– Ну а вы, малышня, зайцы-непоседы, – сказал он, – отдохнете у меня,
накормлю как следует. Все вопросы – на потом: солнце приугасло, да и
Золотинка ждет – видно, заждалась нас. На столе – хлеб и мед, молоко и
масло… Ну-ка, малыши, – бегом! Том проголодался!
Он поднял свои кувшинки, махнул рукой, приглашая за собою, и
вприпрыжку умчался по восточной тропе, во весь голос распевая что-то
совсем уж несуразное.
Разговаривать было некогда, удивляться тоже, и хоббиты поспешили за
ним.
Только спешили они медленно. Том скрылся из виду, и голос его
слышен был все слабей и слабей. А потом он вдруг опять зазвучал громко,
будто прихлынул:
Поспешайте, малыши! Подступает вечер!
Том отправится вперед и засветит свечи.
Вечер понадвинется, дунет темный ветер,
А окошки яркие вам тропу осветят.
Не пугайтесь черных вязов и змеистых веток —
Поспешайте без боязни вы за мною следом!
Мы закроем двери плотно, занавесим окна —
Темный лес, вечный лес не залезет в дом к нам!
И все та же тишь, а солнце уже скрылось за деревьями. Хоббитам
вдруг припомнился вечер на Брендидуиме и сверканье Хоромин. Впереди
неровным частоколом вставала тень за тенью: необъятные стволы,
огромные ветви, темные густые листья. От реки поднялся белый туман и
заклубился у ног, мешаясь с сумеречным полумраком.
Идти было трудно, а хоббиты очень устали, ноги у них отяжелели, как
свинцом налитые. Странные звуки крались за ними по кустам и камышам,
а мерзко-насмешливые древесные рожи, кривясь, ловили их взгляды. Шли
они сами не свои, и всем четверым казалось, что лесному чародейству нет
конца, что от этого дурного сна не очнуться.
У них совсем уже подгибались ноги, когда тропа вдруг мягко повлекла
их в гору. Послышался приветливый переплеск: в темноте забелел
пенистый водопадик. Деревья расступились; туман отполз назад. Они
вышли из лесу на широкое травянистое всхолмье. Река, ставшая быстрой
речушкой, весело журчала, сбегая им навстречу, и поблескивала в свете
зажигающихся звезд.
Невысокая шелковистая трава под ногами была, должно быть,
обкошена. Подстриженные деревья на опушке стояли стройной живой
изгородью. Ровной, обложенной булыжником дорожкой обернулась
извилистая тропа. Она привела и на вершину травяного холма, залитого
серым звездным светом; все еще вдалеке, на возвышенном склоне,
теплились окна дома. И снова вниз повела дорожка, и снова повела вверх
по травяной глади. В глаза им блеснул широкий желтый просвет
распахнутой двери. Вот он, дом Тома Бомбадила, у подножия следующего
холма, – оставалось только сойти к нему. За ним высился голый крутой
скат, а еще дальше в глубоком сумраке чернели Могильники. Усталость как
рукой сняло, половины страхов как не бывало. Навстречу им зазвенела
песня:
Эй, шагайте веселей! Ничего не бойтесь!