И внезапно - крики, вопли, ругань: поймали вора. "Ферраши! Ферраши!" Мелькает ханжал, отсекая ухо.
Одичалые псы кидаются к кровавой луже. Все привычно, как небо.
Спертый, горячий воздух, густой от пыли, наполняет улицы. Запах отбросов смешивается с терпким ароматом садов, притаившихся за глинобитными, каменными и изразцовыми стенами. От приморских болот тянет гниющими водорослями. Нестерпимо душно. И вот-вот оборвется дыхание.
Но так было каждый день, каждый год! Так было всегда! Торговая жизнь спешит к весам удачи. И время настойчиво движется в будущее, как караван. Три часа отделяют день от зенита. Обычные будни лихорадят Решт. Призывают муэззины, поет бродячий певец:
Караван уходит в голубые степи.
Ай балам! Ба-ла-амм! В знойные пустыни...
Твои кудри, Лейла, заплелись, как цепи,
Ты осталась в Реште, песня в сердце стынет,
Не Меджнуна цепи, а меня обвили!
Тысячу красавиц встречу я отныне...
Я ушел от пыли, и пришел я к пыли,
Потерял я песню, как слезу в пустыне.
Фанатичный мулла наступает на тень, распростертую на желтой земле. Из люля-кебабной доносится запах бараньего сала; туда устремляются усталые погонщики.
Поет бродячий певец, протягивая медную чашу и взывая:
- Подаяние! О имам Реза!
Купец, сидя на коврике возле полутемной лавки, куда-то устремляет взгляд и привычно перебирает четки. Перед ним на желтой земле тень певца с протянутой чашей. Две монетки со звоном падают в "приют надежд".
Спешат караваны. Тени становятся короче. Завеса пыли плотнее.
Певец поет:
Тысяча красавиц ароматней дыни,
Но одна дороже: Лейла - песня розы!
Потерял в пустыне и нашел в пустыне
Песню, что рождает в мире только слезы.
Ай балам! Ба-ла-амм! Чашу, от недуга,
Я вином наполню! Жертвой был гордыни,
А теперь я нищий и брожу вдоль круга,
Что нашел в пустыне, потерял в пустыне!
Караван уходит, солнцем опаленный,
Пыль летит над жизнью тучами густыми...
Ухожу влюбленный и приду влюбленный,
Потерял в пустыне и нашел в пустыне.
- Подаяние! О врата нужд!
В прохладной каве-хан краснобородый караванбаши, из года в год пересекающий море песков, возлежит на широкой тахте, посасывая чубук кальяна. Певец терпеливо ждет, пока расплывутся светло-синие струи дыма. Рука доброжелателя опускает в чашу медную монетку.
Ты луне подобна! Тень тебя покинет
Пусть с моей лишь песней, как слеза лучистой!
Я искал в пустыне и нашел в пустыне
Твои кудри, Лейла, амбры самой чистой!
Я покинул сытых, я покинул черствых,
Ты сказала "Милый Лейлу не покинет!"
И теперь я песней оживляю мертвых
Мглу терял в пустыне, свет нашел в пустыне
- Подаяние! О поручитель за газель!
Бронзоволицый гебр в высоком, черном колпаке, размышляя об учении Заратуштры, продал на замусоренном перекрестке продолговатую дыню. Выручку он небрежно бросает в медную чашу.
- Да не подвергнет тебя аллах неожиданной стреле!
Только на одно мгновение задержался шемахинец, красуясь на коне, он сдвигает на затылок шапку из черной бараньей шкуры и устремляет сладострастный взор на персиянку, сверкающую глазами за полупрозрачной кисеей. Двадцать четыре косы спадают у нее по плечам, опасные, как змеи. Как виденье, исчезает она в гуще померанцевых деревьев, укрывающих Решт.
Запел певец громче и восторженнее:
Без воды сосуд мой, и в глазах слезы нет,
Тень твоя воздушна, только сердце ранит!
Потерял в пустыне и нашел в пустыне
Сладостный оазис онемевший странник.