Именно на Туркменской земле всходы проповеди святого апостола Фомы проявились раньше и ярче, чем в любом другом краю Центральной Азии. В пригороде Мерва археологами обнаружен христианский храм, построенный уже в начале II века по Рождеству Христову. В трудах аль-Бируни упоминается имя одного из первых наставников Мервской общины. Им был священник Барахий, память которого почиталась в этом городе на протяжении многих столетий.
Мервские христиане обращались с проповедью к туркменам-кочевникам, и проповедь эта имела широкий успех. Средневековый путешественник Захария Казвини свидетельствует, что главенствующей религией гузов являлось христианство. У древних туркмен была своя, особо чтимая святыня: по их преданию, гузам было видение Святого Семейства, - праведный Иосиф Обручник, поклоняющийся Богомладенцу Христу во время бегства в Египет. После этого видения на каменной скале запечатлелись следы ножек Божественного Младенца, колен преклоняющегося праведного Иосифа и копыт осла, на котором ехала Пресвятая Дева Мария. Священная скала, к которой гузы отправлялись в паломничество, находилась где-то в степи; место это ныне нам неведомо.
На рубеже III-IV веков в Мерве первой во всем центральноазиатском регионе утверждается епархия во главе с епископом, затем превращающаяся в мощную Мервскую митрополию. Эта митрополия вкупе с возникшей позднее Самаркандской первоначально окормляла всю Центрально-Азиатскую Церковь, которая простирала свое влияние и на Великую Степь, и на Афганистан, и на Китай. Вплоть до эпохи Тюркских каганатов и основания отдельной Невакетско-Кашгарской митрополии - из Мерва в города Семиречья (современная Киргизия) и Восточного Туркестана (ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая) направлялись епископы, хорепископы (викарии) и священнослужители.
В самом Мерве имелся монастырь, где подвизалось около 60 иноков. Здесь же располагалась мастерская, где изготовлялись нательные крестики, образки, церковная утварь. Изделия мервских мастеров распространялись далеко по караванным тропам: сделанные здесь золотые образки-иконки, оттиски мервских печатей с изображением креста обнаруживаются на городище Ак-Депе, в районе Геок-Депе, в руинах древних поселений и крепостей на пути в Амуль (Чарджоу).
Интересен древний христианский храм Хароба Кошук, расположенный в 15 километрах севернее Мерва, на торговом пути из этого города в Хорезм. В архитектуре этого здания заметно влияние эллинистической храмовой традиции: вытянутый зал, сводчатые перекрытия. Впоследствии в Центральной Азии вырабатывается собственный стиль церковного зодчества. Строятся увенчанные одним куполом храмы, квадратные в плане, с пристроенной сбоку крещальней. Церковный двор - открытый, без галерей, с обязательным айваном - топчаном, где можно было отдохнуть в ожидании начала Богослужения. Стены зданий были сложены из сырцового кирпича - пахсы и расписывались яркими красками.
Родственный Туркменистану Хорезм вписал совершенно особую страницу в историю христианства в Центральной Азии. В Хорезме пересеклись маршруты странствий сразу двух апостолов Христовых: святых Фомы Близнеца и Андрея Первозванного. Первые известия об учреждении Хвалисско-Хорезмийской епархии появляются в IV веке, она принадлежит Антиохийскому Патриархату - епископов здесь получают не из Персии, как в других областях Центральной Азии, а непосредственно из Сирии. (В VII веке Хорезмийская епархия была возведена на степень архиепископства и причислена к Крымской митрополии.)
Впрочем, Хорезм имел связи не только с Антиохийским Патриаршим Престолом, но и со столицей Православной Византии - Константинополем. Рост влияния Христовой веры в Хорезме шел неуклонно: в течение VIII века, вплоть до принятия Ислама хорезмшахом Азкацваром, христианство даже являлось здесь государственной религией. Проповедь совершалась и среди степных хорезмийцев - печенегов, потомки которых - гагаузы сохраняют Православие и в наши дни. Следы христианства обнаруживаются в степных областях хорезмийского влияния: так, на побережье озера Челкар в Казахстане найдены древние монеты с христианскими символами. А прочные связи Хорезма с Русью привели к тому, что русский обычай - при праздновании Рождества Христова устраивать шествия с Вифлеемской звездой и вертепом, при этом славя Богомладенца песнями-"колядками", - оказывается одинаковым с хорезмийскими Рождественскими торжествами "каландас" (обычай восходит к византийскому православному видоизменению древнеримских "календ"). Аль-Бируни описывает хорезмийское "колядование": "На праздник Каландас собираются мальчики христиан, обходят дома, распевая: "каландас, каландас". За это в каждом дворе они получают лакомства и чашу вина". Хорезмийцы имели и собственное церковное торжество - "праздник роз", отмечавшийся 4 мая. По преданию, в этот день Пречистая Дева Мария пришла к праведной Елисавете, чтобы поделиться с ней радостью Благовещенья, и при этом поднесла ей розу. В память об этом событии хорезмийцы приносили в свои храмы букеты свежих роз.
В Туркменистане существование и развитие христианства поначалу поддерживалось влиянием Персии и связями с Сирией. В. В. Болотов отмечает: "В местах, соприкасавшихся с теми странами, где апостолы твердо насадили христианство, оно сохранялось и все более укреплялось. Так было в персидском государстве. Эта область соприкасалась с христианской Месопотамией (Сирией). Самым распространенным языком повсюду в этом краю был арамейский. Благодаря арамейскому языку и оживленным сношениям между Сирией и Персией, в последней и далее на востоке христианство могло постоянно поддерживаться и распространяться". В Сирии вера Христова была религией общенародной. Антиохийский Патриархат являлся одной из главных опор Вселенской Церкви, отличался мудростью и ученостью. Богословская школа в Эдессе славилась на весь христианский мир. Малоизвестен тот факт, что не Римская империя при равноапостольном Константине Великом, а Сирия явилась первым в истории христианским государством, - обретя независимость от Рима, сирийцы создали христианское царство Осроена (впоследствии вновь покоренное императором Каракаллой).
В то время, когда императорский Рим в своих владениях подвергал христиан жестоким гонениям, в Персии беженцы-христиане встречали радушный прием. Усиливаясь, персидские епархии поддерживали и христианские общины Центральной Азии. Отсюда в её пределы направлялись образованные проповедники и ученые-богословы, как персы, так и сирийцы. Вероятно, епископы Персии или Сирии поначалу рукополагали духовенство для Туркменистана; но по происхождению эти священники были местные, Божественная Литургия совершалась на тюркском языке. И, как ни велика была роль образованных миссионеров, проповедь Слова Божия в Центральной Азии велась уже на подготовленной почве. Современный кыргызстанский ученый С. Я. Перегудова замечает: "Нередко прибытие миссионеров довершало оформление церковной организации в тех местах, куда христианское учение проникло задолго до них. В Маргиане, Тохаристане, Семиречье следы распространения христианства прослеживаются задолго до упоминаний о миссионерах".
В Персии христианство настолько усилилось, что произведший в 226 году государственный переворот новый её царь Артахшир I думал найти в нем политическую опору. По совету своего визиря Абарсума он собирался креститься сам и объявить христианство государственной религией. Этому шагу правителя воспротивилась армия, в большинстве придерживавшаяся "национальной персидской веры" - зороастризма. Вообще переворот Артахшира I совершался под лозунгом национальным: изгнание иноплеменной парфянской (туркменской) династии. Горький парадокс в том, что потомки этого склонявшегося к христианству правителя - Сасаниды сделались впоследствии лютыми гонителями христиан. Видится, что причина неудачи Артахшира I - в его попытке сделать Персию христианской державой - в том, что для него это было политическим расчетом, а не высоким духовным порывом, каковым явилось для Римской империи деяние святого равноапостольного императора Константина Великого.
Персидское подданство в середине IV века больно ударило по христианам Мерва, как и по всем последователям Спасителя в пределах Сасанидской державы. Сасанидская Персия часто конфликтовала с Римской империей, а затем и с её наследницей - Византией из-за территорий и сфер влияния. Пока императорский Рим гнал христиан, их радушно принимали в Персии. Но вот Византия сделалась христианской державой - и персидские политиканы начали смотреть даже на своих отечественных последователей Христа как на "византийских шпионов". Страсти разжигали языческие фанатики-зороастрийцы вкупе с персидскими националистами. По их наущению шахиншах Шапур II начал истребление христиан. Гонения продолжались около сорока лет, с особым изуверством и ожесточением вспыхивая ежегодно при наступлении Пасхальных дней. Число жертв насчитывалось тысячами и десятками тысяч; в одном персидском городе Визаде было убито 9000 человек. Во время этих же гонений пострадало и множество подвластных Персии туркменских христиан, среди них святой мученик Иоанн Мервский, бывший во всей Церкви Центральной Азии особо чтимым святым: память его праздновалась 14 июля.
Антихристианские гонения, воздвигнутые Сасанидами, не принесли пользы их державе. Персидские фанатики и "охотники за шпионами" получили удар с совершенно неожиданной стороны. Отношения Персии с Византией нормализовались: войны вредили международной торговле, это было невыгодно обеим сторонам. Но в то же время восстала находившаяся под персидской властью христианская Армения, возмущенная произволом языческих палачей. В этой борьбе армяне нашли себе мощных соратников: христианскую державу Эфталитов, унаследовавшую от Кушанской империи власть в Центральной Азии. Древнеармянский историк Егише свидетельствует: "Эфталиты и армяне не замедлили вступить в договор по обрядам их законов, приняли на себя клятву христиан, - с твердостью хранить единство". Христиане Великой Степи ополчились на Сасанидский Иран, карая за пролитую гонителями кровь своих братьев по вере. Они разбили войска шахиншаха Пероза, пленили его, обложили Персию данью и оставили у себя в заложниках шахского сына; затем и сам Пероз погиб в бою с тюркской конницей. Спасла Персидскую державу только помощь той самой Византии, в которой Сасаниды так долго видели врага.
Эфталиты ("белые хунну") сменили в управлении Центральной Азией забывших свой государственный долг Кушанов. Индийские симпатии Кушанской династии, особенно же перенос столицы империи в Индию, постепенно ослабили нити державного управления и сделали Кушанов чужими для их центральноазиатских подданных. В конце IV века власть Кушанов окончательно пала и снова началось дробление на мелкие княжества и отдельные орды, возгорелись междоусобицы, а персидские войска доходили уже до Шаша (Ташкента). Порядок восстановил тюркский народ эфталитов, потомков воинственных тюрков-хунну.
Когда государство Хунну было уничтожено Китаем, часть хуннского народа сумела закрепиться на северных землях Хорезма. Это были эфталиты "белые хунну". От хорезмийцев, давших приют им в своих владениях, они восприняли веру Христову. По-видимому, не без помощи эфталитских войск Хорезм в III веке обрел независимость от державы Кушанов. Собравшись с силами, "белые хунну" вновь вышли на просторы Центральной Азии, чтобы возглавить огромное государство. Им удалось подчинить себе почти все земли бывшей Кушанской империи. В придачу они отвоевали у персов Маргиану; это уже при их власти Мерв стал центром митрополии. Эфталиты заняли и Афганистан; там в 430 году создается Гератская епархия (также возведенная затем на степень митрополии, в конце VI века). При этом эфталитские цари, в отличие от персидских шахиншахов, прекрасно умели отличать церковные дела от политики. Без всяких сомнений эфталиты принимали из Ктезифона (столицы своего политического противника - Персии) епископов для подвластных им областей, а в 549 году сами обратились к Ктезифонскому иерарху с просьбой назначить ещё отдельного епископа для степных народов.
Согдийцы, сторонники сильной державной власти, всячески способствовали эфталитам в государственном строительстве. Столицей Эфталитского царства стал город Варахша в Западной Согдиане, в Бухарском оазисе (ныне древнее городище с тем же названием). При эфталитах приобретает важнейшее значение для всего края Самарканд; и там появляется христианский епископ. В Варахше эфталиты чеканили свои монеты, явно указывающие их религиозную принадлежность: на одной стороне знамение Креста, на другой - агнец (символ Агнца Божия - Христа Спасителя) или лев (символ державной власти, подобный принятому в Византии).
Однако вероисповедного единства, как в Эфталитской державе, так даже и среди самих эфталитов, по-видимому, не было. Раскопки в Варахше выявляют характерную для древней Согдианы "религиозную мешанину": наряду с христианством здесь присутствуют и самые дикие языческие культы. Вера Христова была, вероятно, религией Эфталитской аристократии и части войска: верой, не охватывающей все слои населения. Потомки эфталитов и предки казахов - половцы, оказавшись снова на степных просторах, вскоре погрязли в язычестве. Внутренний разнобой среди "белых хунну", соблазнительная роскошь, окружающая их правителей в Варахше, а также стремление степняков к кочевой жизни сделало Эфталитскую державу непрочной. Провластвовав около полутора столетий, эфталиты уступили главенствующую роль в Центральной Азии алтайским тюркам-ашина.
Обращаясь к дальнейшим событиям, необходимо подчеркнуть: только Хорезмийское архиепископство до конца сохранило чистоту апостольского христианства. Рассказ о других общинах средневековой Центральной Азии, начиная с VI века, уже не относится к истории Православной Церкви Христовой, - это история впавшей в ересь несторианской церковной организации. Однако в наши дни, когда все множатся и все активнее становятся различные ереси и секты, история возвышения и падения несторианства может оказаться весьма поучительным уроком.
Зачинателем ереси, исказившей христианскую веру в Персии, а затем и в Центрально-Азиатской Церкви, был Несторий - человек внешне блестящий, талантливый, но одержимый смертным грехом гордости. Священная основа Христова Православия - это Соборность, утвержденная ещё святыми апостолами Спасителя, только сообща решавшими главнейшие вопросы церковного учения и устроения. Один человек, как бы гениален он ни был, своим ограниченным рассудком не способен постичь тайны Всеобъемлющего Бога, - эти Божественные тайны может понять и истолковать только собрание лучших и мудрейших сынов Церкви из всех народов: Вселенский Собор, осененный Духом Святым Божиим. Несторий попрал священный закон Соборности, и это привело к тяжелым последствиям для судеб христианства в Персии, откуда зараза ереси проникла и в Центральную Азию.
Несторий был Патриархом Константинопольским. В начале своего поприща он сам выступал как борец против ересей ариан и гностиков. Но гордыня сквозила уже в его восклицаниях, обращенных к императору Византии: "Поборай мне против еретиков, и я буду поборать тебе против персов!" - таким могучим святым молитвенником, способным выигрывать войны, считал себя Несторий. Он почитал себя и великим богословом: измыслил учение, противоречащее духу Евангелия, по сути принижающее подвиг Христа Спасителя, хулящее Пречистую Его Мать. Это учение сразу же вызвало сопротивление верующих, - но сам ересиарх посчитал ложь, угнездившуюся в его надменной душе, "святой правдой" и стал яростно её отстаивать.
Несторий возглавлял Константинопольский Патриархат, первый по чести во Вселенской Церкви. Если бы он имел права "церковного диктатора", узурпированные позднейшими Римскими папами, он бы неминуемо вовлек всю свою паству в свои заблуждения (как случилось потом с отпавшим Римом). Но Православная Церковь не приняла заблуждений Византийского Патриарха. Деянием III Вселенского Собора в Ефесе ересь была осуждена, сам Несторий лишен сана и проклят. Однако у ересиарха нашлись последователи: фанатики, также считавшие себя "умнее" Церкви Божией, которые начали распространять ложное учение. В Византии несторианство было побеждено, но оно сумело угнездиться в Персии.
Хотя и присвоившая себе название Сиро-Халдейской (по богослужебному языку), церковная организация несториан имеет преимущественно персидское происхождение. Началась же её история даже не с еретических мудрований - а с иного, но не менее пагубного явления, имя которому: раскол.
Когда персидские шахиншахи, теснимые эфталитами и армянами, приостановили травлю христиан, те начали восстанавливать свою церковную жизнь. Но тень недавних ужасов омрачала их существование. Церковь Персии в то время состояла из "катакомбников", вышедших из укрытий, а также "падших", отрекавшихся от Христа из страха перед гонителями, но затем покаявшихся и снова принятых в церковное общение. И "катакомбникам", и "падшим" хотелось пожить спокойно. Им мерещилось: сменится политическая обстановка, вновь обострятся персидско-византийские отношения - и палачи шахиншаха опять начнут гоняться за ними, как за "вражескими шпионами". Им хотелось выказать свое "верноподданичество", свой "персидский патриотизм". И вот в 410 году на местном соборе епископы Персии заявили о своей независимости от Антиохийской Патриархии, находившейся на территории "недружественной державы". Ни о каких вероучительных расхождениях и речи не было; да и случилось это за двадцать с лишним лет до того, как Ефесский Собор анафематствовал Нестория и его мудрования. Персидские раскольники сначала попрали не догмат, а канон: выход из подчинения Антиохийской Церкви без Ее согласия был грубым нарушением законов церковной жизни. В дальнейшем та же логика политиканства, ставящая земное выше Небесного, привела персидских иерархов и к искажению догматики, отступлению от Христовой Истины.
В 414 году посланец Византийского императора и Антиохийского Патриарха, святитель Маруф выхлопотал у шахиншаха указ о веротерпимости, обеспечивающий персидским христианам спокойное существование. Эта услуга не была оценена. Национализм продолжал возвышаться над церковным сознанием, политика - над верой. Собравшись в Ктезифоне в 423 году, персидский епископат провозгласил запрет на упоминание Антиохийского Патриарха за Богослужениями и избрал собственного первоиерарха, присвоив ему титул "патриарх-католикос".
Учинив раскол, Церковь Персии "выпала" из единства Вселенской Церкви и утратила противоядие против ересей - Соборность, где мнение одного богослова поверяется разумом всего христианского мира. Персидские епископы не присутствовали на III Вселенском Соборе 431 года, на котором святители разных стран и народов единодушно разоблачали несторианство.
Впоследствии возникла легенда о том, что в Персию несториане якобы "бежали из-за страшных гонений, которым они подвергались в Византии". В плену этого мифа оказываются даже некоторые современные историки, пишущие о "гонимых несторианах". Но что подразумевается под этими "гонениями"? Сослан был только сам Несторий и несколько его наиболее рьяных сторонников. Ни тюрьмы, ни уже тем более пытки и казни несторианам не грозили. Даже среди епископата еретических церковных организаций того времени находились люди, честно отмечавшие: худший вид гонений, которому мог подвергнуться неправославный, - это лишиться престижной епископской кафедры или богатого прихода. В подобных условиях говорить о "гонениях" - это надругательство над памятью древнехристианских мучеников, нечеловеческими страданиями и кровью запечатлевших верность Христу Господу. Изданный в 482 году императором Зеноном указ "Энотикон", на который обычно ссылаются пишущие про "гонимых несториан", просто отказывал еретикам в государственной поддержке, но не грозил им никакими карами. Даже в Сирии, входившей в состав Византийской империи, несториане смогли создать собственную иерархию и церковную организацию, - впоследствии, уже при власти арабов, слившуюся с аналогичной персидской. Но, конечно, в отпавшей Церкви Персии, где несториане могли играть первые роли, они чувствовали себя привольнее.
Разрыв между Церковью Вселенской и Персидской поначалу казался преодолимым. В Константинополе отнеслись к факту раскола в духе "икономии": христианской терпимости. Противоречия, вызванные причинами национальными и политическими, могли с годами сгладиться (как иногда и случалось в церковной истории относительно самочинных "автономий" и "автокефалий"). Виделось, что нет противостояния в вопросах веры. Хотя Персидский Собор 484 года в Бет-Лапате, подстрекаемый ярым несторианином, митрополитом Варсумой Низибийским, и заявил: "Мы веруем иначе, чем греки", но уже через два года католикос Акакий снял конфликт, обнародовав хотя и обходящее острые вопросы, но приемлемое для православных исповедание веры Церкви Персии. Персидских епископов, посещавших Царьград, его святители встречали приветливо: уже шла речь о совместном служении. Появилась общая для всех угроза со стороны ереси монофизитов, в неприятии которой Царьград и Ктезифон были единодушны.
Однако, как отмечает церковный историк А. В. Карташов: "Официальная политика католикосов приспособлялась к интересам шахской Персии. Персидскому правительству интереснее были подданные-еретики, отдаленные от греков, чем православные". Персидские иерархи вновь изменили Христовой Церкви в угоду политиканству. "Назло" Византии персидский епископат внес в Богослужебные книги восхваление "трех великих учителей" - отнюдь не учителей Вселенских (святителей Григория Богослова, Василия Великого и Иоанна Златоустого), но Нестория, Феодора Мопсуестийского и Иву Эдесского именно тех, ересь которых Церковь Вселенская предала анафеме. Православных персидские несториане стали называть "мелькитами" (то есть приверженцами "царской веры", религии императорской Византии); "мелькиты" попали под подозрение в политической неблагонадежности и подверглись преследованиям. С того момента (середина VI века) можно считать церковную организацию Персии окончательно впавшей в несторианскую ересь. Якобы "гонимые" несториане сами превратились в гонителей. Один из примеров тому находим мы в сирийской "Книге химьяритов": "Сила, епископ несториан Персии, ополчился на ромейских (греческих) и персидских мелькитов, желая задобрить язычников и иудеев".
Ценой искажения веры купив покровительство язычников-шахиншахов, несториане двинулись миссионерствовать в Центральную Азию. Как всякие еретики, чье внутреннее мировоззрение ущербно, они отличались повышенной внешней активностью. Как всякие еретики, они предпочитали не проповедовать язычникам, а совращать в свою ересь тех, кто уже воспринял Христово Учение. Как всякие еретики они не брезговали никакими методами пропаганды своих взглядов, употребляя при случае и насилие. Их "миссия" была направлена прежде всего против "мелькитов".
Большинство христианских общин Центральной Азии оказалось не готово дать отпор вторжению еретиков. Здесь привыкли смотреть на Церковь Персии, как на "старшую сестру", от которой принимали епископов, откуда приходили ученые наставники. Собственных богословских школ, могущих разобраться в тонкостях вероисповедания, ещё не было. Многие просто не понимали разницу между Православием и несторианством, не отличали Учения Спасителя от его искажения - и так принимали "змею вместо хлеба". Эфталиты, обращавшиеся в середине VI века к Ктезифонскому католикосу с просьбой прислать им епископа, вероятно, и не подозревали, что зовут в свой край еретика.
Несторианские пропагандисты являлись сюда хорошо подготовленными: за их спиной была мощная Низибийская школа, вскоре возникли и специальные центры по подготовке несторианских миссий, где обучали и языкам центральноазиатских народов, и искусству красноречия. Учебные центры несториан размещались на острове Харк в Персидском заливе, а также в Мерве, откуда православные были просто изгнаны. Казалось, "мелькитские" общины станут легкой добычей таких пришельцев. Однако борьба была.
Устояла Хорезмийская епархия, хранившая верность Православию, как некогда на этой же земле ветхозаветный Патриарх Иов хранил верность своему Господу. Хорезм и знать не желал никаких несториан, черпая чистую веру от Вселенской Церкви. Православную Мервскую митрополию несториане захватили насилием, когда Маргиана опять оказалась в руках Персии. По сообщению аль-Бируни, ещё в конце V века в Мерве был "мелькитский митран" митрополит антиохийского поставления; в VI веке его сменил несторианский иерарх. Тогда же несториане разгромили православный монастырь в Мерве. (Поначалу несториане выступили гонителями монашества. Впоследствии, правда, они в этом вопросе опомнились: среди них выделились "молельщики", не евшие мясного и ведущие целомудренный образ жизни, а затем они начали строить и монастыри.)
Мы не знаем всех подробностей той давней трагедии - борьбы, которую "мелькиты" вели с еретиками за каждый храм, за каждую человеческую душу. Но отдельные православные общины существовали в этом краю и в Средние века. Так, в Семиречье найдено датированное 1289 годом надгробие с надписью: "Дживардис, священник, настоятель церкви православной". Это же мы узнаём косвенно: из факта чудовищной, немыслимой с точки зрения вероучений "унии", которую заключили в 1142 году глава несториан - католикос Эбедьешу и глава монофизитов-мафриан Дионисий. Две еретические крайности: "приземленное" несторианство и "неземное" монофизитство объединились тогда - исключительно для подавления Православия. С тою же целью борьбы с "мелькитами" впоследствии несториане искали союза с папским Римом, пока не рухнула сама огромная церковная организация несториан.
По археологическим находкам трудно провести различие между православными и несторианскими общинами. Современное незнание религии, вызванное долгим засильем тотального атеизма, приводит к тому, что некоторые исследователи называют "несторианскими" христианские памятники даже IV века или именуют "несторианами" гонимых при Шапуре II христиан Персии. Конечно, это абсурд: никаких несториан тогда просто не существовало; все христиане Центральной Азии были сынами Единой Вселенской Церкви Православной. Нельзя называть несторианским и равноконечный крест, наиболее часто встречающийся на древних памятниках. Это - "крест равноапостольного Константина Великого": тот знак, который святой император повелел изобразить на знаменах своей армии. Лишь значительно позднее православные начали изображать на нательных крестиках Распятого Господа, а также ввели "восьмиконечное" изображение Креста, учитывающее его подножие и дощечку: "Иисус Назорей, Царь Иудейский", - чтобы священное знамение не уподоблялось разбойничьим крестам или бессмысленным элементам орнамента. Первоначально же "равноконечный крест святого императора Константина" (часто - с монограммой "ХР") был общеупотребителен в христианском мире. К тому же крест на центральноазиатских памятниках не всегда равноконечен, часто он изображается с удлиненным нижним концом, - то есть так, как мы привыкли изображать крест в наши дни.
Не были несториане и иконоборцами. Сиро-халдейский епископ Марий призывал "расписывать храмы священными изображениями, чтобы верные, взирая на них, могли просвещаться". Какова была несторианская иконопись, можно представить себе по средневековым фрескам в Хара-Хото (Восточный Туркестан). Если византийские мастера стремились к одухотворению ликов и обликов на святых иконах, - то для несториан, с их "плотскими мудрованиями", характерен подчеркнутый реализм. Персонажи их храмовых фресок в национальных одеждах, тщательно выписаны лица тибетского или уйгурского типа. Только впоследствии несториане отказались от икон или стали их прятать и поклоняться им тайно. Так путешественник XIII века Гильом Рубрук обнаружил изображения ангелов и святителей "за сундуком, служившим несторианам в качестве алтаря". Несторианский католикос Мар Тимотеус в 854 году анафематствовал врача-несторианина Гонсаика за отказ поклониться иконе Девы Марии. Но скрытность иконопочитания привела к тому, что со временем несториане утратили искусство иконописи.
О засилье несториан и утеснении "мелькитов" в Центральной Азии, мы можем судить, в первую очередь, не по археологическим, а по письменным источникам. Уже во второй половине VI века повсюду в этом краю (кроме Хорезма) на месте православной утверждается несторианская иерархия. Одно за другим идут сообщения об успехе несторианских миссий. Побывавший в Маверроунахре несторианский проповедник VI века Косьма Индикоплов утверждает, что встретил там множество своих единоверцев. Одновременно упоминания о центральноазиатских "мелькитах" становятся все скуднее. Проникновению несторианства способствовала смена политической власти в регионе, а затем возникшие вновь междоусобицы и смуты.
Всего полтора века потребовалось алтайским тюркам-ашина (тюркютам), чтобы выхватить власть над Центральной Азией из слабеющих рук эфталитов. Тюркюты подчинили себе и Великую Степь, и Маверроунахр, и Восточный Туркестан. На смену Эфталитской державе явился Великий Тюркский каганат. Первоначально союзником тюркютов выступала Персия, принявшая участие в "дележе эфталитского наследства". К Персидским владениям отошел Тохаристан (долина Сырдарьи), персы вновь захватили Маргиану. Этим, сравнительно недолгим, периодом тюркютско-персидского союза, очевидно, и воспользовались несториане, перехватывая повсюду возглавление епископских кафедр и христианских приходов.
Внутреннее самоуправление тюркютов строилось на аристократичности, строгом подчинении представителям влиятельных родов. Тот же принцип, приемлемый для управления малым народом, тюркюты пытались перенести на завоеванную ими огромную империю - выделяя племена "привилегированные" и "второстепенные". Ответом было появление самосознания у отдельных тюркских этнических групп: в противовес правящему "союзу десяти стрел (племен)" возникают союзы "трехстрельный" (карлуки), "девятистрельный" (уйгуры) и так далее. Тогда-то вместо однородного древнетюркского "сакского" мира перед нами является множество народностей, каждая со своим именем и судьбой. Для созданного тюркютами государства это дробление, естественно, оказывается пагубным. Уже в начале VII века Великий каганат распался на Восточный и Западный каганаты, начались междоусобицы, внутренние раздоры, усилилось давление со стороны сильных соседей.
Религией тюркютских правителей оставалось родовое язычество. Мы имеем известие о крещении лишь одного кагана из династии Ашина: в 619 году в Константинополе принял Православие "гуннский князь". Это был Колюг Сибир-хан, правивший Западнотюркским каганатом очень недолго. Однако именно в период Каганатов христианство (правда, по-видимому, в несторианском искажении) приобретает наибольшее влияние на умы тюркских народов. Возникают даже целые города с исключительно христианским населением.
В эпоху Каганатов несторианские миссии особенно активно действуют в Семиречье. Несторианские общины и храмы возникают в столицах-ставках тюркских каганов. Вопреки расхожим мнениям об "убогом быте кочевников", жизнь степных тюрок в те времена отличалась красотой и высокой культурой. Даже послы Китайской империи изумлялись тому, что видели при дворах каганов: великолепные дворцы, роскошь одежд из шелка и меха, обилие произведений искусства. В обеих столицах Западного каганата: Суябе (впоследствии переименованном в Ордукент, ныне городище Ак-Бешим близ Токмака) и Невакете (название это означает "новый город", в свое время это был знаменитый семиреченский "Новгород", ныне - городище неподалеку от села Красная Речка в Киргизии) - имелись крупные соборные храмы.
Несторианские миссии все дальше продвигались на восток, успешно проповедовали среди кочевых народов, создали мощные митрополии в Семиречье и Китае. Но несторианская экспансия исказила основы веры Христовой в краях, бывших местом апостольской проповеди и древнейшего распространения христианства - в Туркменистане и Маверроунахре. Тем временем религиозная ситуация в регионе кардинально изменилась: рядом с несторианством явилась уже не былая мешанина языческих культов, а мировая религия Ислама.
"Ты, несомненно, найдешь, что самые близкие по любви к мусульманам те, которые говорят: "Мы христиане!" Это потому, что среди них есть священники и монахи и что они не превозносятся" (Сура 5 "Трапеза", аят 85 /82/) - так сказано в Коране, главной книге исламского вероучения. В полном соответствии с этим утверждением Ислам выступил на историческую арену как религия не только не враждебная, а дружественная христианству.
Всего через 34 года после смерти основателя Ислама Мухаммеда его арабские последователи принесли мусульманство в Центральную Азию. Арабские завоевания носили характер мусульманских военно-миссионерских походов; однако обращена эта миссия была не на приверженцев Единобожия (христиан и иудаистов), а исключительно на язычников. К несторианам мусульмане поначалу относились с особым доверием. На протяжении ряда столетий казалось, что утверждение Ислама не только ничем не угрожает несторианству, но благоприятно ему. Недаром современник арабских завоеваний, несторианский патриарх-католикос Тимофей I писал восторженно: "Арабы, которым Бог дал власть над миром в эти дни, как вы знаете, не только не противодействуют христианству, но хвалят священников и святых Господа нашего, помогают церквям и монастырям".
Как известно, Коран непримиримо относится ко всем видам идолопоклонства. В покоренных странах арабы применяли к местным язычникам жесткую миссионерскую практику: в жилище зороастрийца или буддиста поселялся воин-мусульманин и следил за тем, чтобы все обитатели дома выполняли обряды Ислама. ("Зиндиков", то есть манихеев, просто убивали мусульмане не без оснований считали их сатанистами.)
Однако совершенно иным, благожелательным было отношение арабов к христианам - поклонникам Единого Бога, которых Коран именует "людьми Книги" (ахл-аль-Китаб), предписывая уважение к их убеждениям. Предпочтение же среди всех христианских конфессий в Арабском халифате выпало на долю несториан, поскольку те оказались ближе других к истокам мусульманства.
В окружении основателя Ислама Мухаммеда христиан было немало. Христианином был Варака ибн Науфал, его друг и брат его первой жены, Хадиджи. Мусульмане очень почитают Хадиджу, называя её "матерью верующих". Варака занимался переводом Библии на арабский язык (начал он с Ветхого Завета и, к сожалению, успел перевести только Пятикнижие Моисея). О нем сам Мухаммед заявлял, что Варака "не нуждается в обращении в Ислам, поскольку стоит на правильном пути". Когда на Мухаммеда ополчились язычники, его укрыл от гонений христианин - император Эфиопии. Личным секретарем Мухаммеда и первым переписчиком Корана был монах-несторианин Сергий. Впоследствии Мухаммед держал при себе врачей-несториан (в Арабском халифате медицина сделалась одним из основных занятий несторианских ученых, принося им почет и известность). В послании к христианам Аравии основатель Ислама говорит: "Епископу племени аль-Харис и епископу Неджерана, и их священникам, и их последователям, и их монахам всех церквей и монастырей больших и малых. Если вы будете хранить мир и добросовестно выполнять принятые на себя обязательства, - ни один епископ не будет изгнан из своей епархии". А христианских правителей Мухаммед заверял в близости их убеждений: "Свидетельствую, что Иса (Иисус), Сын Мариам (Девы Марии) есть Дух Бога и Его Слово". Все это хорошо знали и помнили арабские мусульмане и не видели оснований для того, чтобы относиться к христианам хуже, чем основоположник их религии.
Эпоху Арабских халифатов по праву именуют "золотым веком" мусульманской науки и культуры. Исламские ученые того времени превосходно разбирались в тонкостях вероучений: им в голову не приходило смешивать христиан с язычниками-многобожниками. В мусульманской империи христианство оказалось на положении религии хоть и не главенствующей, но признанной и уважаемой. Несториане же извлекли из утверждения Ислама наибольшую для себя выгоду. В Багдаде "под крылышком" халифа несторианские католикосы устроились гораздо уютнее, чем прежде, при дворе зороастрийцев - шахиншахов Персии.
Персия до покорения её арабами сотряслась от политической нестабильности и внутренних смут. Нужно сказать, что несториане внесли заметный вклад в разрушение Персидской державы. Разрыв с Вселенской Церковью и искажение веры явились той ценой, какой они оплатили безопасность. Гонения на христиан прекратились, несториане были признаны официально. Однако созданная ими еретическая "национальная "церковь" не принесла пользы государству.
Шахиншахи благоволили несторианам; католикосы находились при дворе "царя царей", благословляли его трапезу. Шахиншах Хормизд IV провозгласил зороастризм и несторианство "двумя опорами своего престола". Его сын, Хосров II Парвез, строил новые капища огня и в то же время посылал средства на несторианский собор. Но этого несторианам казалось недостаточно. Почувствовав под ногами твердую почву, они занялись политиканством и повели отчаянную борьбу за власть и влияние с зороастрийским жречеством. Несториане потребовали разрушения молелен огнепоклонников: таков был один из лозунгов спровоцированного ими восстания Анушзада. Подобные действия имели мало общего с христианским смирением, да и с христианством вообще. И уж совершенно была неприглядной роль несториан в перевороте, произведенном манихейской сектой Маздака.
Маздакиты были "древними большевиками". Руководитель секты Маздак заявлял, что все зло в мире происходит из-за "неравенства в обладании земными благами и женщинами". Подчинив своему влиянию шахиншаха Кавада I, Маздак со своими присными приступил к "национализации женщин и имуществ". Историк Ат-Табари пишет о происходившем в то время в Персии: "Часто человек не знал своего сына, ни сын - отца, и никто не имел достаточно, чтобы жить обеспеченной жизнью". Несмотря на всю эту гнусность, несториане маздакитов поддержали: им нравился террор, который сектанты обрушили на зороастрийских жрецов. В короткий срок маздакиты разложили общественную жизнь и подорвали экономику Персии. Изгнавшему маздакитов шахиншаху Хосрову I пришлось издавать указы о возвращении женщин их мужьям и об устройстве множества детей-сирот.