- Я не задержусь. Я так и передавал: хочу только познакомиться.
Служанка пошла вперед. Дорожка была выложена камнями, между ними торчали пучки травы.
- Представляться не к чему: господин собрал о тебе сведения.
- Я удивлен, - сказал Лука.
- В таком мире живем, - на ходу обернулась служанка.
- В каком? Где каждый каждого подозревает в чем-то дурном?
У входа служанка остановилась, сделала приглашающий жест:
- Прошу. Господин ждет.
Иосиф Аримафейский лежал в постели, укрытый покрывалом из верблюжьей шерсти.
Только худые, жилистые, подрагивающие руки да бегающие зрачки в огромных глазах на исхудалом лице показывали, что он жив.
- Это ты обещал прийти сегодня? - просипел слабый голос.
- Я Лука из Антиохии, врач, как сообщил. - Лука склонился над стариком. - Не могу ли я чем-нибудь тебе помочь?
- Спасибо за добрые намерения. Врач у меня есть. И не один... Возможно, ты знаешь больше, чем они, но мне уже все равно. Спрашивай, что тебя интересует. Я знаю, ты меня не лечить пришел.
Лука нерешительно постоял у постели, огляделся; у стены заметил скамеечку.
- Позволишь мне сесть?
- Если можно, давай закончим скорее. И пускай тебя не смущает, что я не встаю. Вообще-то я даже сидеть уже не могу, ходить - тем более.
Передвигаюсь, только когда меня с двух сторон держат под руки. Если ты очень устал, садись, конечно, но это не значит, что разговор будет долгий.
Лука еще раз глянул на скамеечку, потом перевел взгляд на Иосифа. Худое лицо с большим костистым носом, выкатившиеся, с огромными поблескивающими белками глаза, тонкие синеватые губы, меж которых проглядывали желтые зубы, вокруг рта - редковатая, седеющая, свалявшаяся, словно кудель, бородка; бескровная кожа под ней казалась еще более серой... С одеяла приподнялась костлявая рука, по которой извивались лиловые жилы.
- Задавай вопросы, пожалуйста. А потом, прежде чем попрощаться, пожелай мне скорой и спокойной смерти.
Лука подумал, что лучше бы сразу попрощаться и уйти: какой смысл терзать умирающего? Постоял, глядя на клейкие белесые выделения в уголках рта Иосифа, и все же сказал:
- Советую пить понемногу воду с соком лимона и с сахаром или медом. Побольше жидкости...
- Служанка только что унесла кружку: я не хотел, чтобы была на глазах. Она мне полотняной тряпочкой протирает губы и рот изнутри. Жду твоих вопросов.
Думаю, тебя интересует склеп. Давно это было... В большие деньги он мне обошелся, деньги тогда были дороже, чем теперь, но я не жалею... Красивый был склеп, я всегда красивое любил, пригласил лучших каменотесов, глыбу для входа в дальних краях заказал, целого состояния мне она стоила, ее тоже обтесали, вход она закрывала, как пробка горлышко. Хорошо, что я придумал его построить, меня сразу выбрали в Синедрион...
Лука непонимающе смотрел на него.
- В Синедрион?..
- Я ведь предложил склеп в пользование Синедриону. Как место для почетных захоронений... Потом мы и договор заключили, что до самой моей кончины Синедрион располагает склепом по своему усмотрению, хоронит там, кого посчитает нужным, а когда я умру, туда положат меня. Великодушие мое было оценено по достоинству.
- А Иисус? - не выдержал Лука.
Рука на покрывале дрогнула.
- Мне этот молодой человек симпатичен был, честное слово. Я даже сказал Каиафе с глазу на глаз: зря ты так сурово с ним обошелся, не заслужил этот молодой человек смертной казни, такой умный, с таким чистым лицом!..
- Но Иисус-то как там оказался?
- Я же сказал: человек я предусмотрительный и постарался закрепить свое положение в Синедрионе. Склеп как раз к тому времени был закончен, и Каиафа собрал нас, нескольких членов, обсудить, как быть с телом: он опасался, что похитят его. Сам знаешь, как люди были тогда настроены. Я и сказал: вот склеп. Предложил им воспользоваться. Каиафа сразу стал действовать: велел купить плат, погребальные пелены, все, что требуется, а я отправился к Пилату как частное лицо и попросил разрешения взять тело. Вот так это было.
А как его все-таки ухитрились выкрасть, до сих пор не пойму. Там по крайней мере трое сильных мужчин нужны были, с инструментами, чтобы камень тот отодвинуть. Странный случай...
- Правда, что Ананию, первосвященника, там же похоронили?
- Знаешь, сын мой... может быть... Но мне это неизвестно. Я уже много лет не встаю с постели, политика меня не интересует... и вообще ничего не интересует. Если похоронили, значит, похоронили, по договору имеют право, в договоре сказано: до моей смерти Синедрион пользуется склепом по своему усмотрению. За это меня оставили почетным членом... Даже сейчас, когда я в немощи. Ко мне ежедневно лекарей посылают, хотя толку от этого никакого. Я никогда не спрашивал, пуст сейчас склеп или нет. Принадлежит он мне, но право пользования, пока я жив, у Синедриона. А вот когда умру, того, кто там находится, вынесут и похоронят в земле. Так значится в договоре.
- Ты говоришь, Иисус был тебе симпатичен?
- Да, очень симпатичен. Я даже поспорил из-за него с Каиафой. А про себя думал: хорошо, что он первым попадет в новый склеп. Он это заслужил...
- А Анания?
- Человек он был странный, но неплохой. Он много сделал, и хорошего много, времена были трудные, тогда ему никто не завидовал, а теперь, я слыхал, плюются, произнося его имя. Пускай и он покоится в мире, если лежит в моем склепе, а потом будет погребен в земле.
- Ананию всегда звали Ананией?
- Я ничьей подноготной никогда не пытался выведать. Всю жизнь был торговцем, это меня занимало, требовало всех сил и времени... пока здоровье не кончилось. И еще я рано понял, что хорошая сделка может строиться лишь на доверии. Где нет доверия, там появляется подозрительность, а на подозрениях хорошей сделки не заключишь. Я всегда из доверия исходил. Может, Ананию не всегда Ананией звали - это только ему известно. Я его принимал так, как есть; вот как и тебя - что ты лекарь из Антиохии.
- А все-таки... как могли выкрасть тело Иисуса из склепа?
- Дело давнее, откуда мне знать? Говорю же, сам не понимаю.
- А в Синедрионе об этом не было речи?
- Наверняка была... Но там столько всего говорят, и все о важных, срочных вещах. Я ведь нечасто туда ходил: политика меня мало интересовала, я коммерцией занимался. Считал за честь, что меня туда выбрали, ходил на заседания, когда было время, голосовал, если требовалось. Бывало, что голосовал против: это все есть в протоколах. Знаешь, если ты член Синедриона, с тобой и деловые партнеры по-другому разговаривают. Для меня это было самое важное, и склеп я тоже Синедриону для этого предложил...
Сделай одолжение, позови служанку: простыню мне пора поменять. Утомил меня разговор...
- Еще один, последний вопрос. - Лука нагнулся над Иосифом Аримафейским: - У кого ты наводил обо мне справки?
- Пусть это тебя не тревожит, сын мой. Я хотел только удостовериться, что спокойно могу впустить тебя в свой дом. И, как видишь, впустил. У таких, как я, много знакомых; без знакомств, без связей нет коммерции. И важно, чтобы ты с каждым был в хороших отношениях. Понимаешь, что я хочу сказать? С каждым. Позови служанку.
Лука поклонился. Иосиф Аримафейский сипло сказал ему вслед:
- Пожелай мне спокойной и скорой смерти, сынок. Это уже все равно не жизнь.