- Эй, вы, шибчей по морозцу!..
Аносов невольно улыбнулся. Вот уж совсем рядом блеснула Адмиралтейская игла, и копыта коней застучали по разводному мосту. За ним поднялась белая колоннада Академии наук...
И разом, как вешний поток, нахлынули воспоминания. Вот гранитная набережная, где он гулял с Ильей Чайковским. За Невой темной громадой со сверкающим золотым куполом высился только что завершенный Исаакиевский собор, а перед ним - Медный всадник.
"Юность, юность, будто вновь воскресла ты! - восторженно подумал Аносов. - Как перевернутые страницы книги, возникают в памяти былые дни!.."
Павел Петрович остановился в семье знакомого горного инженера. Следовало бы отдохнуть после тяжелой дороги, но тянуло на петербургские площади, улицы...
Аносов умылся, переоделся в мешковатый мундир и отправился на прогулку. Он шел по городу и на каждом шагу встречал новое. Вот перестроенное здание Адмиралтейства. Сколько грандиозного и величественного в нем! Рядом Сенатская площадь. Павел Петрович замедлил шаги. Тут произошли декабрьские события 1825 года. Казалось, каждый камень обагрен здесь горячей кровью страдальцев. Аносов долго стоял у Медного всадника и размышлял о тех, кто поднял руку на царя.
Мимо прошел фонарщик с лесенкой через плечо. В руках он держал масленку и фитили.
"Всё совершает свой обычный путь. Неужели пролитая кровь навсегда будет забыта?" - с грустью подумал Аносов. Вдруг его внимание привлек прекрасный фонарный столб, у которого возился фонарщик, протирая стёкла. Чугунное узорчатое литье показалось Павлу Петровичу знакомым, и он вдруг вспомнил:
"Это наше уральское, каслинское. Простые бородатые мужики отлили изящное ажурное изделие, которое украшает собой одну из лучших площадей столицы!.. В этом сказывается великая сила и таланты нашего народа!" - с гордостью подумал он.
Впоследствии он часто встречал решетки, мостики, парадные навесы каслинского литья и каждый раз любовался творениями безвестных мастеров...
На Дворцовой площади появилось грандиозное здание Главного штаба. Широкой дугой, раскрытой в сторону дворца, как мощные крылья, распахнулось оно. А в центре поднялась триумфальная арка, увенчанная победной колесницей. По небу плыли лебяжьи облака, и, глядя на скульптуру, Аносову чудилось, что гении славы с лавровыми венками летят вперед, а всё кругом неподвижно.
И это чудо из чудес, эту сложную скульптурную группу, очень искусно и в короткий срок выполнили литейщики и чеканщики Александровского чугунолитейного завода.
"Как жаль, что сейчас нет здесь Иванки Крылатки. Он бы непременно пленился гением творцов этого ансамбля!" - подумал Аносов и опять, очарованный, затих перед возведенной Александровской колонной. Какая соразмерность и легкость в этом творении искусства! А между тем страшно представить себе огромную тяжесть, которая крылась в нем. Ствол колонны, представляющий единый гранитный монолит, весил тридцать шесть тысяч пудов. На большой высоте вознесся ангел с венком победы. Снизу казалось, что ветер прижимает его одежды к телу. Скульптуру ангела выполнил Орловский. Подножие колонны украшали бронзовые барельефы на воинские темы...
Не хотелось уходить с Дворцовой площади. Медленно двинулся Аносов по Мойке к Марсову полю. Две-три сотни шагов, и вот уже Зимняя канавка тихая и глухая, а против нее квартира, в которой недавно жил Пушкин. Прижавшись к чугунной решетке набережной, Павел Петрович снял фуражку и долго созерцал темные пустые окна осиротевшего жилья.
Аносов на минуту прикрыл глаза, прислушался к шагам одинокого прохожего. И ему почудились шаги Пушкина. Вот он проходит в темной крылатке и в цилиндре, постукивая о каменные плиты тростью. И до того было ярко это ощущение, что казалось: стоит открыть глаза, и перед ним пройдет живой Пушкин...
С грустью покидая это место, Аносов побрел дальше, к Марсову полю, обрамленному садами и величественными зданиями. Вот памятник Суворову. Позади в гранитных берегах медленно течет Нева, а за Лебяжьей канавкой раскинулись тенистые аллеи Летнего сада. Среди вековых лип высился золотой шпиль Инженерного замка, а впереди был простор, на котором происходили парады.
Но на Марсовом поле среди превосходных садов происходили не только парады, - Николай I устраивал тут и экзекуции. Провинившихся солдат прогоняли по "зеленой улице".
Прочь, прочь отсюда!..
Аносов вернулся к набережной и пошел вдоль Невы. Куранты Петропавловской крепости пробили одиннадцать часов, а над Петербургом всё еще разливался серебристый свет. Высокий шпиль крепостного собора сиял мягким блеском зари. Начиналась белая ночь...
Со смутным чувством тревоги Аносов вернулся на квартиру. Тихо прошел он в отведенную ему комнату и улегся отдыхать. Но в окно глядела светлая полоска неба, нижний край которой вспыхнул золотой каймой. Загоралась утренняя заря, спешившая сменить вечернюю...
На другой день в полдень Павел Петрович направился в Горный корпус. Он захватил с собой заветную полоску булата. Секрет ее, несомненно, заинтересует ученых. Один конец этой полоски закален так, что крошит своей твердостью лучшие английские зубила, другой - отпущенный - мягкий, словно железо. В одной пластинке два качества: булат и мягкое железо. Но этого мало - полоска обладает еще и сильными магнитными свойствами. Тут было над чем поразмыслить.
В раздумье он дошел до величественного здания, перестроенного Воронихиным. Вот широкая лестница, знакомые скульптуры, над которыми возвышался фронтон с барельефным фризом.
Волнение охватило Аносова. "Сейчас Захар распахнет дверь, бросится на грудь!" - подумал он и взялся за бронзовую ручку...
У порога стоял бравый усатый служитель в синем мундире. Увидев полковника горной службы, он вытянулся в струнку.
- Здравия желаю, ваше высокоблагородие! - молодцевато приветствовал он и спросил: - Сынка желаете определить?
- Да нет, в гости пришел! - ответил Павел Петрович. - А где же Захар?
- Позвольте спросить, какой Захар? - с недоумением посмотрел на него служитель. - Таких тут не значится. Я уж тут десятый годок выправляю службу, что-то не упомню такого.
- Да его все питомцы Горного знают. Неотделим от Корпуса...
- Извините, когда это было? - вежливо спросил служитель.
И тут только Аносов вспомнил, что это было давно, двадцать три года тому назад. Он смущенно сказал об этом. Унтер усмехнулся и вымолвил:
- Да он, ваше высокоблагородие, давно на погосте успокоился. Шутка ли, столько лет прошло...
Пусто и нехорошо стало на душе у Аносова. В это время навстречу ему по лестнице спускались два кадета. Один из них, высокий и стройный, приветливо обратился к Павлу Петровичу:
- Вам директора?
- Мне безразлично кого... Просто хочу увидеть коллег, классы... Давно, очень давно, я учился здесь...
Юноши переглянулись, и старший быстро спросил:
- Кто же вы?
- Горный инженер Аносов. Мое имя ничего не скажет вам, - скромно ответил Павел Петрович.
Но тут неожиданно совершилось то, что глубоко взволновало его. Кадеты разом оживились и бросились вверх по лестнице.
- Господа, к нам приехал господин Аносов! - закричали они.
На площадку высыпала толпа кадет, вышли и воспитатели. Они окружили Аносова, жали ему руки.
"Нет, я еще не забыт здесь, - с облегчением подумал Аносов. - Мои труды сделали меня здесь желанным гостем!" - Павел Петрович обнял двоих кадет за плечи и так пошел с ними вперед, в знакомые залы. Всё сохранилось на своих местах. Среднего роста блондин с бледным лицом почтительно представился ему;
- Илимов, физик...
Простое, открытое лицо. Такие люди отличаются честностью, и Аносов сердечно пожал протянутую руку.
Павла Петровича провели в спальные. Вот в углу коридора на козлах барабан. На нем бьют зорю. За порогом - выстроенные в ряды кровати. Когда-то малышом и он спал здесь, мечтая о горной службе. Каждая мелочь приводила его в умиление.
Незаметно прошли два часа. Аносова подвели к сухопарому, с рыжеватыми баками господину. Кто-то сзади шепнул:
- Академик Гесс!
Павел Петрович поклонился и назвал себя. Ни один мускул не шевельнулся на лице ученого. Он скучающе поднял вылинявшие глаза и промямлил:
- Рад, весьма рад, видеть вас, но извините, спешу на лекцию.
- Разрешите мне присутствовать на ней? - попросил Аносов.