ночью был налет на трактир, поднялся страшный переполох. У гостей с
юга увели несколько лошадок, и они во все горло поносили трактирщика, пока не обнаружилось, что один из их братии тоже исчез по ночному
времени, а был это не кто иной, как косоглазый приятель Бита Осинника.
Тогда все стало ясно.
– Коли-ежели подбираете по дороге конокрадов и мне их за своих
выдаете, – громко сердился Наркисс, – так уж извольте сами за них
расплачиваться, и нечего тут на меня орать. Подите вон, спросите у
Осинника, куда это делся его дружочек!
Но оказалось, что тот, косоглазый, ничей вроде бы не был приятель и
никто даже не помнил, когда он к ним пристал.
После завтрака хоббитам пришлось заново уложить все мешки в
расчете на пеший и очень долгий путь: снеди прибавилось изрядно.
Выбрались они примерно к десяти часам. Пригорье давно уж проснулось и
гудело, как растревоженный улей. Еще бы: явление Черных Всадников,
вчерашнее исчезновение Фродо, а теперь кража лошадей и последняя
сногсшибательная новость: оказывается, Бродяжник-Следопыт нанялся в
провожатые таинственным хоббитам из Хоббитании. Возле трактира
собралась уйма народу; подходили из ближних селений, переговаривались
и терпеливо ждали выезда путников. Постояльцы торчали в дверях и
высовывались из окон.
Бродяжник переменил план: решено было двинуться из Пригорья
прямо по Тракту. Сворачивать сразу толку не было – за ними увязался бы
длинный хвост: поглядеть, куда их несет, и проследить, чтоб ни на чью
землю не залезли. Распрощались с Нобом и Бобом, расстались с Лавром
Наркиссом, осыпав его благодарностями.
– Надеюсь, до лучших времен, – сказал Фродо. – Хотел бы я погостить
у вас как следует; может, когда и удастся.
Тронулись в путь встревоженные и понурые, под недобрыми
взглядами толпы. Кое-кто все-таки пожелал им удачи, но слышнее были
худые напутствия. Правда, пригоряне знали, что Бродяжник шуток не
любит, и, когда он поднимал на кого-нибудь глаза, тут же смолкали. Он шел
впереди, рядом с Фродо; за ними – Пин и Мерри; а позади Сэм вел пони, нагруженного по силам, но изрядно, – впрочем, глядел он уже куда веселее,
видно, почуял перемену судьбы. Сэм задумчиво грыз яблоко. Яблок у него
были полны карманы: Боб и Ноб позаботились на прощанье.
– Идешь с яблочком, сидишь с трубочкой, вот оно и ладно, –
пробормотал Сэм. – Да ведь яблочек-то на весь путь разве напасешься?
Постепенно они перестали обращать внимание на любопытных, чьи
головы то и дело выныривали из-за оград и дверей. Последний дом,
ободранный и покосившийся, был, однако, обнесен прочным бревенчатым
забором. В оконце мелькнула желтоватая и косоглазая физиономия.
«Вот оно что! – подумал Фродо. – Значит, здесь он прячется, тот
южанин… Ну, по виду сущий орк, как их Бильбо описывал».
На забор, широко ухмыляясь, облокотился ражий детина с нахальной
мордой – бровастый, глаза темные и мутные. Когда путники подошли, он
вынул изо рта трубку и смачно сплюнул.
– Привет, долгоногий! Что, дружков нашел? – сказал он.
Бродяжник не ответил.
– Вам тоже привет, мелюзга бестолковая! – обратился он к хоббитам. –
Вы хоть знаете, с кем спутались? Это же Бродяжник Оголтелый, понятно?