Мама обрадовалась поддержке.
— Так вот, немного отдохни и дуй в магазин. Хлеб и молоко сами себя не принесут. А я тебе список напишу, чтобы не вышло, как в прошлый раз с рынком.
Я вздохнул, куда деваться? Сам напросился. Потом встал, по холостяцкой привычке прихватил с собой чай и блюдце с бутербродом. Хотел завалиться в постель с книженцией, но не успел.
— Олег! — гневно окликнула мать. — Ты куда это еду потащил?
Я резко притормозил. Вот черт, за эти годы совсем забыл, что в нашей семье на подобное всегда было табу.
— Есть надо за столом! — сказала она наставительно. — Сначала доешь, потом иди отдыхать. Совсем разбаловался. Куда только отец смотрит?
Батя тут же развел руками. Весь вид его говорил: «А причем здесь я? Сижу, ем за столом, ничего никуда не тащу!»
Я усмехнулся, запихнул в рот остатки хлеба, залил их сверху чаем, прожевал. И тихо слинял. Спорить с матерью не хотелось. Мимо меня прошмыгнула Ирка и из вредности показала язык.
— Ира, мыть руки! — скомандовала мать.
Она нашла себе другой объект для воспитания
***
Свет в коридоре не горел. Отец убрался из кухни первым, шмыгнул в гостиную, улегся на диван. По телику начинались его любимые прыжки в воду. Значит, ему тоже будет не до меня. Это замечательно.
Возле зеркала я притормозил. Тень все еще была там. Далеко, на самой границе видимости. И она тоже меня заметила. Первой мыслью было, может, подождать до ночи, а потом протереть стекло, когда все лягут спать? Все равно из зеркала эта тварь вырваться не может. Все равно до ночи ничего не изменится.
Но следом пришло здравое: «Какого черта? Не стоит откладывать на потом то, что можно сделать сейчас». Я метнулся в спальню, вытащил из брюк тряпку, подаренную цыганкой и, сунув ее в карман, выглянул в коридор. Там по-прежнему было пусто.
Тогда я подошел к зеркалу почти вплотную, достал тряпку, развернул ее и приложил пеплом к стеклу. Рука предательски тряслась. Нервы у меня оказались не железные. В мозгу билась паническая мыслишка: «Вдруг ничего не выйдет? Вдруг все зря?»
Тень тут же ринулась вперед, мне навстречу. Пепел был для нее мучением. Пепел был для нее пыткой. От крика, от боли, от гнева стекло под моими пальцами завибрировало. Тварь с той стороны со всей дури врубилась в преграду. Потом еще и еще.
И тут я всерьез испугался, что стекло не выдержит, разобьется, разлетится на сотни осколков, вздрогнул и теранул тряпкой поверху. Тень дернулась и словно прилипла к стеклу. Прилипла и замолкла. Я сделал еще движение. Куда увереннее, куда резче.
Цыганская магия сработала. Я словно стирал фантом с зеркальной глади. Методично, одну его часть за другой: голову, плечи, тело, руки, ноги. Каждое движение тряпки, как ластик, убирало из глубины черноту. Пепел с ткани не сыпался вниз. Он совершенно непонятно прилипал к стеклу, вспыхивал мириадами алых искорок, просачивался, уходил внутрь и растворялся в зазеркальном омуте.
Жаль, до самого низа дотереть мне не дали.
— Ты чего здесь застрял? — спросил из-за спины отец.
Я скомкал тряпицу и, выпрямляясь, сунул в карман. «Ничего, — пронеслось в голове, — ночью протру еще раз. Как следует, без спешки». Вслух же я сказал:
— Штаны где-то испачкал, почистить решил.
— А-а-а, — батя оглянулся на кухню, приложил палец к губам, поманил меня за собой и произнес практически беззвучно, — иди сюда.
Я, заинтригованный его таинственностью, пошел следом.
***
В телеке на вышку выходил очередной спортсмен. Батя не обратил на него ровным счетом никакого внимания. Это было странно. Он всю жизнь был фанатом прыжков в воду. Постоянно следил за соревнованиями. А тут такое необъяснимое безразличие.
Впрочем, скоро все разъяснилось. Он засунул руку в карман брюк, достал оттуда два рубля, украдкой сунул мне. Я тут же зажал ладонь.
— Матери только не говори, — прошептал он, — а то снова орать будет.
Я опешил. О чем не говорить? Но отец сам все прояснил.
— Пойдешь в магазин, и мне такой фонарик купи.
Я кивнул. Подошел к книжному шкафу, постоял выбирая, и вытащил для себя «Похитителей бриллиантов» Луи Буссенара. Потом подумал и заменил на «Айвенго». Пора было освежить в памяти матчасть. Пора было вспомнить, что за фрукт эта самая леди Ровена.
Я улегся на кровать открыл книгу, но вчитаться не успел. Как-то незаметно для себя задремал.
***
Разбудила меня мать. Просто взъерошила волосы и поцеловала в лоб.
— Эй, добытчик, — прошептала она с улыбкой, — вставай, пора в магазин идти. А то закроется все, останемся на завтрак без хлеба и молока. Чем я вас тогда кормить буду?
Я улыбнулся в ответ и перевернулся на бок. Книга лежала на полу. Фонарик кто-то принес и устроил на подоконнике. За окном заливисто лаял Юлька. Ирки слышно не было.
— А Иришка где? — спросил я с тревогой.
Мама слегка удивилась:
— С чего это вдруг такая забота? Когда это она тебя интересовала?
Я почувствовал досаду. Мать была совершенно права, никогда до сестры мне не было дела. Для меня она была вредной, мелкой, надоедливой обузой. Обязанностью, навязанной взрослыми.
Меня поняли без слов и не стали ждать ответа.
— За ней соседская Ирочка прибежала, позвала в гости. А сейчас вон во дворе пса дрессируют.
Мама похлопала рукой по постели.
— Вставай, не залеживайся. — И ушла.
Я поднялся и выглянул в окно. Счастливый пес подавал моей сестре лапы. То одну, то другую, по очереди. Рядом крутилась Ирка рыжая. Сосед курил чуть поодаль. Компания за столом привычно резалась в домино.
В Юльке я был отчего-то уверен. И в дяде Толе тоже.
Быстро переоделся и вышел в коридор. Возле зеркала вновь притормозил. Там было пусто. Внутри, в зазеркалье не осталось ничего, кроме моего отражения и куска коридора. Я подошел к стеклу в плотную, щелкнул отражение по носу и прошептал:
— Мы с тобой, парень, большие молодцы. Жаль только с остальными проблемами нельзя справиться так просто.
Глава 17. Драка