За всех ответил Татаринов. Угодливо изгибаясь, он взволнованно закричал, чтобы слышал царь:
- Ваше императорское величество... Государь... Мы бесконечно счастливы... Мы...
Но император не дослушал его заученной речи, повернулся и размеренным шагом удалился из зала. За ним, перешёптываясь, устремилась свита. Только генерал Дибич задержался в дверях и объявил Татаринову:
- Его императорскому величеству угодно осмотреть завод. Прошу вас! он учтиво поклонился и вприпрыжку стал догонять царскую свиту...
Царь посетил завод. У горнов хлопотали рабочие в праздничной одежде, которая стесняла их движения так же, как стесняло и мешало работе присутствие царя. Александр подошел к одной наковальне и попросил инструмент. Ему подали что-то недокованное. Царь величественно взял молоток, ударил им несколько раз, неловко поворачивая раскаленный кусок металла. Татаринов умилился:
- Ваше величество, вы как заправский кузнец изволили сковать гвоздь!
Император снял запачканные перчатки, отбросил их и сказал строго:
- Царь должен всё уметь!
Он прошел в цех, где выделывались стальные клинки, и долго приглядывался к их синеватому блеску.
- Хорошие клинки! - сказал он с видом знатока. - Спасибо нашим клингентальцам, выручили!
Бородатый мастер вдруг выпрямился и с укором посмотрел прямо в лицо царя:
- Никак нет, ваше величество. Эти клинки сроблены русскими мастерами!
Татаринов старался оттереть старика. Он лебезил, по-песьи заглядывая в глаза государя:
- Это не совсем так, ваше величество! Он ничего не знает!
- Как не знаю! - вспылил мастер. - Да немцы нам ничего своего не передали. Что робили мы до них, то и робим! И не худо, ваше царское величество.
Лицо царя стало замкнутым. Он отвернулся от словоохотливого оружейника. И в эту минуту, словно из-под земли, вырос мастер Крейншток с клинком в руке. Царь просиял.
- Ваше императорское величество! Мы весьма рады вашему вниманию. Дозвольте припасть к вашим стопам, осчастливьте нас принятием сего подарка! - витиевато проговорил гравер и, упав на колени, передал царю золоченый клинок. Александр с улыбкой принял подарок и, осторожно держа его, поднес к глазам. На зеркальном фоне четко выделялась буква "А", а под ней вырезанная римская единица. Вокруг буквы были выгравированы венки, короны и волнистые ленты. Императору понравилась немецкая работа. Он передал подарок генералу Дибичу:
- Вели сберечь!.. Благодарю! - любезно улыбнулся он клингентальцу: Сегодня же приду к тебе в гости...
- Ваше величество... Ваше величество! - залепетал обласканный Крейншток. - Все немцы будут очень, очень счастливы. Разрешите пригласить в дом пастора!
Царь в знак согласия наклонил голову.
- А пока веди и показывай! - сказал он Татаринову.
В сопровождении блестящей свиты император неторопливо пошел из цеха. Бородатый русский мастер с изумленным лицом смотрел вслед царю.
- Эка, что за царь! Перед немцем гнет шею, а на русского и взглянуть не хочет! - с тоской вырвалось у него.
На его плечо легла тяжелая рука приказчика:
- Ну, варнак, быть тебе поротому за дерзость!
- Уйди! - сверкнув глазами, сказал мастеровой. Было тяжело на сердце. Руки его дрожали от обиды...
Между тем Александр проходил по мрачному проходу. Внимание его привлекла широкая низенькая дверь.
- Что там? - спросил царь.
- Украшенный цех, государь! - пояснил Татаринов и распахнул дверь.
У порога царя встретил Аносов. Александр проследовал в обширное помещение с низким потолком. В широкие окна скупо вливался серенький, осенний свет. Всюду рядами стояли грубо сколоченные столы, за которыми сидели склоненные над работой мастеровые. При появлении государя граверы молча поднялись и вытянулись, ожидая царского слова.
Император огляделся и сказал Аносову:
- Покажи-ка, любезный, что здесь делают!
Павел Петрович в цехе чувствовал себя свободнее, чем на приеме в управительском зале. Он загорелся и восторженно, с порозовевшим лицом почти прокричал в ухо государю:
- Ваше величество, здесь совершается подлинное искусство! Лучшие клинки тут предаются золочению и украшаются разнообразными насечками!
- Что значит насечка? - заинтересовался царь.
- Разрешите показать, государь? - спросил Аносов.
Император прищурился на смелого горного офицера, но всё же с улыбкой отозвался:
- Любопытно! Покажи-ка искусство наших мастеровых!
Он вышел на середину обширного помещения. Более сотни мастеровых художников, граверов, насекальщиков, резчиков по дереву и кости - стояли у своих верстаков, ожидая царского приказа.
- Распорядитесь, чтобы приступили к работе! - глуховато вымолвил государь.
Аносов предложил мастеровым продолжать работу, и в цехе наступила глубокая, ничем не нарушаемая тишина. Царь внимательно огляделся. Кругом сидели плечистые бородатые мужики, с приглаженными и взятыми под ремешок волосами, стриженными по-кержацки. Одеты они были в опрятные черные штаны, заправленные в крепкие козловые сапоги, и в чистые рубахи, поверх которых были наброшены чистые холщовые передники. Александру это понравилось, и он одобрительно сказал Татаринову:
- Вижу, мастеровые в довольстве живут!
- В приличном довольстве и в счастии! - умильно заговорил начальник горного округа. - Взгляните, ваше величество, на сии образцы мастерства!
Но внимание царя почему-то привлек молчаливый старичок мастеровой, погруженный в работу. Перед ним на столе были разложены несложные орудия производства: три шпильки - костяная, черного дерева и тонкая стальная. Склонившись над пластинкой, гравер-искусник стальной шпилькой насекал на ней контуры красивого орнамента.
- Как всё это просто! - с наивностью вымолвил царь. - Я не вижу в этом искусства!
Словно кто резанул по сердцу Аносова. Ему стало обидно за мастера. Не сдержавшись, Павел Петрович смело ответил царю:
- Государь, эта работа только началась, и не видно всей трудности мастерства. Прошу, ваше величество, взглянуть сюда, - указал он императору на Ивана Бушуева.
Царь нехотя подошел к верстаку. Гравер быстро поднялся и, обтерев клинок чистым передником, подал его государю.
Александр приблизил саблю к глазам. На струйчатом металле по глубокому синему небу лебяжьей стайкой плыли легкие курчавые облака, а в глубине мерцающего сплава наметились контуры подернутого дымкой Уральского хребта. Поближе, на переднем плане, серебрился простор безмятежного озера, над берегом которого смотрелась в зеркало вод кудрявая березка. Всё это было еле намечено легкими линиями.