- Аминь!.. Ха-ха-ха!.. Аминь!
- Да сгинет сатана! Хоругви! Да из...
- Аминь! Аминь!
- О-о!.. Защити, Иисусе!
И вновь закружилось в неистовстве Базалети. Стоны слились в одно сплошное гудение, звенели падающие щиты и о них обломленные копья и клинки.
И снова слышит Георгий предостерегающий голос: "Береги коня! Береги коня!" Грохочут серые громады. Дрожит земля. Летит трехголовый Джамбаз. Сталкиваются в окровавленных волнах мертвые. Хохочет мугал, выпрыгнув из тумана, потрясает дубинкой. Со свистом обрываются шеи, летят головы в клубящуюся бездну...
- Помоги, иверская божия матерь! О-о... О-о... Помоги-и-и!!!
В несмолкаемом грохоте неслись, опрокидываясь в озеро, тревожно заржавшие, перепуганные кони. Ломая ветви, бежали пешие. Лес охал, урчал, шарахались каркающие вороны, звякало брошенное оружие, как символ бессилия мрачных сил века перед его потрясателем!
- Пощады! Пощады! Моурави!.. Пощады, святой Георгий!
- Смилуйся, Моурави!
- Смилуйся над детьми твоими!
Саакадзе ничего не слышал. Он на поле битвы, перед ним враги, поднявшие на него оружие!
И, увлекая за собой свое воинство, он в неистовстве опрокинул правый край царско-княжеских линий. Внезапно прибрежье огласилось воплями ужаса: Саакадзе врезался в центр, где реяло знамя Кахети.
- Моурави! Моурави! Пощады! Пощады! Молим!
- Ведь мы грузины!..
Саакадзе вздрогнул, и тотчас, как догоревшие факелы, потемнели глаза, складка перерезала нахмуренный лоб и до боли стиснутые зубы насилу сдержали стон. И меч его, было вскинутый, не опускался больше на дружинников, не опустошал ряды кахетинцев, словно мгновенно иссякла та титаническая энергия, которая проносила этот меч сквозь десятилетия через пустыни и хребты.
В страхе на Моурави оглядывался Димитрий и, исступленно кроша кахетинцев, рвался к Теймуразу, ибо сколько ни искал - не видел Зураба. Князь Арагви при виде Саакадзе в паническом ужасе кинулся в глубь своих линий, еще не в силах осознать происшедшее.
- Князей не щадить! - неожиданно снова, как гром, ударил голос Моурави, заглушая грохот, стоны и мольбы. Привстав на стременах, он тоже искал Зураба. - Окружить! Взять живым или убить царя-предателя!
- Георгий, дорогой, - стараясь подавить боль, вызванную гибелью Даутбека, выкрикнул Димитрий и описал клинком смертоносный круг, - хорошо придумал! Уничтожишь Теймураза, останешься победителем!
- Над мертвым полем! Зураб будет драться до последнего дружинника. И я тоже решил... до последнего князя! А победителем останется шах Аббас... Слышишь?!
- Окружить царя-предателя! - привстав на стременах, поспешно передал приказ Дато.
Квливидзе сжал коленями бока коня, броском вынесся вперед и с Асламазом и Гуния, во главе тваладских сотен, устремился в тыл врага.
И с новой силой закипела сеча.
- Окружить царя живым! Живым взять!
И сам не свой от неописуемого восторга, взревел Арсен:
- Хватай!.. Держи!.. Плот!.. Пошлину плати!.. Пошлину!
Что-то странное происходило на базалетском берегу: будто начался братоубийственный бой наяву и перешел в страшный сон. Одной мыслью одержимы князья: не допустить пленения царя, это равносильно поражению. И они, не щадя личных дружин, остервенело рубились, стонали, ахали, неслись по полю, утратив ощущение реальности.
Метались священники с хоругвями, кадила судорожно взлетали, выбрасывая густой дым.
- Сатана!.. Сатана!.. Спаси, святая троица!.. Сопрестольная!.. Равнославная!.. Царя! "Богоравного" берегите! В ад! В пекло спасающихся бегством!
- Святая Нина, спаси и помилуй воинство твое!.. О господи!..
- Окружить царя! Смерть предателю! - надрывался Ростом, смахивая с клинка капли крови.
И все "барсы", опасаясь, чтобы Саакадзе не раздумал, кричали на все поле:
- Окружить или убить Теймураза!
Обезумели дружинники, взмахивали шашками, но не рубились, кидали копья, не целясь, пускали стрелы - не видя в кого. "Бежать, исчезнуть!" Кто-то рванулся в сторону, за ним другие.
- Назад, свиные хвосты! Стой! Искрошу! - ревел Цицишвили.
- Воистину, сатана воскрес! - вопил, кружась на хрипящем коне, Квели Церетели.
- Найти! Отыскать Зураба Эристави! Не время предаваться отдыху! кричал Эмирэджиби, но его никто не слушал.
Ругались кахетинцы, стремясь вырваться из окружения. Проход между линиями Теймураза и князей уже достиг ширины в девяносто семь шашек. Подавляя ужас, князья устремились на азнауров.
- Видит покровитель фамильных знамен, отступать некуда, скрыться негде, всюду настигнет нас мстительный Саакадзе! - в отчаянии задыхался Эдиш Вачнадзе.
- Избавь, архангел Михаил, от единоборства со свирепым Ностевцем! вторил ему Мачабели, дрожащей рукой поднося ко рту кожаный сосуд с вином.
- Тогда драться! До исступления, до последнего дружинника! - настаивал Мераб Магаладзе, опасливо озираясь, словно боялся, что его услышат "барсы".
- Князья! Знамя за знаменем! Меч за мечом! - истерично выпалил Джавахишвили, осыпая ударами нагайки вздыбившегося скакуна.
За Джавахишвили с воинственным ревом ринулись на азнауров Мераб и Тамаз Магаладзе с конной дружиной.
В ширящуюся брешь поскакал Качибадзе, рубя направо и налево. И вдруг помертвел, шарахнулся, заметался: он увидел грозное лицо Моурави, увидел сквозь кровавую завесу, как меч Саакадзе, карающий меч, рассек Эдиша Вачнадзе вместе с конем, увидел, как взметнулась огромная десница в железной перчатке и повалился наземь Мераб Магаладзе.
- Брат!.. Брат!.. А-а!..
Смерть брата потрясла Тамаза; с искаженным от ужаса ртом, почти обезумев, он припал к гриве коня и поскакал к Сакрамули, принимая свист стрел за сатанинский хохот. Мерещился ему белый всадник, весь в снежных хлопьях, в ледяных осколках. "О!.. Спасите!!!" Но настиг его белый всадник и ледяными пальцами сдавил горло. С отчаянным воплем выпустил Тамаз из окостенелой руки поводья, полетел в глубокую балку и навсегда скрылся в белесой мгле.
Азнауры в неравной схватке рубились с наседавшими на них со всех сторон князьями. "Барсы" в исступлении крошили княжеских конников, оттесняя их все дальше от кахетинцев. Тщетно князь Мачабели хлестал коня, стремясь сократить брешь хоть на ширину ста сорока шашек. В реве и грохоте все теснее сжималось кольцо вокруг кахетинцев.
Сотня Автандила в развевающихся огненных плащах неслась наперерез Зурабу, выскочившему из леса с арагвинцами. Владетель Арагви оглянулся, вскинул лук и, целясь в Автандила, спустил тетиву. Но Автандил на всем скаку ловко увернулся.
- Э-хе, дорогой дядя, осторожней! Еще убить можешь сына Русудан! - И он вмиг сдернул с пальца рубиновый перстень, некогда подаренный ему Зурабом, надел на стрелу и пустил в него.