— Олег.
Вика многозначительно улыбнулась и изрекла с непередаваемым ехидством:
— Вещий?
Девочкой она была начитанной. Я прекрасно помнил, что будет дальше. Когда-то, тот, прежний Олег, ужасно смутился и не нашелся с ответом. Нет, потом, дома, кусая от досады губы, он мысленно дал несносной девчонке тысячу разных ответов. И все они были один остроумнее другого. Только она об этом так никогда и не узнала. Олег теперешний ответил нарочито удивленно:
— Ты где-то здесь видишь коня?
И да! Ответ это достиг цели. Взгляд у Вики стал заинтересованным. Она благосклонно улыбнулась и бросила:
— Погоди.
Моя мечта вдела ступни в старенькие сандалии, обмотала вокруг талии полосатое полотенце и спросила:
— Ну что, Олег без коня, а ты совсем не хочешь узнать, как зовут меня?
Взгляд ее стал ироничным.
— Да я и так… — Вырвалось у меня. И я прикусил язык. Сложно проживать жизнь заново, когда заранее знаешь, что будет дальше. Все равно, что смотреть второй раз подряд кино.
— Что, и так?
Вика подбоченилась. Выкручиваться пришлось на ходу.
— И так собрался спросить, только ты меня опередила.
Я сделал одухотворенное лицо и произнес совсем как в рыцарских романах:
— О, прекрасная незнакомка, позволь мне узнать твое имя!
Чушь получилась несусветная. Но Вике понравилось. Она тут же поддержала игру.
— Имя мое столь же прекрасно, сколь учтивы ваши речи. Вы, любезный рыцарь, можете называть меня леди Виктория.
Я откровенно опешил. Что за черт? Такого в прошлый раз точно не было. Ладно, я несу ахинею. Но Вике-то откуда это знать? Как можно подобрать такие слова? Вот так, запросто, без подготовки?
Мои сомнения не остались незамеченными.
— Не обращай внимания, — сказала девчонка беспечно, — мы весной в школьном драмкружке ставили Айвенго.
У меня откровенно отвисла челюсть. Возникло стойкое ощущение, что сейчас меня пытаются надурить. В школе? Айвенго? Хотя… Кто их тут знает. Я очень плохо помнил, что и в какие годы было запрещено. Но эта книга в нашем доме была совершенно точно.
Вика мое смятение приняла за восхищение и поспешила похвалиться:
— Знаешь, кого я там играла?
Я помотал головой. Следующую фразу она произнесла с невероятной гордостью:
— Леди Ровену.
Мне осталось только восхищенно присвистнуть.
***
Мы шли по берегу. Я — в брюках и рубашке. Вика в своем полотенце. Красивая, загорелая, с голым пузом, дерзкая и уверенная в себе.
Она почти без остановки рассказывала о школьном спектакле. О том, как было весело. О том, как мальчики из выпускного класса построили им декорации. О том, как на трудах всей школой шили костюмы.
Жалела о том, что директор не разрешил привести на сцену живую лошадь. Я фыркнул, пытаясь представить себе в школе коня. Не сдержался и заржал в голос. Вика тоже разразилась задорным хохотом.
Когда мы выдохлись, она вдруг спросила:
— Почему ты не хочешь искупаться?
Признаться, что под брюками у меня отнюдь не плавки, а вполне себе вульгарные семейники, было неловко. Я уже плохо помнил, что сейчас прилично, а что нет. Шокировать девчонку совсем не входило в мои планы. Мне здесь еще неделю предстояло жить.
— Я сегодня уже купался, — соврал я.
— А хочешь, — она вдруг остановилась и схватила меня за руку, — я покажу тебе, как настоящие леди приветствовали настоящих лордов?
— Давай, — я уставился на нее с любопытством. Этого в прошлый раз тоже не было.
Вика отошла в сторону и, усмехаясь во весь рот, присела в элегантном поклоне. Она развела руки, склонила голову, сверкая лукавыми глазищами, и… потеряла полотенце.
— Ой!
От неожиданности она потеряла равновесие, плюхнулась на попку и выдала сквозь смех:
— Ну вот, все испортила.
Я подал ей руку, а, когда девчонка поднялась, притянул к себе и обнял, совершенно не понимая, как поступить дальше. В прошлый раз я ее поцеловал. Глупо, неуверенно. Это был первый в моей жизни поцелуй. В прошлый раз мне прилетела оплеуха. В этот раз Вика отстранилась и серьезно попросила:
— Сэр Олег, если не хотите, чтобы я на вас обиделась, больше никогда так не делайте.
Глава 4. Хомо собакус Юлька
Дома, на кухне приглушенно, но вполне себе азартно переругивались отец с матерью. Я прислушался и усмехнулся. Мать отчитывала отца за скудоумие и желание испортить ей отдых. Отец, как мог, оправдывался. Оба они знали, что буря скоро уляжется, и мать поведет его мириться в спальню.
Так было всегда, сколько себя помню. И, если в детстве у меня нет-нет, да и возникали сомнения, для чего именно они там запираются, то сейчас я знал это точно. Так же было и в тот страшный день, правда, я не понял из-за чего.
Чтобы не нарваться, я тихонько юркнул в нашу с Иркой комнату, улегся на скрипящую кровать, уставившись в беленный потолок. В гостиной орал телек. Сестра снова что-то смотрела. Мне же хотелось побыть одному. Не получилось. Мать почти сразу погнала Ирку спать. А мне пришлось перебазироваться на кухню. Оно и к лучшему.
Все-таки отец большой молодец, что умудрился найти квартиру с двумя спальнями. Сестра уснула сразу, слишком умаялась во время пути. В соседней комнате еще довольно долго возились родители — шушукались, смеялись. Я сидел на кухне и пытался читать книгу. Получалось плохо. Мысли постоянно уносились куда-то в даль. Все хотелось представить, как мы теперь заживем вместе, кем вырастет Ирка, как сложится моя судьба.
В какой-то момент я почувствовал на себе чей-то взгляд. Тяжелый. Оценивающий. Недобрый. Ощущение было таким реальным и жутким, что по коже пробежал мороз, а сердце испуганно сжалось.