боту. Многие музыканты считали, что дирижеры злоупотребляют
своим положением и выбирают любимчиков. Они добивались
того, чтобы процесс прослушивания регулировался правилами.
Это означало, что должна создаваться официальная приемная
комиссия, что дирижер не должен принимать решение в оди-
ночку. В некоторых случаях было введено правило, запрещающее
членам жюри говорить друг с другом во время прослушивания, чтобы мнение одного человека не смогло повлиять на мнение
других. Музыкантов обозначали не именами, а цифрами. Между
комиссией и претендентом водружался занавес, и если прослу-
шиваемый прочищал горло или производил некий характерный
звук (например, стук каблуков, если это женщина на высоких
каблуках), музыканта уводили и присваивали ему новый номер.
И как только эти правила стали внедряться по стране, произошло
непредвиденное: в оркестры начали принимать женщин.
За последние тридцать лет, с тех пор как занавесы во время
прослушиваний стали обычным делом, число женщин в ведущих
оркестрах США увеличилось в пять раз. «В первые дни введения
новых правил прослушивания мы искали четырех новых скри-
пачей, — рассказывает Херб Вескелблатт , тубист Метрополитен-
Заключение. Когда слышишь глазами: уроки «Озарения»
233
опера в Нью-Йорке, который возглавил борьбу за объективные
прослушивания в Метрополитен в середине 1960-х годов. —
И все победители конкурса оказались женщинами. Такое раньше
было просто немыслимо. До этого момента у нас во всем ор-
кестре было не больше трех женщин. Помню, когда объявили, что все победители — женщины, один парень на меня здорово
разозлился. Он говорил: “Тебя все запомнят как сукиного сына, который наприводил баб в этот оркестр”».
Мир классической музыки осознал, что чистое и мощное
первое впечатление (во время прослушивания музыканта) было
на самом деле безнадежно искаженным. «Некоторые музыканты
выглядят так, будто исполняют музыку лучше, чем на самом
деле, потому что держатся уверенно и у них есть осанка, — рас-
сказывает один музыкант, участник множества прослушива-
ний. — Другие выглядят во время исполнения ужасно, но звучат
великолепно. Третьи безумно стараются, но этого не чувствуется
в звучании. Всегда присутствует диссонанс между тем, что ты
видишь и слышишь. Прослушивание начинается с той секунды, когда исполнитель появляется на сцене и вы думаете: «Кто этот
зануда?» или: «Кем возомнил себя этот парень?» И это судя только
по тому, как они выходят на сцену со своими инструментами».
Джули Ландсман , первая валторна Метрополитен-опера
в Нью-Йорке, говорит, что иногда ее обескураживает то, как
некоторые музыканты подносят инструмент к губам. «Если они
держат мундштук как-то необычно, вы можете тут же поду-
мать: «О Боже, у них ничего не выйдет». Тут столько вариантов.
Некоторые музыканты используют медную валторну, другие из
никеля с серебром, и вид валторны, на которой играет человек, может подсказать вам, из какого он города, у кого учился, по
какой школе, и все эти знания могут повлиять на ваше мнение.
Я бывала на прослушиваниях без занавеса и, могу вас уверить, была необъективна. Я начинала слушать глазами, и можете не
сомневаться, ваши глаза всегда влияют на ваше суждение. Един-