"Появление генерала А. И. Деникина вызывает сенсацию. С любопытством поднимаются головы, чтобы разглядеть бывшего Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. Генерал медленной поступью проходит через зал и занимает свидетельское место. Свое показание он дает по-русски, через переводчика, короткими и точными фразами. Достоинство, с которым он держится, прямота и ясность ответов производят большое впечатление на суд.
На обычный вопрос о том, состоит ли свидетель в родстве или свойстве с обвиняемой, генерал А. И. Деникин отвечает: "Бог спас!"
О похищении генерала Кутепова и генерала Миллера свидетель знает "не больше других".
Председатель: Знали ли вы Скоблина?
Ген. Деникин: Знал. Скоблин с первых дней участвовал в Добровольческой армии, которой я командовал.
- Знали ли вы его в Париже?
- Встречался в военных собраниях, но никогда не разговаривал и не здоровался.
- Знали ли вы Плевицкую?
- Никогда не был знаком, не посещал ее дома, не разговаривал и даже ни на одном концерте ее не был. За несколько дней до похищения генерала Миллера Скоблин познакомил меня с ней на корниловском банкете.
Прокурор Флаш: Скоблин был у вас с визитом 22 сентября? Ген. Деникин: Скоблин, капитан Григуль и полковник Трошин приехали благодарить меня за участие в корниловском банкете. В то время генерал Миллер был уже похищен.
- Не предлагал ли вам Скоблин совершить в его автомобиле путешествие в Брюссель, на корниловский праздник?
- Предлагал раньше два раза совершить поездку в его автомобиле, то было третье предложение.
- Почему вы отказались?
- Я всегда... вернее, с 1927 года подозревал его в болыпевизанстве.
- Вы его опасались или ее?
- Обоим не доверял.
Морис Рибэ напоминает суду, что генерал А. И. Деникин был начальником штаба Верховного Главнокомандующего в 1917 году.
...........................................................................
........................................................
М. М. Филоненко: Вы убеждены, что Скоблин был советским агентом, но доказательств не имеете?
Ген. Деникин: Да.
- Знаете ли точно, что Плевицкая была сообщницей в похищении генерала Миллера?
- Нет.
- Думаете ли, что она знала заранее о преступлении?
- Убежден.
Стороны отказываются от дальнейших вопросов, и суд отпускает свидетеля".
Плевицкая ни в чем не призналась, отрицала свою вину, убеждала, что она "чиста как голубь". Но во время следствия Плевицкая совершенно запуталась в противоречиях. Алиби, заранее созданное ею совместно со Скоблиным, окончательно провалилось, и совокупность улик против нее оказалась настолько подавляющей, что суд приговорил ее к двадцати годам каторги.
Через несколько лет она умерла в тюрьме, так и не открыв своей тайны.
В связи с этим мрачным происшествием напрашиваются три вопроса. Зачем Советскому правительству понадобился семидесятилетний старик генерал Миллер, человек тихий и бездеятельный, за семь лет пребывания которого во главе РОВС ничего не было сделано? Что случилось со Скоблиным? Почему французское правительство, явно желавшее наладить отношения с Советским Союзом, терпело на своей территории организацию, не только враждебную коммунистической Москве, но созданную для подрывной работы внутри СССР?
По вполне понятным причинам, ответы на первые два вопроса хранятся в засекреченных архивах Москвы, а на третий вопрос - в Париже. Но среди обывательских догадок наиболее правдоподобными кажутся следующие.
Осторожный генерал Миллер подозревал Скоблина в сношениях с большевиками, а также в сношениях с германским гестапо и, быть может, ждал лишь случая, чтобы иметь в своих руках достаточно веские тому доказательства. Тогда во всеоружии он мог разоблачить этого агента-провокатора. Кроме того, Е. К. Миллер мог знать через иностранные разведывательские отделения имена людей, которыми пользовались для получения сведений из СССР. В области военной разведки генерал Миллер не был новичком. Его предыдущая штабная работа проходила, между прочим, на постах русского военного агента в Брюсселе, Гааге и Риме. И эти соображения, вместе взятые, могли объяснить желание Москвы заполучить его живым, чтобы заставить дать нужные сведения.
Бесследное исчезновение Скоблина осталось неразгаданным. Однако несколько лет спустя, когда во время второй мировой войны германские войска заняли Париж, гестапо произвело обыск в канцелярии РОВСа и обнаружило весьма интересные факты. В доме 29 на рю дю Колизе некий Сергей Николаевич Третьяков, родственник основателя знаменитой Третьяковской галереи в Москве, купил три квартиры. Одну он сдавал Торгово-промышленному союзу, состоявшему из богатых в прошлом коммерсантов, не потерявших надежду восстановить со временем свои права в России. Другую квартиру Третьяков сдавал РОВСу, а в третьей, находившейся этажом выше, жил он сам. Гестапо обнаружило в помещениях РОВСа и Торгово-промышленного союза аппараты для подслушивания. Все микрофоны были соединены с квартирой Третьякова... Бывший богатый коммерсант оказался советским агентом, состоявшим на службе у большевиков уже много лет. Немцы арестовали Третьякова, увезли его в Германию, след его затерялся. Вполне возможно, что Скоблин, исчезнувший из помещения РОВСа, не бежал на улицу, а попросту, поднявшись этажом выше к Третьякову и переждав там некоторое время, скрылся. Любопытно также, что во время своего процесса Плевицкая настаивала, чтобы ее адвокат Филоненко обратился за денежной помощью к Третьякову. "Он денег должен достать! -писала из тюрьмы Плевицкая. - Денег достать можно с помощью Третьякова!"
Куда бежал Скоблин? Говорили, что в охваченную гражданской войной Испанию, в ту часть ее, где Москва воевала против генерала Франко, и что там коммунисты его прикончили, как уже ненужного человека.
XXXIII "Я НЕ ПРИЕМЛЮ НИ ПЕТЛИ, НИ ИГА"
К началу тридцатых годов книги генерала Деникина были распроданы, второго их издания не предвиделось, доход от авторского гонорара прекратился, и семейство Антона Ивановича снова попало в полосу безденежья. Генерал не имел практической жилки. В вопросах личного материального благополучия он был по-детски беспомощен. Мысль, что семья может очутиться в нищете, угнетала его. Единственным утешением (о котором, впрочем, он говорил только жене) было сознание, что не в пример многим другим он не скопил себе состояния, когда был у власти. Пришел он к ней с пустым карманом и таким же бедняком расстался с ней.
Антон Иванович решил время от времени читать публичные лекции на тему о международном положении. Эти лекции потом издавались в виде маленьких книжек-памфлетов, которые ходко распродавались и служили денежным подспорьем. Антон Иванович преследовал не только материальные цели. Ему было чем поделиться со своими соотечественниками и что им сказать. Он затрагивал принципиальные вопросы, к которым относился чрезвычайно серьезно. Осуждал споры и разногласия в разных русских организациях, осуждал появившееся самодовольное убеждение, что именно они есть "соль земли", что только им предстоит строить Россию. На это генерал с горечью говорил, что подобные мысли - наивный вздор. Прежде всего политическим кружкам эмиграции следует очиститься от грязи, успевшей на них налипнуть, а потом дать себе отчет в том, что является их подлинной задачей и миссией.
"Мы вернемся в Россию не для того, чтобы командовать и управлять, говорил он, - а чтобы служить России".
Двадцать семь лет своего пребывания за границей Антон Иванович жил верой, что обстоятельства в России изменятся, что ему все же удастся вернуться на родину. И хотя бы в скромной, незначительной роли снова послужить ей. Он сравнивал русскую эмиграцию, рассеянную по всем странам мира, с еврейской диаспорой: "И в еврействе существует рознь и самоедство, редко только выносимое на страницы общей печати... Но в одном там нет розни, в одном царит нерушимое, абсолютное единение - в деле защиты своей расы". И тут он печально констатировал факт, что "подобной концентрации сил в главном, в основном - в вопросе о защите российской нации - нет у нас".
Годы, предшествовавшие второй мировой войне, Деникин посвятил попытке создать такую "концентрацию сил"для защиты русских национальных интересов. Он предостерегал эмиграцию от увлечения немецким национал-социализмом, как средством борьбы с коммунизмом. Оставаясь непримиримым к советской власти, Деникин боролся против существовавшего в некоторых кругах эмиграции "пораженчества", допускавшего всякое чужеземное нашествие, лишь бы свергнуть большевиков.
Лекции А. И. Деникина превратились в ежегодную традицию. Его публичные выступления устраивались в переполненном до отказа парижском зале Шопена на рю Дарю и сопровождались длинными и подробными отчетами в эмигрантской печати. Чтобы дать представление о впечатлении, которое они производили на слушателей, достаточно процитировать выдержку из парижской газеты "Последние новости"о первом докладе генерала в марте 1932 года:
"С 8 часов вечера перед входом в зал Шопена на улице Дарю толпилась публика, стремясь попасть на доклад генерала А. И. Деникина "Русский вопрос на Дальнем Востоке". Публичное выступление бывшего Главнокомандующего Добровольческой армией, в течение 12 лет уклонявшегося от всякого участия в политической жизни эмиграции, явилось по содержанию своему подлинным событием, для многих неожиданным и знаменательным".
Среди лиц, пришедших на эту лекцию и перечисленных газетой, были наиболее известные и выдающиеся имена русской эмиграции, весь ее широкий политическиий спектр - от крайне правых до социалистов-революционеров и меньшевиков включительно. Но подавляющим большинством были участники белого движения.
Большинство зала встает и устраивает докладчику овацию... С первых же слов речь его приковывает общее внимание. Бывший Главнокомандующий призывает своих соратников "не вмешиваться в чужие распри". Ген. Деникин не только не разделяет надежд некоторых эмигрантских кругов на "японскую помощь", но открыто считает ее "вредной интересам России"... Генерал А. И. Деникин энергично, при неоднократном шумном одобрении аудитории восстает против лжепатриотов: "Участие наше на стороне захватчиков российской территории недопустимо!"... Слова генерала Деникина ошеломили неожиданностью часть аудитории (ту часть ее, которая мечтала о новой "интервенции"). Но когда ген. Деникин сошел с эстрады, весь зал встал, провожая его долгими аплодисментами..."
Убедившись на собственном опыте, что "рыцарское отношение"отсутствует в области международной политики, Деникин предостерегал своих слушателей от излишней доверчивости к "новым союзникам", от повторения ошибки, которой когда-то страдало его собственное правление.
По мере того как опасность для России со стороны Японии меркла по сравнению с воинствующей угрозой Германии, Деникин твердо и определенно ополчился в своих докладах против немецкого национал-социализма и его вождя Гитлера.
Наиболее ярким его выступлением на эту тему был доклад "Мировые события и русский вопрос", сделанный в декабре 1938 года. Он ясно формулировал точку зрения А. И. Деникина на роль русской эмиграции в случае войны между Германией и Советским Союзом:
"Наш долг кроме противобольшевистской борьбы и пропаганды проповедовать идею национальной России и защищать интересы России вообще. Всегда и везде, во всех странах рассеяния, где существуют свобода слова и благоприятные политические условия - явно, где их нет - прикровенно. В крайнем случае молчать, но не славословить. Не наниматься и не продаваться.
Мне хотелось бы сказать - не продавшимся, с ними говорить не о чем, - а тем, которые в добросовестном заблуждении собираются в поход на Украину вместе с Гитлером: если Гитлер решил идти, то он, вероятно, обойдется и без вашей помощи. Зачем же давать моральное прикрытие предприятию, если, по вашему мнению, не захватному, то, во всяком случае, чрезвычайно подозрительному. В сделках с совестью в таких вопросах двигателями служат большей частью властолюбие и корыстолюбие, иногда, впрочем, отчаяние. Отчаяние - о судьбах России. При этом для оправдания своей противонациональной работы и связей чаще всего выдвигается объяснение; это только для раскачки, а потом можно будет повернуть штыки... Такого рода заявления сделали открыто два органа, претендующие на водительство русской эмиграции... Простите меня, но это уже слишком наивно. Наивно, войдя в деловые сношения с партнером, предупреждать что вы его обманете, и наивно рассчитывать на его безусловное доверие. Не повернете вы ваших штыков, ибо, использовав вас в качестве агитаторов, переводчиков, тюремщиков, быть может, даже в качестве боевой силы заключенной в клещи своих пулеметов, - этот партнер в свое время обезвредит вас, обезоружит, если не сгноит в концентрационных лагерях. И прольете вы не "чекистскую", а просто русскую кровь - свою и своих напрасно, не для освобождения России, а для вящего ее Закабаления".
В том же докладе в декабре 1938 года Деникин, считавший войну с Германией неизбежной, дал разбор нескольких ситуаций, где эмиграция могла принять участие в "час войны"в "русском деле".