На реку отправится, чтобы искупаться.
Том опять приумолк; но Фродо уж не мог удержаться и задал свой
самый главный вопрос.
– Расскажи нам, хозяин, – попросил он, – про этот страшный Старый
Вяз. Кто он такой? Я раньше о нем никогда не слышал.
– Нет, не надо! – в один голос вскрикнули Мерри и Пин,
выпрямившись в креслах. – Сейчас не надо! Лучше утром!
– Верно! – согласился Том. – Верно, лучше отдыхайте, ночь не для
таких рассказов! Спите бестревожно, зайцы, и не бойтесь старых вязов! Да
и шорохов ночных тоже не пугайтесь!
С этими словами он задул лампаду и, взявши в руки по свече,
проводил их в спальню.
Тюфяки и подушки были мягче мягкого; хоббиты задернули пологи,
укутались в белые шерстяные одеяла и мгновенно уснули.
Тяжелый сон отуманил Фродо. Ему грезилось, будто встает молодая
луна и в ее бледном свете перед ним возникает мрачная высокая скала, прорезанная аркой. Потом его словно подняли ввысь, и он увидел не скалу,
а скопище скал: темная равнина, зубчатая ограда, черная башня, а на ней
кто-то стоит. Юная луна светила несмело: видна была только темная-
темная башня да светлая фигурка наверху. Понизу ярились дикие голоса и
злобно рычали волки. Из-за луны вдруг выплыла размашистая тень; тот, наверху, вскинул руки, и ослепительным лучом ударило из его посоха.
Плеснули орлиные крылья, а внизу завыли, заклацали клыками волки.
Ветер донес яростный стук копыт – с востока, с востока, с востока.
«Черные Всадники!» – понял Фродо и проснулся в холодном поту;
быстрыми молоточками стучала у него в висках кровь. «Неужели же, –
подумал он, – я наберусь храбрости покинуть эти стены?» Он лежал затаив
дыхание, но теперь все было тихо. Наконец он свернулся калачиком и
погрузился в сон без сновидений.
А рядом с ним сладко спал Пин; но сон его вдруг обернулся удушьем,
он заворочался и застонал. И разом проснулся или будто бы проснулся, слыша в темноте странные звуки из сна: «пыт-пыт», «ы-ыхх-хы-хы» – и, будто кто-то потирает ветви друг о друга, карябает по стене и стеклам
деревянными когтями: «скырлы, скырлы, скырлы». Он спросонья подумал,
не вязы ли возле дома; и страшнее смерти оказалось, что он ни в каком не в
доме, а в дупле Старого Вяза и над ним раздается жуткое, скрипучее
старческое хихиканье. Он сел в постели, оперся на мягкие, ласковые
подушки и облегченно откинулся на них. Тихим эхом прозвучали у него в
ушах слова Золотинки: «Лесных гулов и ночных шорохов не бойтесь!
Отдохните до утра!» И он опять сладко заснул.
Мирный сон Мерри огласился урчанием воды: вода тихо чмокала,
обсасывая стены, и разливалась, расползалась вокруг дома темной,
бескрайней стоячей заводью. Вода смачно булькала у стен, медленно и
мутно прибывала, приплескивала. «Я же утону! – подумалось Мерри. – Она
просочится, хлынет, затопит, и я утону». И стал утопать в слизистом иле, вскочил, ударился ногой о твердый плитняк, вспомнил, где он находится, и
снова лег. И не то расслышал, не то припомнил тихие слова: «Двери наши
овевает ветер с холма, а в окна проникает лишь лунный и звездный свет.
Доброй ночи!» Он глубоко вздохнул и погрузился в сон.
Как помнилось Сэму, он-то проспал ночь без просыпу, спал как
бревно, а бревна не просыпаются.
Утро разбудило сразу всех четверых. Том расхаживал по комнате,
прищелкивая, как скворец. Заслышав, что они проснулись, он хлопнул в
ладоши и воскликнул: «Эй! пой! веселись! Пой во весь голос!» Потом