— Цезарь, замри!
Потом дочке:
— Ир, давай!
Под восхищенным взглядом Ирки нашей Ирка рыжая пристроила на черный кожаный нос карамельку и отошла в сторону.
— Цезарь, нельзя! — Выдал новую команду дядя Толя.
Юлька скосил глаза, уставился на конфету. Потом не выдержал, обреченно вздохнул и глаза закрыл. На его морде возникло непередаваемое выражение. То, что он думал о девчонках на своем собачьем языке, вслух произносить было нельзя.
Ирки замерли чуть в сторонке, боясь дышать от восторга.
Я принялся мысленно считать. Стало любопытно, как долго выдержит пес? Когда сдадут его собачьи нервы? Юлька был стойким, как кремень. Первой сдалась наша Ирка. На ста двадцати семи.
— Дядя Толя, — выпалила она скороговоркой, — пусть Цезарь скушает конфетку. Жалко его!
Юлька тут же распахнул глаза, свел бровки домиком и попытался скосить взгляд на хозяина. Весь его вид кричал: «Спасите! Помогите! Умираю!» При этом он, как и велено, не шевелился.
Сосед рассмеялся:
— Ну что с вами делать? Весь процесс воспитания мне нарушаете.
Потом обратился к псу:
— Юлька, можно!
Я смотрел во все глаза, но так и не заметил, как это произошло. Пес стремительно поднялся, конфету с носа при этом умудрился не уронить, мотнул головой, клацнул зубами, зачавкал. Все! Во дворе сидел пес, с наиехиднейшей мордой и со смаком облизывался. Ирки прыгали от восторга и хлопали в ладоши.
Финита ля комедия, проговорил я себе под нос. Собрался уже идти к ним, но снова остановился.
— Дядя Толя, — закричала моя сестра, — а можно мне? Можно я тоже попробую?
Юлька замер. Голову к хозяину он не поворачивал. Только уши вывернул назад, чтобы слышать лучше. У него наклевывалась еще одна конфета. Пока гипотетическая, но все же…
— Уверена? — со смехом спросил сосед.
— Да! — раздалось в ответ хором.
Юлька тут же сам, без команды, лег на пузо. Уложил на асфальт голову и принялся ждать. Конфета из призрачной стала практически осязаемой. Собственной, родной. Только на язык положить не успели.
— Вот же засранец, — констатировал сосед с восхищением, — все понимает. Даже командовать не надо.
Он скрылся где-то в недрах квартиры, но скоро вернулся обратно. В руке его была новая карамелька.
— Ира, держи!
Сестренка вприпрыжку понеслась к окну, получила заветную конфету и вернулась обратно. Скоро все повторилось вновь.
Команда: «Цезарь, нельзя!» И я опять принялся считать.
На этот раз Ирка не спешила. «Можно» дядя Толя сказал на двух сотнях.
***
— Толь, дальше-то что?
В окне появился мой отец, наряженный в кухонный фартук. В одной руке у него была ложка, в другой шумовка. С таким снаряжением от отчего-то походил на дирижера. Я невольно прыснул. Совершенно не помню отца за готовкой. На кухне у нас безраздельно властвовала маман. Папу туда допускали исключительно в качестве дегустатора. Ну, или чайник поставить, посуду помыть. Вот и все. Готовить ни-ни. А здесь…
Отец был раскрасневшийся, глаза горели азартом. Там, за соседским окном вершилось великое таинство — варились вожделенные раки.
— Закипело? — Дядя Толя нырнул внутрь и пропал из вида.
Следом исчез отец. Юлька вздохнул и улегся под кустом. Конфетный дождь над его гениальной собачьей головой иссяк. Ирки унеслись в глубь двора играть в свои девчоночьи игры.
Из подъезда, отодвинув меня с пути, вышла рыжеволосая женщина с большим подносом в руках. Там лежали хлеб, нож, внушительный пучок зелени, четыре огромных розовых помидора, похожих на знаменитое «бычье сердце», блюдце с наструганным лимончиком. Стопкой стояли эмалированные миски.
— Ты Олег? — Спросила она и улыбнулась. На щеках у нее появились ямочки.
Сразу стало понятно, в кого пошла дяди Толина дочка. Копия мать! Никаких сомнений.
— Угу, — я для убедительности кивнул. — А вы тетя Нина?
— Точно. — Она протянула мне поднос, и я машинально его перехватил. — Будем знакомы.
Соседка кивнула на обитый жестью стол.
— Поставь туда. Потом иди к окну. Пора накрывать.
Я быстро оттащил поднос и вернулся. Все остальное мне подавали через окно. Очень скоро на столе появилась видавшая виды разделочная доска, когда-то расписанная с изнанки под хохлому и покрытая лаком, сейчас основательно потрепанная. Такая много лет висела у нас в кухне на стене в качестве украшения. Потом граненые стаканы, заварник, монструозного вида самовар, две трехлитровки светлого пива, здоровенная бутыль домашнего вина, ровно столько же самогона и куча всякого-разного по мелочам.
Тетя Нина вновь вышла из дома и принялась расставлять все в порядке, известном лишь женщинам, как говорила Лелька — строго по фэншую. Следом подтянулась моя мать с оладьями и банкой варенья. Она окликнула Ирок:
— Девочки! Быстренько мойте руки и идите есть оладушки.
Слаженный дуэт с хохотом пронесся к пристройке.
Глава 11. Отражение
Я тихонько присел на лавку между домом и столом, облокотился спиной о стену и принялся ждать. Небо стремительно темнело. В самый центр выплыла ущербная луна и уставилась на нас немигающим взглядом. Одна за другой зажигались звезды. Яркие, огромные, какие бывают только в южных широтах. Было безумно хорошо. Тихо, спокойно. Пели цикады.
Я сидел и думал, в какое счастливое время прошло мое детство. Какие чудесные люди меня окружали. Вот взять хотя бы дядю Толю и его жену, кто мы им? Да никто! А вот поди-ка ж ты… стол, раки, самовар, даже домашнее вино.
Во дворе зажглись фонари. Звезды слегка померкли. Фонари были желтые, тусклые. Заглушить сияние далеких светил они не могли. В ладонь мне ткнулось что-то прохладное, влажное. Я опустил глаза. Рядом никем незамеченный пристроился тезка древнеримского полководца.
Заметив мое внимание, он просунул голову мне на колени и показал взглядом на стол. Все стало понятно без слов. Я протянул руку, тихонько спер один оладушек и положил в предусмотрительно распахнутую пасть. Угощение моментально кануло в бездну. Словно и не было его никогда.