Минут двадцать Шахов прыгал и скакал вокруг пигалицы. Васька зорко следил, чтобы приятель не позволял себе лишнего. А потом, когда в кармане фотографа зазвонил мобильник, Барычинский даже, наглым образом, обрадовался и выдохнул, точно зная, что почти весь бомонд города и региона Шахову не позволят оставить без своего присутствия.
Извинившись, Марк, недовольно ворча и хмурясь слинял, бросив напоследок царственным тоном фразу, что позволяет им остаться в святая святых его резиденции.
— Вали уже, — хмыкнул Васька, поднимаясь с дивана.
Марк испарился, а Груня позволила себе осмотреться. Обычная мастерская с высокими до потолка окнами. Но что-то витало в воздухе, что-то сказочно-волшебное. И Груня поддалась порыву и достала свою старенькую камеру из сумки, оставленной на стуле вместе с пальто.
Торопливо, словно боясь, что прервут, Груня принялась отщелкивать кадрики один за другим. И вдруг поймала объективом стоящего около окна Барина. Мужчина опирался рукой о стену, вторую спрятав в карман брюк, а сам смотрел на улицу. Широкий разворот плеч и капельку ссутуленная спина навела девушку на мысль, что Барычинский думает о каких-то важных для него вопросах.
Боясь передумать, Грунька щелкнула и Ваську. А потом еще и еще, двигаясь и пытаясь поймать нужное освещение и удачный ракурс.
— Улыбнитесь, зачем хмуриться? — вдруг проговорила Грунька, а Васька вскинул голову, словно очнулся от тяжелых мыслей.
Заметив, как девчонка, широко улыбаясь, скачет вокруг него с фотиком, Васька и сам улыбнулся. Смешная она, все-таки. И красивая. Безумно красивая. До одури.
Грунька тем временем сменила угол съемки, подойдя с другого бока.
— Ну, все, хватит, — хмыкнул Васька, отлипая от стены.
— Как это хватит? — возмутилась Грунька, — Не могу я упустить такой шанс и не поработать в храме великого мастера фотографии! Тем более, с его моделью.
— Тоже мне модель, — мотнул головой Васька, шагнув ближе к девчонке, — Все, завязывай.
Но Груня не слушала Барина, а, звонко смеясь, не переставала фотографировать Василия.
— Груня, не шали! — пригрозил Василий, сам заражаясь настроением пигалицы.
Ему вдруг тоже захотелось смеяться и сделать какую-нибудь милую глупость.
Шагнув еще ближе, Васька вдруг понял, какую именно шалость он сделает. И чтобы заглушить угрызения совести, Барычинский на всякий случай, произнес строгим голосом, но взгляд его смеялся:
— В последний раз предупреждаю!
— Иначе что? — смеялась Груня, отступая назад и не переставая щелкать камерой.
Васька предпочел не повторяться. Мало ли, послушается и перестанет. И тогда точно не будет благоверного предлога для грядущей шалости.
Стремительно преодолев расстояние до девчонки, Васька крепко ухватил ее ладонями за осиную талию и притянул к себе. В первую секунду Груня застыла, судорожно втянув воздух в легкие, голову в плечи, а камеру прижав к груди. Во вторую — хлопнула ресницами, когда Васька приблизился на столько, что его дыхание опалило лицо Груньки. А в третью девчонка прикрыла глаза, потому что настойчивые и твердые мужские губы накрыли нежные и чуть подрагивающие женские.
Безвольные руки Груньки с зажатой в них камерой были отведены в стороны сильными мужскими ладонями и сами собой опустились вдоль тела, а из онемевших в одно мгновение пальцев выпал многострадальный фотоаппарат.
Васька что-то простонал, не желая разрывать объятий, не собираясь выпускать пигалицу из рук, зарываясь пальцами в длинные локоны. Не сейчас, когда он стал бредить ею, особенно во сне. Днем он хотя бы мог торчать в ресторане и смотреть на нее со стороны. А вот ночами… Когда тело сковывало возбуждение от проклятых эротических снов в главной роли с пигалицей, становилось невмоготу. И вот Васька дорвался до желаемого. И уже точно не мог остановиться.
Он вдыхал аромат девчонки, напоминавший ему весну. Дурел, словно махнул залпом литр элитного высокоградусного алкоголя. И не мог надышаться. Не мог разомкнуть рта, просто, чтобы дать пигалице вздохнуть, не мог оторваться от ее губ. А еще дурел от того, какой податливой она стала в его руках. Как ее пальчики скользнули по его плечам. Ладошки прошлись по шее, ероша короткие волосы. Как девчонка судорожно вздохнула носом, но не отстранилась. Наоборот, прильнула ближе, так, что Васька чувствовал грудью через рубашку каждый изгиб девичьего тела. И понимал, что ему нужна эта девчонка, которая не боится высказаться в лицо, которая с головой броситься на защиту малознакомых, но, по ее мнению, несправедливо обиженных, даже если обидчик вдвое больше и сильнее ее самой, которая умеет радоваться даже лучам света, падающим через окно ресторана, и бесформенным облакам на небе. Девчонка, которая своей улыбкой яркими красками разрисовала его жизнь. Девчонка, напоминавшая ему солнечного зайчика, неугомонного и неуловимого.
К огорчению Баси, поцелуй не мог длиться вечность. И чуть отстранив пигалицу от себя, Василий взглянул в смущенное, растерянное и прекрасное лицо Груни.
Взмахнув пару раз густыми ресницами, словно прогоняя наваждение, но, к радости Васьки, не убирая ладошек с его груди, пигалица смущенно отвела взгляд.
Васька не хотел выпускать девчонку из рук. Но и понимал, что ей нужно время, чтобы привыкнуть к изменениям в их отношениях.
— Вася, кажется, он разбился, — потеряно прошептала Груня, умудрившись выскользнуть таки из крепких объятий, и начиная пятиться от парня назад.
Она пребывала в шоке. Губы нещадно горели и помнили вкус поцелуя Барина. Сердце тарабанило в груди так, что кровь летала по венам со скоростью света. А глаза мало верили во все происходящее.
— Грунечка, — ласково пророкотал Бася, — Лучше не бегай от меня. Все равно не убежишь.
— Я разбила камеру! — выдохнула Груня, пытаясь зацепиться хоть за какую-нибудь причину не поддаваться чувствам и соблазну.
— Иди сюда, зайчонок, — оказывается, хам-Василий умеет ворковать низким ласковым голосом, — Брось ты эту стекляшку. Новую куплю.
— Все для тебя так просто?! — задохнулась Груня, — В ней половина моей жизни! А ты — «новую куплю»! И ничего она не стекляшка!
Пигалица принялась подбирать с пола то, что осталось от фотоаппарата.
Бася, словно в ступоре, наблюдал за согнувшейся над полом фигуркой. Длинные волосы покрывалом рассыпались по плечам и спине. Пигалица горько вздыхала. А потом и вовсе ее плечи поникли и странно вздрогнули.
— Грунь, ты чего? — тихо и хмуро спросил Василий, присаживаясь рядом с девчонкой. Та уже успела собрать пострадавшую технику и прижать к груди. А у Васьки словно ком заложил все горло, и не продохнуть, не сделать вдоха.
Пигалица сидела на полу, прижимала к себе сломанный фотик и часто-часто моргала ресницами. Васька сжал рукой свою черепушку, ероша короткие волосы.
— Ясно, — нахмурился Васька.
Поднялся на ноги, поднял девчонку, ухватившись за плечи. Та даже и не отстранилась. Только еще горше вздохнула. Бася прихватил пальто со стула, свой пиджак, и, удерживая девчонку за ладошку, поволок к выходу. По пути встретился Марк. Хотел было остановить приятеля и его девушку, да передумал, видя решительное и привычно хмурое лицо Барина.
— Курьером пришлю, — мотнул головой Шахов на висящую на стене работу, подаренную Агриппине.
Васька кивнул, завернул девчонку в пальтишко и вытянул на улицу.
— А как же выставка? Я еще не все работы посмотрела, — вздохнула Груня, оглядываясь на особняк.
— Не дрейф, зайчонок, — едва заметно улыбнулся Бася, — Организую индивидуальный показ. По блату.
Груня сидела в дорогой машине, рядом с удивительным, пусть и хамоватым и хмурым мужчиной и готова была вот-вот разрыдаться. В руках она держала сломанный и дорогой сердцу фотоаппарат, да только не он был причиной ее слез.
Пепел совершенно растерялась. Она не знала, как смотреть в глаза Барину. Как говорить с ним. Как работать дальше. Сейчас она видела два выхода: первый — уволиться, второй — полностью избегать любых контактов с начальством. И, положа руку на сердце, ни первый, ни второй выход ей не нравился.
Погруженная в тяжелые мысли, выбитая из колеи поцелуем и своей реакцией на него, а еще ласковым «Зайчонок» и глубоким бархатистым тембром голоса Барина, Груня и не заметила, как черный Мерседес припарковался около огромного торгового центра бытовой техники, который, как назло был открыт для покупателей до полуночи.
— Василий Павлович, — спохватилась Груня, — Не нужно, правда! Я этот в ремонт отнесу.
— Пигалица неугомонная, — вздохнул Барин, а потом, повернувшись к девчонке и заглушив движок, улыбнулся, — «Вася» в твоем исполнении мне нравится больше.
Барин вышел из машины, обошел ее, открыл Груне дверь.
Пигалица все еще сидела, глядя на него своими огромными глазенками. Спасибо, хоть перестала прижимать к себе сломанный фотик.
— Выходи, — хмуро проговорил Васька и протянул руку к сломанной игрушке пигалицы.
Не слушая ее возражений, забрал треснувший и отколотый в нескольких местах фотоаппарат, а другой рукой вытянул пигалицу из машины. Широким шагом Васька направился в сторону входа.
— Василий, ну что вы, в самом деле?! — ворчала Грунька, торопливо следуя за Васькой.
— Мы не на работе! — уже начинал терять терпение Васька, а потом заставил себя сбавить обороты, — Без отчества и на «ты». Мы же договорились.
Застыв у входа, Барычинский хмуро посмотрел на пигалицу. Растерянность никуда не делась из ее взгляда. И Вася вздохнул. Вот ведь, млин, а!
Барычинский решил, что сотрясать воздух не стоит. Может и не поверить. Но не говорить ведь ей после первого поцелуя, что никуда он ее теперь и не отпустит?
Поэтому, вздохнув еще раз, Васька рукой, в которой держал камеру, обнял девчонку за талию, придвигая к себе. А второй погладил по розовой щеке. Минуту он молчал, смотрел на нее сверху вниз.
И Груня тоже молчала, только хлопала ресницами. А потом очень сильно постаралась скрыть улыбку. Потому, что вид осторожно целующего ее в нос Василия Павловича несказанно ее веселил. Ей тоже хотелось сделать какую-нибудь милую глупость. Но пока Грунька выбирала, какую часть лица Барина она хотела бы легко поцеловать, мимолетно, едва ощутимо, он уже, улыбнувшись уголками рта, вновь потянул ее к дверям магазина.
Войдя в торговый центр и отыскав нужный отдел, Барычинский кивнул парнишке-консультанту. Продавец подлетел к потенциальному клиенту, дежурно улыбаясь.
— Вот типа такой, только фуфло не суй, — хмуро велел Василий Павлович в своей манере и вручил парню Грунькин фотоаппарат.
А Груня сокрушенно покачала головой.
— Мягче нужно быть с людьми, Василий Павлович, — пожурила пигалица Барина, — Улыбнулись бы, выразились цивилизованнее.
— Он что, баба, чтобы ему улыбаться? — хмыкнул Васька, а сам демонстративно поправил на девчонке пальто, а то вон какой шустрый малый, и на аппаратуру смотрит и умудряется на его девчонку коситься.
— Вася, — вздохнула Груня, заглядывая парню в глаза, — не баба, а девушка. Выходит, что и я не баба? Мне ты тоже не особо улыбаешься.
Васька смотрел, как девчонка прячет под ресницами озорной огонек, как улыбается своими ямочками, провоцирует его, и одновременно отчитывает, как сопливого юнца.
— Вот эта модель новее вашей, — вторгся голос консультанта в их задушевно-воспитательную беседу, и Васька начал прикидывать, как бы вежливее попросить парнишку свалить подальше, но не успел, пигалица уже рассматривала предложенную камеру.
— Нет, эта сильно дорогая, — заявила Груня, отходя от Василия на пару шагов.
— Тогда могу предложить вот эту, — подошел парень к фотику подешевле.
— Слышь, друг, — вмешался Барычинский, — Не лепи мне тут! Сказал, фуфло не требуется. Вот и предлагай что получше.
— Но, Василий Павлович! — подала голос пигалица.
— Не лезь, — мотнул головой Васька, а потом мягче, — Погуляй пока. Может, еще чего присмотришь.
Агриппина Ильинична секунду смотрела на Василия. И как это понимать? По какому праву он здесь раскомандовался, словно в «Барине» сидит!
— Знаете что, Василий Павлович, — прищурилась пигалица и, шагнув к парнишке-консультанту, забрала у него свой фотоаппарат, — Мне ничего не нужно. Я не просила. Отвезите меня домой.
— Грунь, брось, — вздохнул Васька, — Я не то хотел сказать. Я ж не подумал.
— А вот и зря, — встряхнула головой пигалица, а Васька понял, что вот ни черта он не понял.
Груня, развернувшись, гордо топала к выходу. А Васька, скользнув взглядом по стенду с товаром, выбрал самый дорогой, ткнул пальцем консультанту.
— Этот оформляй, — распорядился он, — В темпе давай.
А сам рванул за девчонкой. Нет, вот он что, пацан желторотый, бегать за ней? Матеря себя последними словами, среди которых мелькали фразы «каблук», «идиот» и «тормоз», Барин догнал Груньку на ступеньках центра уже на крыльце.
— Зайчонок, ну хватит, — обратился Василий, перехватив ее за руку.
— Мне не нужно ничего, правда, — поджала губы пигалица, — тот поцелуй не дает вам никакого права командовать мной.
— Грунька, — вздохнул Василий, — Ну вот такой я, понимаешь? Не могу ничего поделать. Хам и грубиян.
Груня смотрела на Барина, и злость испарилась. Мужчина стоял перед ней на ступеньке ниже. Их лица были почти на одном уровне. Хмурое и суровое лицо Васьки не отталкивало и не пугало. Наоборот, жутко притягивало. А потом, когда произошло совершенно неожиданное событие, Грунька и вовсе растерялась.
Уголки рта Барычиснкого поползли вверх, а широкая улыбка заплясала на его лице.
— Ты красивая очень, — удивил ее Василий.
— Под зарплату, — вздохнула Грунька, понимая, что вот этой улыбке отказать не может.
— Красивая под зарплату? — переспросил с хитринкой во взгляде Васька, — Так я тебе каждый день буду зарплату выдавать.
— Дурной, — рассмеялась Груня, — Камеру под зарплату. В подарок не возьму.
— Пойдем, горе ты мое рыжее, — улыбался Василий, беря в плен ладони тонкую ручку пигалицы. Ага, под зарплату, как же.
— Василий, я серьезно, — потянула Грунька Барина за руку, заставляя остановиться.
— Так и я не шучу, — подмигнул Васька и потащил девчонку обратно в магазин.
Консультант уже маячил перед кассой. Васька, кивнув, забрал коробку с фотиком, вынул бумажник из кармана.
— Вася, — тихо прошептала Груня, — Эта не та камера.
Васька нахмурился, глянул на консультанта вопросительно. Дождался кивка.
— Та, не волнуйся, — улыбнулся Васька Груне и одновременно протянул кассиру кредитную карту, — Знаешь, я чет жра… проголодался. Тут недалеко есть кафе приличное.
— Отказаться я, конечно же, не могу? — поинтересовалась Груня, глядя на ямочку на щеке Барина. Милую такую, мальчишескую. И понимая, что да, отказаться она не сможет. Да и, собственно, не хочет.
Кафе было уютным, с удобными мягкими диванчиками и вкусной кухней. Нет, не такой, естественно, как у Михалыча, о чем Груня не забыла упомянуть. Васька только хмыкнул. После еды жутко хотелось курить, но он терпел, сидя напротив пигалицы и слушая ее веселое щебетание. Основной темой стало творчество Шахова. Бася, едва заметно улыбаясь, рассказывал о приятеле без зазрения совести всю подноготную. О том, как они учились в параллельных классах, и как забитого пацана Ваню с жуткой фамилией Пупкин все в школе гнобили и опускали ниже плинтуса. А Васька по необъяснимым причинам вступился. Но после школы дороги разошлись. Единственным другом Барина стал Гера Черепанов, а с Пупкиным судьба вновь свела гораздо позже.
— Значит, подрабатываешь натурщиком в свободное время? — задорно поинтересовалась Груня.
— Да это было-то разок, — отмахнулся Василий, скользя по лицу пигалицы жадным взглядом. Кажется, он готов вот так просидеть всю жизнь, наблюдая за тем, как она пьет чай, помешивая сахар ложкой.
Барычинский вдруг наклонился немного вперед, опираясь локтями о стол, и рукой накрыл свободно лежавшую ладошку пигалицы.
— Давай завтра сходим куда-нибудь? — вдруг предложил Барин, а Груня замерла.
— А куда? — растерялась Грунька.
— Зайчонок, я не знаю, — честно признался Васька, перевернув ладошку и водя повнутренней стороне большим пальцем, — Я не мастак в романтичных делах.
— Я так и поняла, — рассмеялась Груня, — Но на ваше предложение, Василий Павлович, вынуждена ответить отказом. Я завтра работаю.
— Фигня, — улыбался Василий Павлович, — Могу утрясти твой график. У меня блат в «Барине».
— Еще чего! — возмутилась Груня, а потом уже серьезнее, — Вась, правда, не нужно.
Васька промолчал, но уже от того, что руки она не убирала, позволяя проводить пальцами по нежной коже, он радовался и не собирался спорить.
Посидев еще немного, молодые люди вышли из кафе. Груня захотела опробовать новенькую камеру. И утащила Ваську в небольшой скверик, расположенный через дорогу от кафе. Барычинский не стал возражать. Какой там! Он был до одури рад видеть, как его зайчонок улыбается и смеется, щелкая затвором фотоаппарата, вызывая ответную улыбку у него и у случайных прохожих.
Когда в миллиардный раз она принялась щелкать Ваську на фоне очередного дерева, парень уже и не возражал. Ну, хочет, девчонка, пусть развлекается. А потом проходящая мимо парочка приветливо предложила сфотографировать Ваську и Груню вместе.
— Что вы, спасибо, не нужно! — улыбнулась Груня.
— Как это не нужно! — возмутился Васька, отобрал у пигалицы камеру, сунул ее в руки парню, а сам сгреб в охапку Груню.
Первое мгновение пигалица застыла в его руках. А потом немного расслабилась. И даже взглянула на него своими зелеными глазами. А Васька не удержался и склонился ниже, провел рукой по нежной щеке, выдохнул шумно, прижался своим лбом к ее и коротко поцеловал, чуть приподняв голову девчонку, удерживая за подбородок пальцами.
— На, держи, друг, — донесся до слуха Барина голос паренька-прохожего, — Хорошая фотка вышла. Можно и на стену повесить.
— Спасибо, — Васька взял камеру в руку, а второй все еще обнимал пигалицу. А потом нахмурился. Нос у нее был ледяной, — Замерзла? Двигаем к машине.
Быстрым шагом Васька увел Груню из сквера, а потом, усадив в машину, секунду думал, куда бы еще поехать.
— Перекурю и поедем, — пообещал Васька, и, дождавшись кивка, прикрыл дверь.
Барычинский курил, стоя радом с машиной. Курил, стряхивая пепел в лужу. И думал. Больше всего, разумеется, хотелось везти пигалицу к себе. Но не дело это. Не время пока. Но хотелось до жути.
Выкурив сигарету, Васька сел за руль. Кондиционер работал, нагревая салон. А Груня, откинувшись на сиденье и пристегнувшись ремнем, тихо спала. Минуту Васька любовался красивым личиком. А может и больше. Не важно. А потом, вздохнув, тронулся с места. Спустя полчаса черный Мерседес уже был припаркован около знакомой пятиэтажки. Пигалица не спала, а положила ладошку на ручку двери.
Васька решил не тянуть, пусть и хотелось задержать ее рядом дольше. Вышел из тачки, обошел ее, открыл дверцу. Даже руку подал. А Груня улыбалась своими щечками-ямочками.
— Спасибо за чудесный вечер, — поблагодарила Пепел, — И за камеру. Я бы никогда такую дорогую модель не купила.
— Мелочи, — отмахнулся Барин, стоя близко-близко к девчонке, — Фотокарточку подаришь с автографом?
— Непременно, — пообещала пигалица.
Груня подняла голову вверх, словно ждала прощального поцелуя. Но Барин понял, вот поцелует ее сейчас и хрен отпустит. Именно поэтому, аккуратно щелкнув ее поносу, отступил на шаг.
— Беги, зайчонок, — выдохнул Барычинский.
Грунька послушно скрылась в подъезде. А Васька, опираясь бедром о крыло Мерина, закурил. Сигаретный дым улетал вверх, а парень смотрел на знакомые окна и ждал, когда в них загорится свет. Но света не было. И Васька уже собрался было рвануть в подъезд, ну, мало ли, что там могло произойти. Но замер с сигаретой в руках.
Пигалица стояла у своего окна, отодвинув занавеску. Стояла и смотрела на него. И Васька смотрел в ответ. Долго смотрел, пока сигарета не догорела до фильтра, обжигая пальцы. Василий отвлекся на окурок и бросил его на землю, а когда поднял голову вверх, девчонка уже исчезла.
Сев в машину, Василий поехал домой, всю дорогу растягивая рот в счастливой, дурацкой улыбке. Часы показывали начало первого. Ночные дороги были свободны и не загружены движением, поэтому Барин быстро добрался домой. Отец уже спал в своей комнате. Васька, не включая свет, пошел к себе. Приняв душ, уселся на балконе. Ночное небо было звездным и безоблачным. И у Васьки появилась идея, куда на следующее свидание он поведет своего зайчонка.
Груня на рабочем месте появилась без опозданий, даже раньше на полчаса. Всю ночь она размышляла над ситуацией, в которой оказалась. Нет, она не жаловалась, но приняла определенное решение, единственно верное для нее.
Перед входом стояла машина Барычинского-старшего. А черный Мерседес отсутствовал. Что даже к лучшему.
Войдя в ресторан и поприветствовав парней, Груня отправилась в служебные помещения. И не как обычно, в комнату отдыха официантов, а в кабинет директора.
Коротко постучав и дождавшись разрешения войти, Груня приоткрыла двери.
— Пал Палыч, — поприветствовала девчонка начальство, — А можно отвлечь вас на несколько минут? Я быстренько.
— Входи, Грушенька, — махнул рукой мужчина и улыбнулся, — Что стряслось, девочка?
Груня вошла, а спустя десять минут вышла. В кабинет остался Пал Палыч. Задумчиво постучав пальцами по столу, вздохнул. Вынул мобильник и набрал номер телефона сына.
— Привет, Василий, — сдержанно поприветствовал он сына, — Ты где? Подъезжаешь? Хорошо. Жду тебя в кабинете.
Васька, ворча, сбросил вызов. Взглянув на телефон, пожал плечом. Странный нынче батя. Но Барин не стал заострять внимания. Все равно через десять минут он уже будет в ресторане. Судя по времени, пигалица уже должна быть на рабочем месте. Но как же ему хотелось утащить ее оттуда, словами не передать!
Ресторан младшего хозяина встретил уютом, негромкой музыкой и занятыми столиками. Бизнес процветал, радуя владельцев. Но Васька не мог топтаться на месте, вот и открывал еще одно заведение в другом районе города. Стройка отнимала кучу времени, нервов и сил. Но все равно он умудрялся часами торчать в «Барине». Вот и сейчас, строители все нервы вымотали, а он рвался к зайчонку. Дорвался. Зашел в зал и увидел ее.
Пигалица бегала между столиками, приветливо улыбаясь клиентам, бОльшая часть из которых были мужиками. Васька понял, что зубы опять свело. Нет, нужно как-то умудриться и утащить ее в укромный уголок. На секундочку. Просто поздороваться. Была бы его воля, утащил бы вот так, забросив на плечо. Но ведь возмущаться станет. Задавит его морально, совестью загрызет.
Васька вздохнул, проводив горячим взглядом, потопал в кабинет. Не зря же батя звонил, значит, нужен он родителю.
Войдя в кабинет, увидев отца за столом, Васька стянул куртку.
— Что за кипишь? — поинтересовался сын.
— А вот это ты мне расскажи, — хмуро сказал отец, протягивая сыну белоснежный лист бумаги, на котором каллиграфическим почерком были выведены красивые буквы.
— Че за хрень? — не понял Васька, вчитываясь в текст, — Какого…? Ну да, хрен там!
— Мне уже доставать ремень? — поинтересовался Пал Палыч, — Я ж предупреждал: обидишь — выпорю!
— Я все решу, — хмуро изрек Васька и, смяв лист в руке, сунул его в карман, а сам стремительно вылетел из кабинета, и уже в коридоре Пал Палыч разобрал рев сына «Вовчик!».
Барычинский — старший, улыбаясь, встал из-за стола. Осмотревшись, спрятал все острые предметы от греха подальше и освободил помещение, предполагая, что сыну оно в этот момент нужнее.
Спустя минуту Барин вернулся в кабинет. Отца уже и след простыл. Это даже хорошо, решил Васька. Почти следом за ним в комнату скромно вошла Груня.
— Вова сказал, вы хотели меня видеть? — тихо произнесла Груня.
— Угу, — согласился Васька, — Двери закрой.
— А надо? — опасливо поинтересовалась Грунька.
— Еще как, — хмыкнул Васька, присаживаясь на край стола и скрестив руки на груди, и, дождавшись, когда пигалица прикроет за собой двери, спросил, — Что за выкрутасы, Груня?
— Что, простите? — не поняла девчонка.
— Это, говорю, что за новости? — Васька развернул смятый листок и сунул его под нос пигалице, — Никакого увольнения! Поняла?!
— Василий Павлович, — возразила пигалица, вскидывая глаза на Барина, — Но я не могу так. Долг я буду выплачивать, на карточку переводить вам. Не переживайте.
— А по мне видно, что я переживаю? — прищурился Василий.
— Скорее, злитесь, — ответила Грунька, — Мне, правда, лучше уволится. Я не могу так. Я себя скомпрометировала. И не хочу, чтобы за моей спиной шептались.
— А мне наср… пофиг, кто там шепчется, — мотнул головой Васька, — Я тебя не отпускаю!
— Крепостное право отменили уже давно, — возразила Груня, — У нас свободная страна.
— Страна — возможно, — хмыкнул Васька, заставляя себя успокоиться и не психовать, — Но ты нет. Так что, выбрось глупости из головы. А неси лучше чаю.
— Чай принесу, — согласилась Груня, — Но работать не буду. По закону я….
Но Васька не дал ей договорить. Просто сгреб в охапку и прижал к себе.
— Я тебя не отпускаю! — властно заявил Барин и запечатал рот поцелуем.
В этот раз касания губ были иными, чем Груньке запомнились со вчера. Жестче, требовательнее, словно он действительно не отпускал, заставляя подчиниться своей власти. И Груня не имела сил противиться. Наоборот, как шальная, скользила ладонями по плечам, затылку, щекам, будто желая стиснуть парня еще крепче, прижать сильнее.
Груня и очнуться не успела, как Барин, подхватив, уже усадил ее на стол, руками лихорадочно водя по девичьей спине, плечам, затылку, горстями спутывая волосы, собранные в косу.
— И глупости не думай! — велел он, тяжело дыша и прерываясь между поцелуями.
— Вот именно поэтому я и хочу уволиться, — отвечала Груня, упираясь руками в широкую грудную клетку, — А вдруг кто-то зайдет? Я не хочу, чтобы парни считали, что я получила работу через постель!
— Почему? Боишься, что они станут требовать прибавки? Тоже через постель? — хмыкнул Васька, послушно выпуская пигалицу из рук.
— Ха-ха, — скорчила Груня рожицу, — Ничего смешного не вижу! Ужинать будете?
Фраза уже готова была сорваться с языка, мысленно повторяясь сотни раз. Ох, он бы с радостью отужинал одним солнечным зайчиком, вредным таким и неугомонным. Но вместо этого кивнул.
— А ты ела? Давай вместе? — с надеждой спросил Васька, алчно глядя на одну расстегнутую пуговку у шеи. Странно, а раньше он не позволял себе вот так открыто пялиться на нее.
— Нет, я не голодна. Дома у бабушки поела. Кстати, она шлет тебе привет, — вздохнула Груня, поправляя одежду и демонстративно застегивая пуговицу на блузке, — Интересовалась, когда ты явишься отведать ее пирогов с мясом.
— Так уже лечу! — подмигнул Васька, а Груня непроизвольно улыбнулась в ответ. Таким веселым Ваську она еще никогда не видела.
— Дудки! — строго заявила Груня, — Ужин принести в зал?
— Конечно в зал, — кивнул Васька, — Ты ж не хочешь со мной. Фиг ли мне в одиночку есть.
— Курить будете? — поинтересовалась Груня, делая шаг к двери и зорко следя за парнем, чтобы не делал резких движений в ее сторону, — За пятый посадить?
— Не буду, за обычный сади, — Баська демонстративно разорвал заявление об увольнении и выбросил его в мусор, — И без меня домой чтобы не убегала. Ясно?
— Узурпатор! — уличила Груня Барина и вышла из кабинета.
Уволиться не вышло. Значит, нужно выпутываться как-то иначе. Да, честно признаться, она бы и сама, наверное, не ушла. Уж очень сильно нравилось ей в «Барине». Как и сам младший владелец ресторана.