По команде пристава Апсалона все упали на колени. Государь благосклонно улыбнулся. Трепеща от страха, к коляске подошли Татаринов и пристав. Начальник горного округа вытянулся во фрунт и стал докладывать. Царь перебил его:
- Скажите, как идет у вас оружейное дело?
- На заводе и оружейной фабрике, ваше величество, ежедневно работает две тысячи сто пятьдесят человек! - ответил Татаринов.
- Хороши успехи? - уставился в начальника округа царь.
- Весьма, ваше величество!
Вдруг, словно спохватившись, Александр озабоченно спросил:
- Как живут мои золингенцы? Приносят ли пользу здесь?
Татаринов расплылся в улыбке и, желая угодить царю, доложил:
- Государь, ваши действия всегда приносили только пользу горному делу!
- Я весьма рад этому, - томно ответил царь. - Устройство немцев стоило нам больших хлопот. Я уверен, что они уже отблагодарили нас за нашу заботу.
Царь устало сомкнул глаза, давая понять о конце доклада. Тогда Татаринов обратился к Александру:
- Ваше величество, позвольте спустить коляску под гору на руках!
Царь милостиво кивнул и, поддерживаемый Дибичем, вышел из экипажа. Крепкие руки работных разом выпрягли коней. Коренником взялся великан Лучкин, а рядом с ним еще десятка два рабочих. Экипаж плавно и медленно стал спускаться под гору. Государь и свита осторожно сходили по головокружительному склону.
Когда все благополучно спустились с горы, Александр уселся в коляску. Взгляд его упал на Лучкина. Он внимательно оглядел грудь богатыря, его плечи, руки и приказал:
- Этого человека причислите к моим слугам!
Вынув серебряный рубль, царь бросил его на дорогу:
- Бери на счастье!
Но ошеломленный Лучкин не двигался с места. По его загорелым щекам струился пот. Он что-то хотел сказать, но его толкали в спину, торопливо шептали:
- Поднимай живей! Экое счастье привалило человеку!
Царский экипаж проследовал дальше, а Лучкин всё еще стоял с затуманенными глазами. Видя его волнение, пристав Апсалон спросил его:
- Что ж, небось, счастлив? Что же ты хотел вымолвить государю?
- Ваше высокородие, умолите оставить меня на Камне ради престарелой матери!
- Дурак! - грубо отрезал пристав, круто повернулся и поспешил к своей лошади.
Между тем вереница экипажей неторопливо подъезжала к Златоусту.
- Это почему так расстроился богатырь? - неожиданно спросил у Дибича царь.
- Ваше величество, от великого счастья даже сей Голиаф не утерпел и прослезился. Столь чувствительны сердца ваших подданных!
На златоустовских улицах расставленный шпалерами народ встретил царя громогласным "ура". Заводские жёнки по наказу Татаринова выбегали на дорогу и подстилали под царскую коляску белоснежные холсты и полотенца.
Миновав Большую Немецкую улицу, государь подъехал к собору, который светился тысячами огней. Народ в церковь не пустили. Под прохладные своды храма вошли государь, его свита и избранные горные начальники. Священник долго не задержал царя, служба была короткой. По выходе царя из церкви люди опять кричали "ура".
Царь устал и велел везти себя на отдых. Он поместился в доме Татаринова. На город опустилась ранняя осенняя ночь. На заводском пруду и на павильонах вспыхнули разноцветные огни - жгли фейерверк, в бесчисленных плошках дымилось сало.
Царь стоял у окна и любовался иллюминацией, пылавшей на фоне темных гор. Склонив голову, Александр прислушивался к шуму в турбинах. Он поднял удивленные глаза на Татаринова:
- Почему так долго работают на заводе?
Начальник горнозаводского округа почтительно склонил голову:
- Государь, рабочие получают сдельно. Жадный народ здесь. Мы гоним их домой, а они не желают.
Царь повернулся спиной к окну и равнодушно обронил:
- А-а-а... Понимаю...
Глава шестая
АЛЕКСАНДР I НА ОРУЖЕЙНОМ ЗАВОДЕ
В полдень царю представили чиновников горнозаводского округа. В большом светлом зале их выстроили во фрунт. Аносов стоял в середине шеренги и вспоминал свои школьные годы. В корпусе, как и все кадеты, он мечтал попасть на глаза царю и отличиться каким-нибудь необыкновенным подвигом. Прошло семь лет, как он покинул стены корпуса. За эти годы в его жизни многое изменилось, и сам он, живя среди литейщиков и мастеров оружия, многому научился и по-другому смотрел на жизнь.
Аносов и не замечал, что рыхлый и мрачный Татаринов несколько раз недовольно взглянул в его сторону. Начальник горного округа много раз обошел фрунт, присматриваясь к мундирам и выправке своих подчиненных. Ему определенно не нравился молодой инженер Аносов: в своем мешковатом мундире Павел Петрович выглядел неказисто. Татаринов уже готов был сделать замечание Аносову, но в эту минуту в соседнем зале раздался звон шпор, невидимые руки широко распахнули двери, и сопровождаемый свитой император появился в квадратном просвете. На мгновение он задержался на пороге и, прищурив близорукие глаза, критическим взглядом окинул фрунт. Навстречу ему торопливым шагом поспешил Татаринов, но государь легким движением руки остановил его рапорт и двинулся к выстроенным чиновникам.
Все замерли. Аносов впервые видел Александра I вблизи. Император мерным шагом шел вдоль фрунта. Его лоб с большими залысинами и пожелтевшее угасшее лицо говорили о жизненной усталости. Царь ни разу не улыбнулся. Большие глаза были пусты и мертвы. Когда начальник горного округа называл фамилию и должность горного чиновника, государь на минуту задерживался, рассеянно выслушивая ответы.
Наконец Татаринов назвал фамилию Аносова. Павел Петрович вздрогнул и поднял глаза. Александр стоял против него и разглядывал скромный мундир инженера. Аносов поклонился.
- Ты где учился? - глуховатым голосом спросил его император.
- В корпусе горных инженеров, ваше величество.
- А-а-а! - протяжно отозвался царь. Вероятно, не разобрав ответа инженера, он приложил к уху ладонь и слегка наклонился.
Татаринов незаметно повел глазами, давая понять Павлу Петровичу, что царь глуховат и с ним следует говорить громче. Аносов стоял прямо, не шелохнувшись, и царь, закончив беглый осмотр строя, резко сказал:
- Плохой ты фрунтовик! Чем занимаешься?
- Работаю в украшенном цехе, ваше величество! - ровным тихим голосом ответил Аносов на вопрос царя.
Александр не расслышал слов горного офицера. Скучающий, он двинулся дальше. На душе у Аносова стало тяжело и грустно. Печально посмотрев вслед удаляющемуся царю, он подумал: "Государь безразличен ко всему, ничто его, кроме мундиров, не интересует! Для чего же устроена эта комедия представлений?".
Царь обошел фрунт и, пройдя несколько шагов вперед, еще раз обежал задумчивым взглядом лица чиновников и вымолвил: