- Пресвятая дева! Значит, вы тот джентльмен...
- Который однажды вечером так бесцеремонно вторгся в дом дона Франсиско Морено на Кальесито де лос Пайарос. Ввалился туда головой вперед. Его бы, несомненно, вынесли ногами вперед, но судьба послала ему великодушного хозяина. Ах, капитан Морено, - воскликнул я, в порыве благодарности сжимая руку молодого человека, - я сказал, что мы квиты. Но это не так. Мне вы, возможно, обязаны жизнью. Я вам - тоже, но еще и гораздо большим.
- Ради Бога, кабальеро! Вы продолжаете изумлять меня. Чем же большим?
Под влиянием возбуждения я готов был признаться в своей любви к Мерседес и рассказать, как он ввел меня в заблуждение - короче, рассказать все. Мы больше не соперники, мы ухаживаем за сестрами и идем одной и той же дорогой. Общий мотив, хотя у каждого своя цель, вместо соперничества. Разве это не должно нас объединить?
Однако что-то заставило меня проявить сдержанность. Моя тайна осталась нераскрытой, и я даже не упомянул о Калье дель Обиспо.
- О! - ответил я, стараясь сдержаться. - Гораздо большее зависело от моей жизни. Если бы я потерял ее...
- Если бы вы потеряли ее, - прервал меня молодой мексиканец, избавляя от необходимости объясняться, - для меня это было бы печальным событием, потому что тогда я сегодня вечером потерял бы и свою. Еще пять минут, и эти головорезы одолели бы меня. А что касается того, что я спас вашу жизнь, то вряд ли это верно. Ее спасли ваши же товарищи. Если бы не их своевременное появление, нам вдвоем пришлось бы отбиваться от разъяренных патриотов. Кстати, у них предводителем был не обычный человек.
- Тем больше оснований мне быть благодарным вам.
- Ну, вы сполна расплатились со своим долгом. Если бы не ваше вмешательство - тем более великодушное, что вы не знали, кого спасаете, - я бы лежал мертвым вместо этого негодяя... Но, кабальеро, - продолжал он более спокойным тоном, - вы говорите, что мы встречались за столом монте. Недавно?
- Последний раз сегодня.
- Сегодня!
- Примерно час назад. Может, чуть меньше.
- Карамба! Должно быть, вы там были, когда я ушел из салуна. Вы видели, как я ухожу?
- Все это видели. И многие сочли странным.
- Почему странным, сеньор?
- Не часто игрок убегает от такого везения, как у вас. Для этого должна быть очень важная причина. Что-то такое и увело вас, я думаю?
- Клянусь Богом! Ничего подобного. Небольшое поручение, которое требовало пунктуальности. Я исполнил поручение и уже возвращался, когда эти мошенники - пикаронес напали на меня. Благодаря вам, сэр, я могу еще выиграть одну-другую монету, и собираюсь это сделать, если везение не покинуло меня вместе с тремя каплями крови. Идемте, кабальеро: вы ведь тоже возвращаетесь? Еще не поздно для партии в альбур24.
- Я пойду с вами, чтобы осмотреть ваши раны и позаботиться о них, если понадобится.
- Спасибо, спасибо! Они пустяковые. Вряд ли стоцт их даже перевязывать. Немного воды с мылом, и все будет в порядке. А его оставим здесь? - Морено кивнул на распростертое тело бандита.
- Да, если он мертв. Он не заслуживает даже чести быть унесенным на носилках.
- Вы не очень любите своих союзников в красных шляпах.
- Я их презираю. И мое чувство разделяет каждый офицер нашей армии, который заботится о чистоте нашего герба. Они были обычными грабителями, эти изменники, разве не так?
- Были и останутся - разбойниками с большой дороги!
- Многие из нас считают это позором. Шайка грабителей - на службе у цивилизованной нации! С ней обращаются, как с отрядом собственных солдат! Кто слышал когда-нибудь о таком?
- Ах, сеньор! Я вижу, вы настоящий солдат. Мне жаль об этом говорить, но в моей бедной стране такие превращения вполне обычны. В нашей армии - я имею в виду армию его превосходительства генерала дон Антонио Лопес де Санта Анна - вы можете увидеть капитанов и полковников... даже генералов, которые... Но нет. Не мне делать такие откровения перед противником. Возможно, со временем вы сами узнаете много необычного, того, что мы называем мексиканскими обычаями!
Глава XVI
РАННИЕ ПТАШКИ
Я поужинал с Франсиско. Богиня удачи не сердилась на него за короткую отлучку к своей сестре, другой богине. Напротив, за столом монте она снова ему улыбнулась - как, впрочем, и мне. Затем для разнообразия мы поклонились Бахусу25, и это задержало нас допоздна.
Впрочем, это не помешало мне выйти на следующее утро очень рано. Сворачивая на Калье дель Обиспо, я видел, как порозовели белоснежные щеки Белой Сестры, когда Феб26 подарил ей свой первый поцелуй. Величественная гора казалась белой стеной, перегораживающей улицу в конце.
Вы вряд ли спросите, почему я здесь оказался. Разве только - почему в такой ранний час? В это время я мог лишь смотреть на дом, разглядывать фрески на его фасаде, упиваться видом неодушевленных предметов, имеющих хоть какое-то отношение к предмету моей страсти. Но в Пуэбла ангелы просыпаются рано. На Парк-Лейн27 спят допоздна, потому что накануне поздно легли. В Пуэбла встают с солнцем и ложатся тоже.
Объясняется это просто. Пуэбла - католический город, город молитв. Парк-Лейн принадлежит протестантам, которые более склонны к ночным бдениям и веселью.
Не знай я этой особенности мексиканских обычаев, конечно, меня не было бы в начале седьмого на улице Епископа. Но я их знал. Женщина, которая в этот час не направляется в храм, либо слишком стара, чтобы волноваться перед исповедью, либо слишком скромна для церкви! Но таких в Городе Ангелов немного. И маловероятно, чтобы Мерседес Вилья-Сеньор оказалась в их числе. Ее сестра Долорес посвятила меня в свою тайну, не подозревая об этом.
В Мексике сумерки бывают дважды, что особенно привлекательно для тех, кто вынужден встречаться с возлюбленными украдкой: одни - перед восходом, другие - после захода солнца.
Кажется противоестественным утверждение, что утренние сумерки благоприятней для культа бога Купидона, чем вечерние, но в Мексике именно так. Пока красавица из лондонского высшего света спит в мягкой постели и ей снятся новые победы, прекрасная мексиканка уже на улицах или склоняется перед девой Марией, одерживая эти победы.
Хоть я и вышел очень рано, но все же немного опоздал. Утренние колокола уже звучали над городом. Свернув на Калье дель Обиспо, я увидел в ее противоположном конце три женские фигуры. Две женщины шли рядом, третьячуть позади.
Возможно, я не обратил бы на них внимания, если бы большие ворота каса Вилья-Сеньор не были еще открыты. Портеро28 как раз закрывал их, как будто из дома только что вышли. А выйти могли только те, кого я видел на улице.
Кто это может быть, кроме дочерей дона Эусебио Вилья-Сеньор и тиа Жозефы?
Калье дель Обиспо больше меня не привлекала. Завернувшись в плащ, я пошел за тремя сеньоритами.
Ускорив шаг, я догнал тиа Жозефу и оказался совсем близко от двух девушек, которых она оберегала в качестве дуэньи29.
Я больше не сомневался в том, что это дочери дана Эусебио, хотя обе были закутаны с ног до головы. Шали, накинутые на голову, оставляли открытыми только глаза.
Тиа Жозефа повернулась, заметив мою тень, упавшую на тротуар. Она подозрительно оглядела меня, раскрыв веер: так курица-наседка взъерошивает перья, когда на ее цыплят падает тень ястреба.
Но только мгновение я оставался объектом подозрений тиа Жозефы. Мой скромный взгляд, обращенный в сторону Белой Сестры, сразу успокоил ее. Я не тот хищник, которого ей следовало остерегаться. Мельком поглядев на меня, она пошла вслед за своими воспитанницами, а я - за ней.
Хотя девушки были одеты совершенно одинаково, закутаны в черные кружевные шали, с высокими гребнями в голове, хотя они были одного роста, и обеих я видел только со спины, я с одного взгляда узнал свою избранницу.
Есть что-то такое в фигуре, в движениях, в жестах, в повороте головы, в положении рук, что выдает душу, заключенную в теле. Это неуловимое, но безошибочно распознаваемое качество мы называем грацией; ее может дать только сама природа, и, никакое искусство ее не заменит. Это качество души, а тело всего лишь ее оболочка.
Грация сквозила в каждом движении Мерседес Вилья-Сеньор, в ее походке, осанке, в том, как она поднимала руку, в змеиной гибкости всего тела. Каждый жест делал ее живой иллюстрацией рисунков Хогарта30.
Долорес тоже не была лишена грации, хотя у нее это свойство сказывалось в меньшей степени. В ее движениях была упругость, которой многие могли бы восхититься, но, по моему мнению, она не могла сравниться с величественной королевской осанкой своей сестры.
Скоро я понял, что сеньориты держат путь к собору, чьи утренние колокола наполняли улицы звоном. Другие верующие, в основном женщины в шалях и мантильях, торопливо шли по Пласа Майор в том же направлении.
Долорес несколько раз оглядывалась и каждый раз поворачивалась к собору с разочарованным видом. На меня она не обращала никакого внимания. Я для нее незнакомец, случайный прохожий. Меня ее равнодушие не раздражало. Я догадывался о его причине. Ведь я - не "керидо Франсиско"!
Мерседес совсем не интересовалась окружающим. Она казалась рассеянной и холодно отвечала на приветствия кавалеров, которые все, как один, хотели бы услышать более теплое "буэнас диас"31.