Как там сказала Лачи? У меня все получится, если не струшу и не отступлю? Так вот, я не отступлю, даже если струшу. Обратной дороги у меня нет. И третьей попытки мне не дадут.
***
Половину дороги Ирка шла первая и молчала. Я тоже не спешил с ней вести беседы. Я теперь вообще не был уверен, Ирка ли это. Точнее не так. Я не был уверен, кто говорит со мной: моя сестренка или то, что управляет ее разумом извне. Я все никак не мог выбросить из головы торжествующий блеск в таких родных и любимых глазах.
Не хотелось верить и в то, что бороться придется не только с чужеродным злом, но и с собственной сестрой. Хотя, по всему выходило, что будет именно так.
Потом Ирка вдруг словно оттаяла, словно то, что что отравляло ее разум, исчезло. Она придвинулась ко мне, сунула ладошку и робко предложила:
— Давай мириться?
От нее больше не исходило угрозы. Сразу стало легче дышать. Нечто ушло, отступило. Пока…
— Давай, — согласился я.
— Мирись-мирись-мирись… — завела она.
Я хотел верить в ее искренность, но у меня получалось плохо. Больше я не мог ей доверять. Все ее слова казались мне ложью, продиктованной мороком.
Ирка закончила мирилку, прижалась ко мне и доверительно прошептала:
— Я кушать хочу. Пойдем домой?
Я вспомнил, что в сумке сиротливо болтаются три оставшихся бутерброда, но предложить ей не рискнул. Пусть будет так. Домой так домой. Пусть тварь думает, что все идет по ее плану. А там мы еще посмотрим, кто кого.
***
Окна у соседей были закрыты. Я привстал на цыпочки, заглянул. Со двора внутри квартиры не было видно никого. В подъезде я все равно не сдержался и, не обращая внимания на Иркины возмущенные взгляды, нажал кнопку звонка. Тишина. Опять тишина. Мог бы и не стараться. Ни дяди Толи, ни его семейства дома не было.
Наш ключ все так же лежал под ковриком. Моя последняя надежда канула в небытие. Мать не вернулась. Ирка подняла ключ и протянула мне.
— Открывай сама, — сказал я, — как взрослая.
Она обрадовалась, словно ей предложили нечто несусветное. Запрыгала на месте, правда, быстро утихомирилась, вставила ключ в замок, повернула, первая зашла внутрь. Дверь я запер на два оборота. Ключ в замке оставлять не стал. Вынул и украдкой опустил в карман брюк. Почему? Да кто его знает. Так мне отчего-то было спокойнее. Я словно оставлял за собой путь к спасению.
Ирка сбросила сандалии, вприпрыжку пронеслась по коридору, стукнула пальцами по зеркалу и юркнула в нашу спальню. Скоро послышался звук крутящейся пластинки. А потом раздалась музыка. Снова «Бременские».
Я зашел следом, начал переодеваться. Ирка лежала на кровати, на животе, подперев кулаком подбородок, и болтала в воздухе согнутыми ногами. Ей все нравилось. На подушке перед ней был разложен мамин журнал. То ли «Крестьянка», то ли «Работница». Где только взяла? Впрочем, какая разница.
— Суп будешь? — спросил я, натягивая треники.
Ирка наморщила нос, повернулась ко мне.
— Суп? Фе-е-е-е… А что еще есть?
Я даже не удивился. Предложил:
— Могу пожарить яичницу с колбасой.
— Давай! — она перелистнула страницу и уточнила: — А ты умеешь?
Я кивнул. Эх Ирка, если бы ты знала сколько всего я умею. Ты бы очень удивилась.
***
Сковорода нашлась в духовке. Чугунная, тяжеленная. Как говорила бабуля, такой сподручно грабителей встречать. Раз, в лоб и наповал. Убойная штука. Я ею драться не собирался. Налил масло, разжег огонь.
Потом настругал ломтиками колбасу и кинул жариться. По кухне поплыл вкуснейший аромат. В животе заурчало. И я вдруг понял, что тоже голоден. Странно, почему? Вроде недавно ели. Я бросил взгляд на часы. Ого! Почти пять! Ничего себе загулялись! Тогда не удивительно. Надо быстрей отправлять на сковороду яйца.
В кухню просочилась Ирка, встала на пороге, посмотрела, как раскалываются в моих руках скорлупки, сделала жалобные глаза.
— Чего тебе? — спросил я настороженно.
Она переступила с ноги на ногу.
— Олежек, я в туалет хочу, а дверь заперта.
Хотелось сказать: «И правильно! Нечего шататься одной!» Хотеть не значит сделать. И я произнес:
— Ириш, мне нужно еще пять минут. Потерпи. Потом я тебя провожу.
Она взбеленилась:
— Спятил? Ты что теперь везде будешь со мной ходить? Я маме пожалуюсь!
Не знаю, что она себе думала, но глупая угроза на меня не подействовала.
— Жалуйся кому хочешь, — сказал я, — еще посмотришь, что скажет тебе мать.
Ирка фыркнула и пулей вылетела из кухни. А я порадовался, что предусмотрительно спрятал ключ.
Яичницу сделал от души — на шесть яиц. Так, чтобы хватило наверняка. Пока она доходила, нарезал хлеба, помыл помидоры, поставил тарелки. Выключил газ. Глянул на часы. Прошло всего шесть минут. Надо вывести Ирку, а то ору потом не оберешься.
Бременские музыканты пели заграничную колыбельную. Я пошел в спальню и остановился на пороге. Ирки не было.
— Ир! Иришка! Ты где?
Сердце заколотилось в груди. Мой вопрос остался без ответа. От этого сделалось еще хуже.
— Ир, ты в прятки что ли решила поиграть? Вылезай! Не смешно. Обедать пора.
Тишина. Я подошел к проигрывателю и выключил пластинку. Казалось, если не будет музыки, я смогу услышать сестру. Дыхание. Шорох. Любой звук. Я замер и прислушался. Бесполезно. Тогда быстро нагнулся и глянул под кровати. Пусто, конечно, пусто, не дура же она прятаться здесь, на виду.
— Ну, Ирка, — сказал я уже совсем недобро, — не выйдешь, найду сам и поставлю в угол. Вместо обеда.
Чуть подождал. Не вышла.