Мать попутно распределяла, кто где ночует.
— Мы с отцом здесь, — сказала она, обозрев диван. — А вам с Иринкой тут будет удобно.
Я мельком глянул на древние кровати с никелированными шарами на спинках и панцирной сеткой и тут же вспомнил, как отчаянно они скрипят в ночи. Сразу подумалось: «Я бы предпочел диван!» Но мнения моего никто не спрашивал.
Отец тем временем дошел до конца коридора и уперся в закрытую дверь. На двери был намертво приклеен пожелтевший от времени альбомный лист. На нем кто-то чернильным карандашом написал: "не входить". В конце, чтобы не осталось никаких сомнений, было поставлено три восклицательных знака.
— Странные люди, — сказала мать, — зачем писать? И так никто не пойдет. Только дверь хорошую испортили.
Двери этой я тоже не помнил. Батя подергал за ручку и пожал плечами.
— Заперто. Действительно, странные.
Он отколупнул уголок листка и изумился еще сильнее.
— Надо же, не поленились, приклеили на бустилат.
Мать совсем расстроилась.
— Ну вот, теперь это ничем не отодрать.
— А зачем тебе это отдирать? — Хохотнул отец. — Это же не твоя дверь.
Вопрос был резонный, но мама привыкла быть права. Она возмущенно сверкнула глазами и поджала губы.
Я смотрел на эту дверь — простую, гладкую, деревянную. Выкрашенную добрым пятком слоев белой краски. И удивлялся. Нашли из-за чего страдать. Выкинуть и всех делов. Этому дерьму давно место на свалке. Сейчас…
И тут же одернул сам себя — нет больше никакого сейчас. Точнее есть. Но это — не двадцать первый век — время изобилия и мусорных гор. А старый добрый совок, где проще перекрасить дверь по десятому разу, чем купить новую.
И я примирительно сказал:
— Мам, пап, нашли из-за чего спорить! Возьмут у кого-нибудь строительный фен и снимут краску. Делов-то…
И понял, что сморозил глупость.
Родители забыли о ссоре и воззрились на меня с изумлением. Еще бы! Откуда обычному мальчишке знать о таких чудесах техники.
— Сын! — Восхищенно произнес отец. — Ты удивляешь меня своими познаниями. Где ты такое видел?
Я был готов прикусить себе язык. Пришлось суматошно перебирать в голове всех приятелей далекой юности. Кто из них мог быть гипотетическим обладателем такого сокровища?
— Я у Жеки видел, — врать пришлось в наглую.
Родителей эта ложь устроила. У Женьки могло быть и не такое.
— Олег, — попросил отец, — сбегай во двор, узнай, где тут туалет.
Я согласно кивнул, выскочил в подъезд, постоял на первом этаже, неспешно досчитав до трехсот, и вернулся обратно. Зачем спрашивать о том, что я и так прекрасно знаю?
***
Чуть позже, когда все наше семейство посетило с инспекцией пристройку, когда улеглось мамино недовольство по поводу элегантной дыры в полу вместо нормального унитаза, когда все были накормлены и напоены чаем, когда отцу от душевных щедрот налили столичной, мать вдруг вспомнила недавний разговор. Ирка уже упрыгала в комнату, а мы все еще сидели на кухне.
— Саш, — спросила она, — может, и нам, когда вернемся, тоже двери перекрасить?
Тот пожал плечами. Тогда мать взялась за меня:
— Сынок, а твой Женя не мог бы попросить родителей, что бы они…
Спасла меня Ирка.
— Мам! — Раздалось из комнаты. — Сейчас начнется «В гостях у сказки». Можно я телик включу?
— А на море ты не пойдешь?
Ирка появилась в дверях. Губы у нее были надуты.
— Ну, мам…
— Не тронь ты ее, — встал на защиту дочери отец, — пусть смотрит. Еще успеет накупаться.
Сестра тут же перестала дуться.
— Ура! — Прокричала она и ринулась в комнату.
— Погоди! — Обеспокоенно прокричала мать, бросаясь следом. — Лучше я сама.
За чужой телевизор она переживала. Не дай боже Ирка чего испортит?
Я, старательно отворачиваясь на отца, чтобы не нарваться ненароком на неудобные вопросы, тоже заглянул в комнату. Там стоял старый добрый Горизонт на тонких высоких ножках. Точно такой же, как был когда-то и у нас. Помню, я очень завидовал Пашке, когда у него появился первый в нашей компании цветной рубин. Как бегал к нему смотреть клуб путешественников. В цвете эта передача была куда интереснее.
Впрочем, потом у него у первого появился и видак с загадочным названием «Funai». А потом и импортный телек с пультом и тем же названием. Но это случилось значительно позже, лет через десять. А пока…
Мама включала Горизонт, а Ирка нетерпеливо ерзала на диване.
— Иди и ты, сынок, посмотри.
Отец положил мне на плечо руку.
— Не, я попозже, пап. Пока пойду, погуляю.
Мама высунулась из комнаты.
— Долго не задерживайся. Здесь рано темнеет. А вечером должна быть кинопанорама. Приходи, посмотрим.
Я вышел в подъезд и тихонько прикрыл дверь. Спускаясь по стертым от времени ступеням все думал о том, что кинопанорамы не видел давненько. Когда ее перестали выпускать в эфир? В девяностом? В девяносто пятом? Будь под рукой интернет, все было бы куда проще.