно поставила - ветром уронит чум. Снег надо утоптать.
Агада тихонько плакала. Талачи охала и боялась попасться на глаза мужчинам.
Тыкыльмо быстро поставила чум, Агада развела огонь. Панака вошел в чум первым. За ним - Одой и Чалык. Женщины в чум входили последними. Тыкыльмо, Талачи и Агада сидели на женской половине, изредка поглядывали на мужчин. Агада тихонько жаловалась:
- Ставили чум - от жары на морозе плакала, а сейчас дрожу от мороза в чуме.
Тыкыльмо промолчала.
С мужской половины тянуло вкусной едой, густым табачным дымом. Женщины ждали. Когда мужчины поели и улеглись спать в меховые мешки, они доели остатки и тоже легли спать.
Рано утром караван вновь потянулся по снежным просторам в неведомую даль. Один олень устал - ноша на нем была большая. Часть ноши переложили на плечи Одоя. Панака сурово взглянул:
- Чалык, без зайцев не возвращайся, без мяса мой живот плачет!
Чалык, кивнув головой, понесся на лыжах.
Двигался караван тихо: устали и люди, и олени, и собаки.
Тяжелый путь подходил к концу. Чум поставили у большой горы. От голода собаки рычали, грызлись. Устал Панака разгонять их кожаной веревкой.
В чуме ждали Чалыка. У каждого в голове одно: принесет ли парень добычу! Панака сердился: "Зря положился на парнишку, не пришлось бы спать голодному. Надо было Одоя послать".
Залаяли собаки. Панака и Одой вышли из чума. На лыжах подходил Чалык.
- Плохо мужичок шагает - устал, - сказал Панака.
Не дойдя до чума, Чалык упал. Панака и Одой бросились к нему. Втащили в чум. Одежда Чалыка болталась рваными клочьями, лицо потемнело, из-под рукава тонкой струйкой текла кровь.
- Волки! - тихо прошептал Чалык.
- Где? - встревожились Панака и Одой.
- Близко. Без отдыха можно дойти, - едва шевелил губами Чалык.
- Из головы моей ум, видно, ветром выдуло, забыл я, что это долина волчья... Олени!.. - заторопился Панака.
Вместе с Одоем, захватив с собой собак, они бросились из чума.
Густая темнота слепила глаза. Пробираясь через заросли, шли они по склону горы, высматривая на снегу следы оленей. Залаяла Илемка, пастушеская собака. Панака облегченно вздохнул.
Оленей пригнали к чуму.
Чалык лежал на мягких шкурах и охал. Волки напали на него внезапно, разорвали собаку. Он едва отбился от зверей. Чалыка спасли лыжи - по склону горы он летел на них быстрее ветра, а волки, проваливаясь в снег, отстали. Долго еще слышался их дикий вой. Истекая кровью, Чалык с трудом дотащился до чума.