- Тайга люта. Головы свои ломайте, что делать будем. Казаки мы теперь пешие, бывалого человека, умельца подорожного не имеем. Не сгинуть бы в лютой тайге, не лечь бы костьми на каменья острые.
Егорка Ветродуй и дышать боялся - ждал расправы; забился он под нары, чтоб и на глаза казакам не попадаться.
- Ну и зима! Жгуча, да и свирепа. Не только роду человеческому, а даже деревам вековечным жизни нет: трещат, лопаются, стонут от боли... Земля охает под снегом... Река подо льдом беснуется... Сплошная лютость!
Говорил атаман да на казаков посматривал: кто, мол, помирать собрался - помирай скорее, ждать нечего.
- Ведомо ли вам, вольны казаки, - продолжал атаман, - что с позором в Иркутск пойдем, с пустыми руками? Вот как есть, с пустыми руками.
- Пойдем ли? - не вытерпел Ивашка Стрепетов. - Може, к весне все перемрем до единого.
- На все воля божья, - вздохнул кто-то в темном углу.
- Бог-то бог, да сам не будь плох! - засмеялся атаман.
- Спросить бы надо с тебя, коли ты есть атаман! - горячился Ивашка.
- Помолчал бы ты, Ивашка! Не тебя ли в атаманы выбрать? - зашумели казаки. - Прокормимся, ведь не безрукие!
Встал казак Никита Малый. Разгладил жиденькую бородку, шапкой об пол ударил:
- Не гоже казакам горюниться, мы не бабы! Зима от лютости своей вот-вот отойдет, обмякнет. Примечаю это по солнцу да по деревам. А там и весна, распалится река, и поплыли казачки, поплыли!
Загремели голоса:
- Поплыли!
- Река - воля казачья!..
Порешили рекой плыть. Плыть на север, без подарка царю не возвращаться.
И опять потекли злые ночи. Дымились землянки из-под снега, бились люди с буйными ветрами, гонялись, как бешеные, за зверем, тонули в синих снегах.
Добычу тащили в один котел: заяц так заяц, щука так щука, белка так белка - все едино в варево. Если неудача и нет ничего - и то ладно: подтянут казаки потуже пояски, поглотают слюну - и в дрему. Так и жили.
Летели короткие дни, тянулись длинные-предлинные ночи, а там, глянь, весна пришла. Пришла нежданно-негаданно. Только вчера свирепела буря, с ног сшибала казаков, деревья скрипели и стонали жалобно, и вдруг блеснуло яркое солнце, размякли снега, посерели. Снег с деревьев начал падать хлопьями. Дни стали теплее - мороз спадал.
- Ого, - радовались казаки, - никак, зимушка сдавать начинает!
А там и лед на реке почернел, и у берегов блеснули весенние воды. Забили с гор ключи, проснулись, зашумели, забуянили таежные речки, на солнцепеках совсем растаял снег.
- Дощаники сплавные надо мастерить, - распоряжался атаман. - Нельзя мешкать!
Застучали топоры. Казаки у самых берегов рубили гладкоствольный лес, кололи смолистые стволы клиньями на доски, выравнивали топорами. Казак Тимошка Ловкий ходил за главного: поучал, суетился, ругался. Прыгало эхо по реке и тонуло в синих далях.
Целые дни слышны были приказы Тимошки Ловкого:
- Егорке Ветродую да Лукашке Кривому рубить пни сосновые, копать яму и курить смолу! Ивашке Стрепетову, Никишке Косому да Кузьке Левше, да братьям Петровану с Прокопкой Елкиным идти по засолнечной стороне и сыскать лиственницы с вывертами, чтобы из тех вывертов носы для дощаников поделать можно было!
День и ночь горели костры на берегу. Казаки торопились - плыть думали по первой воде за льдами, уходящими на север.
Но река уже вскрылась, засверкала изумрудной гладью, быстро понеслись белые глыбы вниз по течению, а лодки-дощаники еще не были готовы. Тимошка Ловкий торопил, палкой учил нерадивых да ленивых.
Запах свежей смолы пьянил. На воду спустили три плоскодонных дощаника. Лодки с виду были неказисты, но течи не дали и сидели на реке мелко. Взыграло сердце казачье от радости. Бросали казаки вверх свои шапки, орали так, что земля дрожала.
- Грузи! - скомандовал атаман.
Погрузили казаки свои скудные запасы вяленой рыбы и мяса, что наготовили в путь, побросали в дощаники немудрящие пожитки и поплыли.
Понесла красавица Синяя река кораблики, покатилась казацкая вольная песня. Поплыли казаки медленно. Берега высматривали зорко.
Однажды дневали казаки у зеленого мыса. Чинили дощаники, за птицей, за зверем гонялись по тайге. У кипящего ключика лег на живот Егорка Ветродуй - лег, чтобы воды напиться, и закричал:
- След вижу! Тунгусишек след!
Сбежались казаки - атаман впереди, - припали к земле. Чья-то нога оставила свежие следы на желтом песке у ключа. След оставлен ногой в кожаном мягком унте, с ровненьким рубчиком-швом по краям.
- Отойди, - сердился атаман, - отойди! Затопчете, черти, след!
Атаман пошел, сгибаясь, по следу. Четкие вначале, следы стали едва заметны и наконец совсем исчезли. Вот они опять появились на примятой сухой траве, вот опять четко отпечатались на звериной тропке, но дальше пошли мхи, и следы потерялись.
- Чтоб до захода солнца юрты отыскать! - приказал атаман.
Рассыпались казаки по тайге, каждый кустик высматривали да вынюхивали. Кружились по тайге целый день и к дощаникам пришли ни с чем.
- Неуспех, - сказали казаки.
- Неуспех, - мотнул головой атаман.
На рассвете казаки недалеко от места своего ночлега обнаружили остовы двух эвенкийских чумов. Озлился атаман:
- Проглядел, из-под носа убежали!
Плыли дальше с опаской, с оглядкой. Казаки колючим словом травили Егорку Ветродуя:
Наш Егорка
Парень верткий,
На весла - больной,
На корму - слепой,
У котла - первой!
Парень удалой!