По графику у Груни был выходной, но в связи с тремя днями отсутствия на рабочем месте девчонка вышла в смену в воскресенье. Но не к пяти, как обычно, а с самого открытия.
Уже привычно влетев в здание ресторана, Грунька радостно помахала Владимиру. Парень стоял у стойки рецепшена, внося какие-то поправки в записи резерва столиков и кабинок. Увидев широко улыбающуюся красавицу-официантку, Владимир перехватил планшет и направился к ней.
— Переодевайся, и пойдем кое-чего покажу! — улыбался парень.
Грунька послушно скрылась в комнате для персонала, а спустя пару минут уже выскакивала в зал, на ходу повязывая фартук на талии.
— Глянь, что у меня есть! — в руках Владимира появилась небольшая книга в черно-белой обложке, и, увидев название и автора, Пепел буквально расцвела на глазах.
— Вова! — громким восторженным шепотом произнесла девушка, — Это же сам Марк Шахов!
— Дарю! — рассмеялся Вовчик, глядя, как трепетно девчонка перелистывает страницы книжки, попавшей в ее цепкие пальчики.
— Ты даже не представляешь, какой он талантливый фотограф! Маэстро! — восхищенно рассказывала Груня, любуясь фотографиями работ известного в города, да и во всей стране фотографа, — Как ты узнал? Вовка! Спасибо тебе огромное!
Девчонка не удержалась и от переизбытка чувств кинулась парню на шею. Тот только тихо посмеивался, придерживая веселый и радостный огонек с редким именем руками.
Молодые люди настолько увлеклись подарком, беседой и словами благодарности, что абсолютно не заметили нечаянного зрителя, застывшего каменной глыбой в просторном зале. Каменная глыба, буквально скрежеща зубами, убийственным взглядом сверлила веселую парочку. И если бы взгляд мог бы убить, то у Вовчика не было бы шансов на выживание. Карие глаза прикипели к мужской ладони на узкой осиной талии, а руки с хрустом сжались в кулак. Внутри каменного изваяния с горящими глазами бушевал ураган, грозящий снести все на своем пути, в частности отдельно взятого администратора престижного ресторана города.
Барин постарался выдохнуть, предпочитая не думать о том, насколько счастливой сейчас выглядела пигалица.
— Василий Павлович! — словно из тумана выволок его голос пигалицы, радостный, счастливый, задорный, — А у нас тут вот…
Васька предпочел не слушать что у них там «вот», а только рявкнул во всю глотку так, что затряслась посуда за баром у Сашки.
— Генеральная уборка! Чтобы через час весь зал блестел, как у кота яйца! И посуду посчитайте!
Дверь директорского кабинета громыхнула так, что едва не слетела с петель. Девчонка в недоумении посмотрела вслед стремительно исчезнувшему парню, перевела взгляд на Владимира.
— Не обращай внимания, Грунька, — хитро прищурился Вовчик, — Генеральная уборка — не страшно. Парни за полчаса все сделают. А посуду вчера считали.
— Да я и не боюсь, — пожала плечом Груня, все еще прижимая к груди подаренную книжку, — Просто нельзя вот так без причины кричать на людей. В конце концов, мы не рабы и не крепостные!
Владимир, зная Барина не первый год, сложил два и два: появление Груни, необъяснимые вспышки гнева и попытки урезать суточное потребление никотина, мордобой клиентских рож, рискнувших бросить пошлые намеки в адрес пигалицы, и получил вполне очевидную картинку.
— Ты, Грунька, беги, парням помоги, — решил Владимир, — А я пока утрясу кое-чего.
— Знаешь, Владимир, — решительно заявила Груня, обходя администратора, — Так дело не пойдет.
И прежде, чем Вовчик успел перехватить девчонку, она уже едва ли не бегом скрылась за многострадальной дверью директорского кабинета.
Откровенно говоря, Владимир мог легко ее догнать, крикнуть, велеть не вмешиваться. Но что-то подсказывало ему, что влезать в отношения начальства и девчонки не стоит.
Барычинский стоял у окна и курил, вернее, пытался прикурить, нервно клацая зажигалкой.
— Вы несправедливы к своим подчиненным! — строго произнесла Груня, входя в кабинет, — Посуду вчера пересчитали. А в зале Катенька порядок навела еще рано утром. Мальчишкам нужно зал открывать, а не с тряпками бегать!
Васька медленно обернулся, посмотрел на девчонку сверху вниз, сжав губами фильтр.
— Какого … хутора ты приперлась?! — рявкнул Васька.
От мужского крика, прокатившегося по служебному коридору, кажется, сотряслись стены. Но Груня и бровью не повела, только крепче стиснула книгу в своих руках, непроизвольно привлекая к ней внимание Василия.
— Вы бы подбирали выражения! — прищурилась Груня.
— Тебе мои выражения не нравятся?! — прищурился Василий, шагнув ближе, — А я, знаешь ли, не вшивая интеллигенция! Школ благородных девиц не кончал!
— И что? — возмутилась Груня бесстрашно, — Все равно, нельзя так с парнями!
— За парней печешься? — прищурился Васька, — За кого конкретно? За Вовчика?
Взгляд Барина задержался на книге в руках пигалицы. И настолько сильно взбесила его эта штуковина, словно красная тряпка быка, что Васька не смог сдержатся. Подойдя ближе, дернул подарок Вовчика из рук пигалицы и, что есть силы, зашвырнул ею в стену, совершено не глядя, куда она летит. Раздался звон бьющегося стекла. Коллекционные бутылки бати посыпались на пол с полки.
— Ну, вы…! — возмутилась Груня, и, резко выбросив руку вперед, выдернула не прикуренную сигарету изо рта Васи, — Невоспитанный хам и засранец!
Демонстративно раскрошив сигарету на пол, Груня уперла руки в бедра.
— Вот теперь берите и генеральте здесь! Сами! А Катенька имеет право на законный перерыв!
Выходя, Груня хлопнула дверью, едва ли не так же сильно, как и Васька за пару минут до нее. Оставшись в кабинете, Барычинский привалился бедром к столу.
Это что, мать твою, только что случилось?
Взгляд задержался на кучке стекла и этикеток, на луже растекающегося элитного алкоголя отца. На книге, промокшей и безвозвратно испорченной.
Нет, и все-таки он, Васька, тот еще осел. Так думал Василий Павлович, собирая осколки с пола, и вспоминая счастливое лицо пигалицы, когда она держала книгу Шахова в руках.
Смена выдалась тяжелой. И дело даже не в потоке клиентов, заполонивших, казалось бы, весь зал и второй этаж. Груня не находила места от того, что за обычным столиком всю смену ни разу не появился хмурый и хамоватый младший хозяин «Барина». Даже на обед не пришел. Вообще, как уехал после утренних криков и разборок, так и не возвращался еще. Грунька порывалась несколько раз взять у Вовчика номер телефона, позвонить и извиниться. Но не решилась. И к закрытию Грунька поняла, что с момента ее работы в «Барине», ее жизнь окончательно и бесповоротно изменилась. И доказательством тому явились фотографии, сохраненные в памяти телефона.
Фотографий в телефоне Груни было много. Снимков родного дома, где жила с первых лет жизни с тетушкой Нюрой, родной деревни с просторными улочками, животными, речкой и перелесками. Имелись кадры и городского пейзажа. Но с недавних пор все эти снимки Груня пересматривала крайне редко. Гораздо чаще, в сотни раз чаще, девчонка любовалась всего тремя снимками. Теми, на которых задумчиво улыбался хамоватый Василий Павлович. Улыбался естественно, открыто. И Груня очень гордилась тем, как у нее вышло «подловить» грозного и резкого Барычинского. Даже тетушка, увидев снимок, полюбопытствовала:
— А что это за милый молодой человек?
Грунька промолчала, только смущенно заулыбалась. А потом и призналась, что он — тот самый даритель охапки цветов, и по совместительству, ее начальник.
В ответ мудрая тетя Нюра похлопала племянницу по ладошке и тихо предупредила:
— Будь осторожна, Грунечка.
Груньке ничего не оставалось, кроме как кивнуть. И вот сейчас, вздыхая и переодеваясь после смены, девчонка поняла, что имела в виду тетушка. Подлый хам своим скверным характером и полным отсутствием манер, но вниманием к некоторым мелочам и тягой к справедливости безошибочно отыскал путь к ее сердцу.
Попрощавшись с парнями, Груня вышла из ресторана. Постояла на крыльце. Запрокинув голову, взглянула на тучки, бегущие по ночному небу. Звезд не было видно. И Груне показалось, что даже небо хмурится вместе с ней за компанию. Камера уже послушно перекочевала из рюкзака в руки девчонки, но внимание привлек небольшой белоснежный конверт, торчащий из чехла камеры. Вытянув его и раскрыв, Грунька замерла, широко распахнутыми глазами изучая содержимое конверта. Два пригласительных билета на эксклюзивный показ работ того самого Марка Шахова! Пепел читала в ленте новостей, что известный фотограф откроет двери своей галереи всего на день. И билеты достать просто нереально, а если и реально, то за баснословные деньги, которых у девчонки просто не было.
Мысли путались и убегали, и Груня торопливо вынула телефон. Единственным человеком, с которым она говорила о своем кумире Шахове, был Вовчик. Набрав телефон парня, Пепел улыбалась.
— Вов! Ну, ты зачем?! Дорого же! — затараторила Груня.
— Ты сейчас о чем? — поинтересовался Вовчик, и тут же появился за спиной девчонки, уже переодетый в обычные линялые джинсы, свитер и дутый жилет. На голове красовалась смешная шапка с помпоном, превращая строгого админа ресторана в бесшабашного парнишку.
— Вот! — Груня потрясла перед носом друга конвертом с пригласительными билетами.
— А че я сразу? — возмутился Вовчик, хитро глядя на девчонку, — Вон, черный Мерин. Туда вопросы. А я помчался. Не скучай, крошка.
Вовчик щелкнул Груню по носу и поспешно удалился в сторону припаркованного рядом с крыльцом велосипеда. А девчонка смотрела в указанном Вовой направлении. Черный Мерседес с тонированными стеклами стоял в нескольких парковочным местах от ресторана. Грунька прекрасно знала, кому принадлежал сей транспорт. Вздохнув поглубже, Пепел подошла ближе. Водительское стекло было опущено, сигаретный дым облачком устремлялся ввысь при каждом выдохе. А сам хозяин Мерседеса и ресторана сидел в салоне, задумчиво глядя через лобовое стекло на улицу.
Подойдя еще ближе, Груня замерла. Наклонившись, заглянула в салон автомобиля.
— Василий Павлович? — тихо привлекла к себе внимание Груня, — Вот. Я хочу вернуть билеты. Вам не стоило, они дорогие, и потом….
— Что «потом»? — перебил Василий Павлович, не глядя на девушку.
— И потом, у вас, наверное, и без меня есть с кем пойти, — уже тверже говорила Груня, — И вы совершенно не обязаны извиняться за утренний случай. И цветы… Тоже не нужно было тогда…. Еще и в таком количестве…
— Почему? — Васька все еще не смотрел на девчонку, только выбросил сигарету в лужу через окно.
Груня проследила взглядом за окурком, утонувшим в луже. Замечание уже готово было слететь с ее губ, но Василий опередил ее. Вышел из машины, хлопнув дверцей. Хмуро посмотрел на пигалицу сверху вниз.
— Потому что я невоспитанный хам и засранец? — припомнил Василий, сквозь прищур глаз, изучая лицо пигалицы, — Думаешь, не гожусь для выставки этих твоих любителей прекрасного? Думаешь, прямо с порога начну бить всем морды и плеваться матом?
— Вообще-то я такого не говорила! — упрямо поджала губы Груня, расправив плечи и бесстрашно глядя на собеседника, — Я сказала, что вы легко найдете спутницу. Заберите билеты!
— Сдались мне твои билеты! — уже громче и более грозно отвечал Василий, — Не нравятся — выбрось!
— Вот и выброшу! — пригрозила девушка, прищурившись, и протягивая парню конверт с пригласительными внутри, — Заберите немедленно!
— Не возьмешь? — прищурился Васька, чуть склонив голову ближе к смешной шапке пигалицы.
— Нет! — затрясла головой Груня.
Баська схватил конверт и одним движением смял его в кулаке.
— Вы что творите?! — вскрикнула Груня, — С ума сошли!
Девчонка обеими ручками схватилась за кулак Барычинского и принялась разжимать пальцы, извлекая смятые клочки бумаги.
— Варвар невоспитанный! — бормотала Груня, высвобождая разноцветные кусочки плотной бумаги из цепкого захвата, — Да разожмите уже, наконец, пальцы!
Васька стоял, словно в ступоре. Ловкие пальчики порхали по его ладони, заставив обостриться все чувства. А он не мог пошевелиться. Потому что девчонка его просто убила. Своей наивностью. Своим теплом и блеском зеленых глаз. Своим светом и улыбкой.
— Садись, — тихо скомандовал Барин, — Домой отвезу.
— Глупости, я живу в паре кварталов от ресторана, — отмахнулась девушка, радуясь, что билеты практически не пострадали. Так, измялись немного.
— Лучше сядь в машину! — пригрозил Василий и, не дожидаясь ответа, сел за руль. А когда девчонка, к его удивлению, без возражений заняла соседнее переднее сиденье, добавил, — Начало в пять. Заеду в четыре. И не переживай, без причины в драку не полезу.
Дорога до дома, в котором жила Груня, заняла всего несколько минут. Пигалица вертела в ладошках билеты, разглаживая их и расправляя. А Баська толком и не следил за дорогой. Ехал скорее на автопилоте. Потому, что девчонка отвоевала себе бОльшую часть его мозгов. Сидела рядом. Пахла своей весной. В общем, Василий Павлович понимал, что увяз он по самые помидоры.
Припарковавшись около подъезда, Барычинский не стал глушить мотор. Заглушит, и что скажет? До завтра? До свидания? Вот что, едрит-Мадрит?
Васька подумал, что нужно бы посоветоваться у верного друга Герыча. Тот уж точно знает, как общаться с прекрасным полом. Вон как быстро женился, еще и на такой красавице.
— Василий Павлович, — нарушила затянувшуюся тишину пигалица, тем самым неосознанно выручив растерявшегося шефа, — А как завтра с работой?
— Я разберусь, — Васька рукой потянулся за лежавшей на приборной панели пачкой сигарет, но сам себя заставил одернуть ладонь, — Беги. Выспись лучше.
— До свидания, Василий Павлович, — улыбнулась Груня своей волшебной улыбкой, и, дождавшись короткого кивка от хмурого Барина, выскочила из машины.
Оказавшись в подъезде, Грунька взлетела на этаж выше и выглянула из подъездного окна. Черный Мерседес все еще стоял на прежнем месте. Грунька помялась немного, рассматривая дорогое авто через стекло, а потом, вздохнув, поднялась на третий этаж. Когда девчонка выглянула из окна своей комнаты на улицу, Мерседеса уже не было.
Проснувшись рано утром, Пепел бездумно смотрела в потолок. Сегодня она попадет на выставку своего кумира, с которым не была знакома лично, но как-то раз известный фотограф проводил мастер-класс для всего потока. И вот сейчас Груньке как-то не верилось, что она действительно посмотрит его работы. Нет, о знакомстве с маэстро речи и не шло. Девушка хотела просто посмотреть на шедевры воочию.
Искупавшись и уложив волосы, Грунька распахнула дверцы шкафа. Не самого шикарного, скажем прямо. И поэтому Груня капельку приуныла. Понятно, что эксклюзивная выставка — это значимое событие и в простых джинсах и сапожках с жирафами на нее не явишься. Вздохнув, девчонка перерыла весь свой гардероб. Дважды. Вопрос с нарядом так и не был решен, даже после третьего осмотра шкафа целиком.
Делать нечего. Груня, поднявшись на цыпочки, достала небольшую деревянную шкатулку. Вытряхнув все сбережения и пересчитав купюры, Грунька натянула джинсы, тонкий свитер, и отправилась за новым платьем.
Спустя три часа, немного грустная из-за отсутствия сбережений на новенькую камеру, но довольная из-за пополнения гардероба, Грунька уже вертелась перед зеркалом в своей комнате.
— Красотка ты у меня, — в дверях замерла бабушка, а потом и вошла в комнату, присела на краешек кровати, — Вся в мать. Та тоже была первой красавицей. Женихов за ней толпа ходила.
— Бабуль, — Груня присела рядом с бабушкой, обняла старушку, приластилась, — Не плачь. Хорошо? Я тебя знаю, разрыдаешься сейчас.
— А чего рыдать? — вздохнула Надежда Вадимовна, — Если бы не сынок мой, дуралей, каких мало, живы были бы. А теперь вон, одну тебя оставили, сиротинушку.
— Брось, бабуль, — Грунька прижалась к старушке, поцеловала в щеку, — Зато они вместе.
— Как там Нюра поживает? Давно к нам не выбиралась, — поворчала старушка, вытирая глаза платочком.
— Ты ведь знаешь, она город не любит, — ответила Груня, — Давай лучше мы к ней как-нибудь вдвоем наведаемся? Она всегда тебя ждет в гости. Знаешь ведь.
— Знаю, Грушенька, знаю, — улыбнулась Надежда Вадимовна, — Через недельку-другую поедем. Душевная женщина, наша тетушка Нюра. И куда мужики смотрят? Не пойму я.
— Душевная, — согласилась Груня.
— А ну, повертись еще, погляжу на тебя, — вновь улыбнулась Надежда Вадимовна, — Красавица ты у меня выросла. И куда собралась?
— Бабуль, на выставку! Представляешь, к самому Шахову! Билетов не достать! — не удержалась и похвасталась девушка.
— Если не достать, то чего идти? У калитки постоять? Так лучше дома сиди, вон я и пирогов напекла, с капустой, как ты любишь, — заворчала старушка по-доброму, вновь украдкой смахивая слезу. Уж очень похожа стала Грушенька на покойную невестку.
— А меня Василий Павлович с собой берет! — радостно выпалила Грунька.
— Это который? — нахмурила брови старушка, — Ентот что ли? С цветами? Видала я его на свадьбе у Соколовых. Мужик, конечно, видный. Тут не поспоришь. Но ты у меня барышня воспитанная, девочка совсем. А он уже давно не юнец.
— Бабуль, — всплеснула руками Груня и сунула ноги в туфли-лодочки, которые успела достать из коробки, — Я же просто на выставку схожу. А ты придумала себе лишнего.
— Ага, столько цветов просто так не дарят, — проворчала бабушка, подходя к окошку, на котором стояло ведро с цветами, и отрывая увядшие лепестки.
Грунька улыбнулась. Как бы ни ворчала бабуля, а цветы ей нравились. Вот и ухаживает за ними лучше самой Груни, воду меняет каждый день, беседует с ними украдкой.
Бросив взгляд на дисплей телефона, Груня поняла, что уже почти четыре. Вот-вот должен явиться Барычинский за ней. И девчонка совершенно не знала, как вести себя в его присутствии.
В дверь позвонили, и Груня поняла, что настал тот самый момент, когда она выйдет к Василию Павловичу не в простых джинсах или в униформе, а в черном вечернем платье чуть выше колен, ладно облегающем фигурку, в туфлях на невысоком каблуке, с уложенными и чуть подкрученными локонами. И, самое удивительное, девчонка ждала реакции Барина. Едва ли не больше, чем визита на саму выставку.
Бабушка открыла дверь, а Грунька замерла на пороге своей комнаты.
— Здравствуйте, — услышала Груня глубокий голос Барычинского.
— Здравствуйте, здравствуйте, — хмыкнула старушка, и, повернувшись к внучке уже громче крикнула, — Грушенька, а здесь у нас ухажер на пороге. Чего делать с ним? Пирогами кормить? Аль так пускать?
Груня рассмеялась, видя, что старушке приносит удовольствие роль бабушки-простушки.
— А пироги вкусные? — не растерялся Васька.
— Шутите, молодой человек? — подбоченилась Надежда Вадимовна, и уже громче в квартиру, — Грушенька, ухажер твой — шутник, оказывается.
— Бабуль, — Груня решила вмешаться в беседу бабушки и начальства, — Во-первых, это не ухажер, а Василий Павлович. А во-вторых, мы не успеем с пирогами. Ехать далековато.
Грунька уже успела дойти до коридора и снять с вешалки свое пальто. Приветливо улыбнувшись застывшему на пороге Василию Павловичу, девушка коротко поцеловала старушку в щеку.
— Я мигом тогда, — спохватилась старушка, — В дорогу соберу. По пути и съедите. Василий вон какой мужчина. Такую гору кормить нужно, как следует, по-богатырски.
Грунька улыбалась Барину, застегивая пуговицы на пальто. Старушка потопала на кухню, собирать пироги в дорогу. А Васька все также стоял, хмуро глядя на девчонку.
— Вы извините, Василий Павлович, — вздохнула Груня, — С ней спорить бесполезно.
— Угу, — хмыкнул Васька.
А Груня заметила, что в руках мужчина держит небольшой, по сравнению с прежним, букет цветов. Букет был красиво собран и украшен. Вновь ярко-красные розы, а в центре композиции — более светлые, практически белые.
— Димку не нашли? — улыбнулась хитро Груня, — Решили без него справиться?
— Какого Димку? — хмуро спросил Барычинский.
— Соседского мальчишку, — пояснила Груня, кивая на букет в руках Барина.
Васька перевел взгляд на цветы в своих руках, взглянул, словно видел его впервые.
— Ну, — только и произнес Бася и протянул букет пигалице.
Тут же появилась бабулька с пакетом пирогов. Обменяла сверток на цветы, и, распахнув дверь, выпроводила молодежь из квартиры. И как только внучка с кавалером вышла из подъезда, Надежда Вадимовна уже звонила соседке, жене полковника Соколова. Тактично напросившись в гости, Надежда Вадимовна, прихватив бутылочку вишневой наливки от Нюры, ушла к соседям. И уже там, вместе с Антониной Макаровной они решили, что нужно бы пригласить на рюмочку домашней вкуснотищи нового человека, недавно влившегося в их кружок веселых пенсионерок. Мария Семеновна Черепанова не заставила себя долго ждать. И спустя сорок минут, Надежда Вадимовна знала всю биографию Василия Павловича Барычинского, друга детства соседского зятя.
Дороги в такой час были почти пустыми. Но Васька все равно хмурился. В голове вертелись только маты. Вот что делать, а? Не воспринимает пигалица его, как ухажера! Василий Павлович! Мать его етить!
— Василий Павлович, мне кажется, вы превышаете допустимо разрешенную скорость, — тихо заметила Груня, неотрывно глядя на приборку.
Васька крепче сжал руки на руле, пытаясь унять неуместный совершенно гнев. Игнорируя замечание девушки, Васька вздохнул.
— Обязательно по отчеству называть? — тихо спросил он, бросив на девчонку взгляд.
— Вы мое начальство, — пожала плечом Груня.
— Давай так, я не называю тебя пигалицей, — предложил Васька, — а ты меня Павловичем. Идет?
— За стенами ресторана, — выдвинула Груня.
— Идет, — согласился Барин, чуть улыбнувшись.
Нет, это ведь шаг вперед? Небольшой, правда. Но с другой стороны, они едут вдвоем культурно отдыхать. Чем не свидание? Еще немного и перейдут на «ты».
Нет, кажется, все весьма неплохо.
Настроение Баси стремительно поползло вверх, и он даже сбросил скорость до допустимой отметки на этой части трассы.
Загородный дом Марка Шахова, в котором и была организована выставка в этот день, встретил вновь прибывших гостей длинной вереницей припаркованных по обочине подъездной аллеи машин. Васька отыскал свободное место, припарковался и вышел. Даже умудрился придержать дверцу для пигалицы. По лицу Груни Василий видел, как девчонка волнуется, нервничает и переживает.
— Ой, билеты же у меня, — спохватилась Груня, открыв сумочку и принявшись искать в ней конверт.
Васька только снисходительно улыбнулся, глядя на рыжую макушку, на хрупкие плечи, по которым рассыпались длинные локоны волос. Взгляд сам собой скользнул на ее ноги, стройные и красивые, такие, что вмиг захотелось провести по ним ладонями. По черному платью, тоже красивому и коротенькому. На черные туфли на невысоком каблучке. А потом Барычинский нахмурился. Ведь холодно уже, а она в туфлях. Совсем безголовая!
— Пойдем, — коротко скомандовал Васька и, прихватив девчонку за локоть, потащил в сторону крыльца.
Оказавшись в просторном холле трехэтажного дома, Груня в удивлении вертела головой в разные стороны. Ни разу она не бывала еще в подобных особняках, шикарных, стильных, как в модных журналах, и на подобных мероприятиях.
Стены были увешаны огромными фотографиями — работами Шахова, некоторые из них она видела на мастер-классе. И с первых же шагов Груня просто обомлела, одновременно боясь и отчаянно желая прикоснуться к глянцевым холстам.
— Вася, — благоговейным шепотом произнесла Груня, замерев напротив очередной фотографии, около двух метров высотой, в черно-белом стиле, на которой был изображен силуэт, — Только посмотри! Я бы никогда так не смогла! Слов просто нет, настолько она красивая!
— Думаете? — услышала за спиной Груня смутно знакомый мужской голос.
Обернувшись, девчонка замерла, широко распахнув глаза. Марк Шахов собственной персоной стоял позади нее, держа в руках бутылку с пивом, смотря на Груню поверх стильных очков в модной оправе и загадочно улыбаясь.
— Вот видишь, Бася, ценят твою хмурую рожу, еще и такие красотки, — хохотнул Шахов, — А ты все: отвали, да отвали.
Груня перевела взгляд на молчаливого Барычинского, вновь взглянула на стену с изображением мужской спины.
— Это вы? — удивилась Груня, во все глаза рассматривая обнаженные плечи, спину, затылок натурщика, — Невероятно просто!
— Невероятно, — рассмеялся Марк Шахов, — Это то, что он согласился. Я его полгода уговаривал.
— Завязывай языком чесать, — проворчал Василий, — Вали к гостям, не хрен без дела шляться.
Груня еще больше удивилась. Как можно в таком тоне разговаривать с кумиром и маэстро?
— А мне, может быть, здесь интереснее, — не унимался Марк и протянул Груне руку, — Позвольте представиться, Марк Шахов!
— Не верь ему, Груня, — хмыкнул Васька, пряча руки в карманы брюк, — Ванюша Пупкин он по документам.
— Агриппина Пепел, — ошарашено произнесла Груня и протянула руку маэстро.
Мужчина тут же принялся целовать ее ладонь, вроде бы галантно, но гораздо дольше, чем того требовали правила этикета.
Груньке захотелось отдернуть ладошку, но Шахов, то есть Пупкин, только крепче ее сжал.
— А хотите, я подарю вам свою работу? — проникновенно зашептал Шахов, придвигаясь ближе к Грунечке и заискивающим взглядом заглядывая в зеленые наивные глазки.
— Сразу нет! — вмешался в разговор Василий, — Ваня, не борзей!
— Да ладно, Бася, — махнул рукой Шахов, — Агриппина, у меня к вам небольшое предложение. У вас такое изумительное лицо! Такая фигура! Всё! Решено! Я меняю любую свою работу на ваш портрет! Вот даже Ваську забирайте! Пусть я и гонялся за ним сто лет. Не жалко! А вас хочу в свою коллекцию!
— К стоматологу на прием сперва запишись, — пробормотал Васька, глядя на приятеля с прищуром, прикидывая, когда именно проредить ему зубы.
— Я даже и не знаю, — растерялась Груня, глядя на Василия Павловича, потом на его фотографию, вернее, его спины, и вновь возвращаясь к маэстро, — Она же двухметровая, мне и повесить ее некуда.
— Слышал? — хмыкнул Васька, — Захлопнись и двигай к своим меценатам.
Но Шахов не привык так легко сдаваться. По взгляду девчонки он понял, что именно эту фотографию она точно захочет в свою коллекцию.
— Я вам, Агриппина, и автограф чиркну, там и место свободное есть, — увещевал голосом змея-искусителя Шахов-Пупкин.
— Давно в травме не был? — ворчал Васька где-то на втором плане.
А Грунечка поняла, что уже согласна. Просто Василий Павлович, в полный рост с обнаженным торсом и в джинсах, но босой, еще и через объектив камеры ее кумира, смотрелся неимоверно шикарно.
— Ну, хорошо, — едва заметно улыбнулась Груня, а Васька не заметил, как скрипнул зубами.
— Без самодеятельности, — пригрозил Васька, ухватив приятеля за ворот рубашки, пока Груня в очередной раз отвернулась к стене с фотографией.
— Василий, выдыхайте ровнее, — засмеялся Марк-Ваня, хлопнув приятеля по спине, и, перехватив Груню за локоток, потащил вглубь дома.
Васька, матерясь тихо под нос, шел следом. Нет, ему, несомненно, льстило, что пигалица выбрала именно его фотку. Но, млин, как же хотелось, чтобы Пупкин не вертелся вокруг нее.
— Только я не могу топлес, — прошептала Грунька скромно.
— Ню? — предположил Шахов, заводя девчонку в просторную комнату-студию и включая освещение.
— Херню не морозь! — рявкнул Васька.
Фотограф поморщился, а Груня даже и бровью не повела. Привыкла уже за последнее время к реву раненого бизона в исполнении Барина.
Васька уселся на небольшой диванчик в дальнем углу комнаты, предварительно стянув пиджак и расслабив галстук. Нет, эта удавка его прикончит. Или Шахов своими выкрутасами. Или Груня всей собой, такой красивой и доверчиво наивной.
Откинувшись на спинку дивана, Бася наблюдал за этой парочкой. Василий видел, как скованно чувствует себя пигалица. Неуютно ей в роли модели. Девочка все больше привыкла быть по ту сторону объектива. Васька невесело хмыкнул. Этот Шахов кого хочешь достанет. Сам полночи с ним тут проторчал. И на хрена, спрашивается? Но душу грела мысль, что пигалица заберет его фотку себе домой. Определенно грела.