И он поведал им немало дивного, то словно бы говоря с самим собою,
то вдруг устремляя на них ярко-синие глаза из-под курчавых бровей.
Порою рассказ его превращался в монотонный распев, а иногда Том
вскакивал и пускался в неистовый пляс. Он говорил о пчелах и свежих
медвяных цветах, о травах и кряжистых, заслоняющих небо деревьях,
рассказывал про тайны чащоб и колючих непролазных кустарников, про
обычаи невиданных птиц и неведомых тварей земных, про злые и добрые,
темные и светлые силы.
Они слушали – и Лес представлялся им совсем по-иному, чем прежде,
а себя они видели в нем назойливыми, незваными чужаками. То и дело –
впрямую или обиняком – упоминался Старый Вяз, властный, могучий,
злокозненный. И не раз Фродо благодарил судьбу за их чудесное спасение.
Вековечный Лес недаром так назывался: он был последним лоскутом
древнего, некогда сплошного покрова земли. Праотцы нынешних деревьев
набирали в нем силу, старея, подобно горам; им еще помнились времена их
безраздельного владычества над землею. Несчетные годы напитали их
гордыней, мудростью, злобой. И не было из них опаснее Старого Вяза с
гнилой сердцевиной, но богатырской, нерастраченной мощью: он был
жесток и хитер, он повелевал ветрами и властвовал по обе стороны реки.
Ненасытно всасывался он в плодородную почву, тянул из нее соки,
расползался по земле серой паутиной корней, раскидывал в стороны
узловатые серые руки – и подчинил себе Лес от Городьбы до Южного
нагорья…
Но вот Лес был позабыт, и рассказ Тома вприпрыжку помчался вдоль
бурного, взлохмаченного потока, мимо вспененных водопадов, по скосам
слоистых скал и крутым каменистым осыпям, вверх по темным, сырым
расселинам – и докатился до нагорья. Хоббиты услышали о великих
Могильниках и зеленых курганах, о холмах, увенчанных белыми коронами
из зазубренных камней, и земляных пещерах в тайных глубинах между
холмами. Блеяли овцы. Воздвигались высокие стены, образуя могучие
крепости и мощные многобашенные твердыни; их владыки яростно
враждовали друг с другом, и юное солнце багрово блистало на жаждущих
крови клинках. Победы сменялись разгромами, с грохотом рушились
башни, горели горделивые замки, и пламя взлетало в небеса. Золото
осыпало усыпальницы мертвых царей, смыкались каменные своды, их
забрасывали землей, а над прахом поверженных царств вырастала густая
трава. С востока приходили кочевники, снова блеяли над гробницами овцы
– и опять подступала пустошь. Из дальнего далека надвигалась
Необоримая Тьма, и кости хрустели в могилах. Умертвия бродили по
пещерам, бренча драгоценными кольцами и вторя завываниям ветра
мертвым звоном золотых ожерелий. А каменные короны на безмолвных
холмах осклаблялись, щерились в лунном свете, как обломанные белые
зубы.
Хоббитам было страшновато. Даже до Хоббитании докатывались
мрачные рассказы о Могильниках и умертвиях. Правда, у них такого и
слушать не хотели – зачем? Все четверо разом вспомнили тихий домашний
камин: вот и у Тома такой, только гораздо крепче, гораздо надежнее. Они
даже перестали слушать и робко зашевелились, поглядывая друг на друга.
Их испуганный слух отворила совсем иная повесть – о временах