-- Разве можно более сносить его, граф Гервальт? -- спросил король.
-- Ты храбр и горд, как весь твой благородный народ. Должен ли я напоминать тебе о том, что ты сам знаешь? И терпишь, подобно нам? Гунн господствует повсюду. Ни Рим, ни Византия не дерзают восстать против него! А страшного вандала Гейзериха, бича морей, он называет своим братом. Он покорил все народы от Византии на востоке до Янтарных Островов Северного Моря. И каково его господство? Один произвол! Иногда, по прихоти, он великодушен, но вместе с тем отличается жестокостью, насилием, святотатством. Ни короли, ни поселяне, ни женщины не могут считать себя в безопасности от его прихотей и желаний. Но из побежденных им народов безжалостнее всего поступает он с нами, белокурым и голубоглазым племенем, считающим своими предками Асгардов. Нас, германцев, как называют нас римляне, он стремится не только подавить, но и опозорить.
-- За исключением меня и моих гепидов, -- слегка выпрямившись, спокойно произнес король Ардарих.
-- Правда, -- неохотно сказал Дагхар, -- тебя да еще остгота Валамера он называет своими копьем и мечом. Вас он уважает, но за какую цену! И в награду за что?
-- В награду за нашу верность, юный королевский сын.
-- Верность! Да разве это есть высшая слава? Меня учили иному в королевском дворце скиров. Мой слепой отец, король Дагомут, когда я еще был мальчиком, часто играл на арфе и пел: "Высшая слава, высшая почесть -слушай и помни -- есть геройство". И я твердо запомнил эти слова.
-- И ты, юный Дагхар, славно перенял от отца и геройство, и игру на арфе. Юноши и девушки одинаково превозносят тебя, как лучшего певца и арфиста. И с радостью я видел также, как ты владел мечом в толпе византийцев и склабенов. Но выучись еще одному, а учиться у старших не позорно, Дагхар: начало всякого геройства есть верность.
-- И это все? -- нетерпеливо спросил Дагхар.
-- Все, что он получает от меня!
-- Но неужели, друг Ардарих, -- заговорил король Визигаст, -- ты не жалеешь своих соплеменников, соседей, друзей? Правда, что доселе он щадил права гепидов и остготов и соблюдал договоры с ними. Но мы, все остальные? Мои руги, Дагомутовы скиры, герулы, туркилинги, лангобарды, квады, маркоманны, туринги, твои швабы, Гервальт, -- разве он не считает своею величайшею радостью произвольно нарушать всякие договоры, даже с теми из нас, которые всегда оставались верны ему? Вас он почитает, награждает богатыми дарами, отдает вам долю в добыче, за которую вы даже не сражались, а нас он только угнетает и отнимает у нас нашу собственность. Как ты думаешь, разве все это не возбуждает ненависть и зависть?
-- Конечно, это неизбежно, -- вздохнул Ардарих, разглаживая седую бороду.
-- Он поступает так, -- продолжал король ругов, -- с целью довести нас до отчаяния и восстания.
-- Чтобы вернее уничтожить вас, -- печально подтвердил Ардарих.
-- К этому он добавляет еще оскорбления и позор. Так, в придачу к обычной ежегодной дани тюрингов, состоящей из трехсот коней, трехсот коров и трехсот свиней, он потребовал прибавку из трехсот девушек.
-- Я убью его за эту обиду! -- громко вскричал молодой Дагхар.
-- Не удастся, горячая голова, -- возразил Гервальт, -- ты и не подойдешь к нему. Его гунны повсюду и всегда окружают его тесною толпою, как пчелы улей.
-- А храбрые тюринги согласились на это? -- спросил король Ардарих.
-- Не знаю, -- продолжал Визигаст. -- Да, несколько лет назад надежда проснулась было в сердцах трепещущих народов! Помнишь, друг Ардарих, когда течение той реки в Галлии остановлено было массою трупов, и волны ее залили берега кровавым потоком?
-- Помню ли я? -- простонал гепид. -- Двенадцать тысяч моих гепидов легли на поле битвы.
-- Тогда он впервые вынужден был отступить.
-- Благодаря доблестным вестготам и Аэцию, -- вскричал Дагхар.
-- А когда вскоре за этим, -- подхватил Гервальт, -- он был изгнан и из Италии старым римским священником, ходившим с костылем, тогда-то все порабощенные им северные племена начали надеяться...
-- Что настало освобождение и что Бич Божий сломлен, -- продолжал Визигаст.
-- Уже тут и там вспыхнуло было пламя борьбы! -- воскликнул Дагхар.
-- Слишком рано! -- серьезно произнес король гепидов.
-- Конечно, рано, -- вздохнул Гервальт, -- он залил это пламя потоками крови.
-- А ныне! -- вскричал Визигаст. -- Его намерение на следующую весну гибельнее всех прежних. Хотя он держит свои цели в глубокой тайне, и о них можно только догадываться, но они должны быть чудовищны, судя по силам, которые он собирает. Он созывает все свои народы, а их несколько сот, из обеих частей света, а из третьей, из Африки, вандал протягивает ему руку для страшного союза!
-- Кому грозит беда? Опять востоку? -- спросил Гервальт.
-- Или западу? -- спросил Дагхар.
-- Вернее, обоим, -- заключил Ардарих.
-- Кому бы ни было, -- продолжал король ругов, -- но он будет в шесть раз сильнее, чем был три года тому назад! А его противники? На византийском престоле сидит ничтожество! На востоке Аэций в опале у императора Валентиниана, и ему угрожает кинжал убийцы. У вестготов четыре брата короля враждуют между собою из-за короны. Погибнет свет, погибнет на веки, если покорены будут еще Галлия и Испания. Тогда падут Рим и Византия. Раньше, чем он выступит в этот поход, который увенчается несомненной победой, он должен погибнуть. Иначе он поработит весь мир. Прав я или нет, друг Ардарих?
-- Прав, -- со вздохом отвечал он, прижимая ко лбу стиснутую левую руку.
-- Нет, ты неправ, король Визигаст! -- сказал алеманн. -- Ты был бы прав, если бы он был также смертен, как и мы, и если бы его возможно было обуздать
такими же средствами, как и других людей. Но он злой дух! Он -порождение ада! Так говорят, между собой наши жрецы. Ни копье, ни меч, ни какое другое оружие не может поранить и убить его. Я сам видел это. Я был рядом с ним в Галлии, я упал, как сотни и тысячи падали кругом под тучами стрел и копий: он же стоял прямо и недвижно и смеялся! Я видел, как от его дуновения римские стрелы, подобно соломинкам, отскакивали от его плаща. И что он -- не человек, лучше всего доказывает его жестокость! -- он замолчал и закрыл лицо руками.
-- Тридцать лет тому назад, -- снова заговорил он, -- я был еще мальчиком, но до сих пор помню страшную картину: пойманные им в заговоре против него, мой старый отец, брат и ни в чем неповинная мать корчились и вопили от мук, посаженные на острые колья. На наших глазах мои четыре красавицы-сестры были замучены до смерти им и его всадниками! Меня он бросил лицом на трепетавшее тело отца и произнес: "Такова награда вероломству против Аттилы. Мальчик, научись здесь верности". И я научился ей! -дрожащими губами докончил он.
-- Научился ей и я, -- сказал король гепидов, -- хотя .иначе, но еще внушительнее. Ужас я победил в себе, это я уже и сделал! Но мои узы нерушимы: я связан честью! Подобно тебе, друг Визигаст, в былое время я также находил его иго нестерпимым и захотел спасти свой народ и весь мир. Все было готово: союз с Византией, тайные заговоры со многими германскими королями и вождями склабенов. За три ночи до условленного срока я спал в своей палатке. Проснувшись, я увидел возле своего ложа его самого! В ужасе я хотел вскочить. Он спокойно удержал меня рукой и слово в слово передал мне весь мой план и все договоры, занявшие четыре страницы римского письма!
-- Остальные семнадцать все уже распяты, -- прибавил он в заключение. -- Тебя же я прощаю. Я оставляю тебе твое королевство. Я доверяю тебе. Будь мне верен отныне.
-- В тот же день, -- продолжал король гепидов, -- он охотился со мной и с моими гепидами в дунайском лесу. Утомившись, заснул, положив голову ко мне на колени. Покуда он жив, я не изменю ему.
-- И весь мир должен оставаться во власти гуннов, -- сказал король ругов.
-- Да, пока он жив.
-- А после новой победы так будет уже навсегда.
-- Но сыновья Аттилы не такие, как он сам, -- выразительно заметил Ардарих.
-- Правда! Хотя Эллак достаточно могуч, чтобы удержать за собою все приобретения отца. И тогда у гуннов уже не останется больше ни одного врага!
-- Тогда... они найдутся! -- сказал Ардарих.
-- Прямой королевский ответ, -- нетерпеливо вскричал Дагхар, -- слишком уж загадочно! Значит, придется сражаться без гепидов, да, пожалуй, даже против них! Король Визигаст, пошли меня к Амалунгу Валамеру, я его...
-- Избавь себя от поездки, юный Дагхар, -- сказал Ардарих.
-- Уж и он также не был ли пожащен и... связан? -- сердито спросил Дагхар.
-- Нет. Но они побратались. И остготы не станут драться против гуннов, пока жив Аттила.
-- Он проживет еще долго, ему только пятьдесят шесть лет, -- проворчал Дагхар.