- Давайте попробуем... У меня сапоги сперли.
Сырцов завертел головой, как будто был в гимнастерке с тугим воротничком и этот воротничок невыносимо резал ему шею.
- Ну и что? Вы же знали, что мы, значит, все равно вас поставим к стенке?
- Значит, знал, - с издевочкой повторил полковник.
Но Сырцов пребывал в таком недоумении, что даже не обратил на это внимания.
- И не удрали...
- И не удрал.
- Почему?
- Опять двадцать пять... - обозлился Вышеславцев. - Неужели вы не понимаете, что мне, полковнику царской армии, не к лицу бегать по улице босиком!
- Значит, лучше смерть?
- Смерть всегда достойнее позора.
Сырцов посмотрел в потолок и неожиданно улыбнулся.
- А я бы, пожалуй, и голым от вас дернул.
Полковник не выдержал, улыбнулся в ответ, и лицо его преобразилось, стало мягче, приветливее.
-У нас с вами... Как мне вас величать?
- Командир полка товарищ Сырцов.
-Командир полка полковник Вышеславцев,- счел нужным представиться Вышеславцев. - Так вот, господин Сырцов, у нас с вами разные понятия о чести и достоинстве... Впрочем, это уже лишнее... Я с вашего разрешения выпью, не возражаете?
- А чего одному хлестать? Давайте за знакомство оба хлопнем!
- Давайте хлопнем. - Вышеславцев разлил по стаканам водку, молча выпил. Настя вскочила, быстренько подала закусить - сало, черный хлеб, грибочки.
- Спасибо, - кивнул Сырцов, выпил и, закурив, спросил: - А кто ж у вас сапоги спер?
- Понятия не имею. Но, по-моему, ординарец.
Сырцов стукнул ладонью по столу.
- Лысенков! Этого... который в расход хотел, мигом
сюда!
Через двадцать минут Федя грохнулся перед Вышеславцевым на колени.
- Виноват, господин полковник! Простите...
- Неужели ты? - помрачнел Вышеславцев.
- Я почистить их взял, а Нестеренко надел и убег!
- Теперь я понимаю, за какое дело ты его шлепнул, - прогудел от двери Лысенков.
- Убил? - спросил Вышеславцев.
- Одним выстрелом череп снес.
- Встань! - приказал Вышеславцев.
Федя медленно поднялся. Вышеславцев налил ему стакан водки.
- Выпей. И не казнись, - сказал примирительно. - Такая, значит, нам с тобой судьба выпала.
Федя выпил, вытер рукавом губы и вытянулся рядом с Лысенковым.
- Винтовку сдать?
- Сдай, - кивнул Сырцов, оборачиваясь лицом к полковнику. - У вас Георгиевский крест... Где отличились?
- Еще в германскую, - махнул Вышеславцев. - Под Кржешовом.
- Под Кржешовом, значит. - Сырцов задумчиво забарабанил пальцами по столешнице. - Поручик Дольников... Не слыхали о таком?
Серые, чуть навыкате глаза Вышеславцева выкатились еще больше.
- Он у меня ротой командовал. А потом... Впрочем, это не делает мне чести... Мы вместе с ним в плен угодили.., А вы, простите, откуда его знать изволите?
- Дольников - мой начальник штаба, - перестав барабанить, усмехнулся Сырцов. - Если он подтвердит ваши слова, мы, значит, продолжим разговор... Он
пружинисто встал. - Вас без охраны можно оставить? .
- Я без сапог, - язвительно напомнил Вышеславцев.
- Ну и хорошо, - не остался в долгу Сырцов. - Иногда и босиком полезно побегать.
x x x
Первым опознал барина деревенский дурачок Ван Ваныч, щуплый, небольшого роста мужичонка с непомерно длинными крепкими руками и огромными, выпуклыми,
как у рака, голубыми глазами, в которых вяло и сонно билась жизнь.
Говорят, глаза - зеркало души. Если придерживаться этой пословицы, то душа у Ван Ваныча если и была, то поганая: порой его взгляд вспыхивал жадным, неукротимым огнем, и тогда он носился по селу, словно бешеная собака, предлагая бабам свои мужские услуги. Мужики смеялись, спорили - даст какая аль нет? - и ждали результата. Результат, может, и был - бабы в этом плане народ непредсказуемый, - но... Как узнаешь, зачем ходила на ночь глядя к местной повитухе какая-нибудь одинокая бабенка?