Он постоял молча, держа шляпу на отлете и глядя на трех
неподвижных хоббитов у подножия Могильника. Потом, простерши
правую руку вверх, вымолвил звучно и повелительно:
Мертво спит Обманный Камень – просыпайтесь, зайцы!
Бомбадил пришел за вами – ну-ка, согревайтесь!
Черные Ворота настежь, нет руки умертвия,
Злая тьма ушла с ненастьем, с быстролетным ветром!
К несказанной радости Фродо, все трое приподнялись, потянулись,
протерли глаза и вскочили на ноги. С изумлением глядели они на Фродо, на
Тома, во весь рост возвышавшегося над ними, на свои грязно-белые
лохмотья и золотые украшения.
– Это еще что за новости? – начал было Мерри, встряхнув головой в
золотом венце набекрень. Вдруг он осекся и закрыл глаза. – Да, помню, помню, как все это случилось! – глухо выговорил он. – Ночью напали они с
севера, и было их – не счесть. Копье пробило мне сердце. – Он схватился за
грудь. – Да нет, что же это! – крикнул он, с усилием поднимая голову. –
Словно во сне! Куда ты подевался, Фродо?
– Должно быть, сбился с дороги, – отвечал Фродо, – но лучше об этом
не вспоминать. Что прошло, то миновало. А теперь – в путь!
– В какой там путь, сударь! – воскликнул Сэм. – Что я, голый пойду? –
Он сбросил венец, пояс, кольца, сорвал саван и шарил глазами по траве, словно ожидая увидеть где-то неподалеку свое хоббитское платье: куртку, штаны, плащ.
– Не ищите зря одежду, все равно не сыщете, – сказал Том, мигом
спрыгнув с могильного холма и пританцовывая вокруг хоббитов как ни в
чем не бывало.
– Почему же это не искать? – удивился Пин, с веселым недоумением
глядя на пляшущего Бомбадила. – А как же?
Том только покачал головой.
– Радуйтесь лучше, что вышли на свет из безвозвратных глубин: от
свирепых умертвий спасения нет в темных провалах могил. Живо!
Снимайте могильную гниль и по траве – нагишом! Надо стряхнуть вам
подземную пыль… Ну а я на охоту пошел.
И побежал под гору, насвистывая и припевая. Фродо долго глядел ему
вслед, а Том вприпрыжку мчался на юг зеленой ложбиной между холмами с
посвистом и припевом:
Гоп-топ! Хоп-хлоп! Где ты бродишь, мой конек?
Хлоп-хоп! Гоп-топ! Возвращайся, скакунок!
Чуткий нос, ловкий хвост, верный Хопкин-Бобкин,
Белоногий толстунок, остроухий Хопкин!
Так пел Том Бомбадил, на бегу подбрасывая шляпу и ловя ее, пока не
скрылся в низине, но и оттуда доносилось: «Гоп-топ! Хлоп-хоп!», покуда не
подул южный ветер.
Парило по-вчерашнему. Хоббиты побегали по траве, как им было
велено. Потом валялись на солнышке, изнывая от радости, точно их чудом
перенесли в теплынь с мороза; с такой радостью больной однажды легко
встает с постели и видит, что жизнь заново распахнута перед ним настежь.
К тому времени, как Том вернулся, они успели прогреться до седьмого
пота и здорово проголодаться. Из-за гребня холма выскочила его
подброшенная шляпа; потом появился он сам: а за ним шесть пони: пять
их собственных и еще один, наверно, Хопкин-Бобкин – он был крупнее, крепче, толще (и старше) остальных. Мерри, бывший хозяин всех пони,
называл их как придется, а с этих пор они стали отзываться на клички, которые дал им Том Бомбадил. Том подозвал их, одного за другим; они