вокруг нее уже сгущается мрак.
– Ну, началось, – пробурчал Пин. И потом, обращаясь к Фродо,
добавил: – Так вот он нас беспрестанно и утешает. Я знаю, что нам всем
надо быть начеку. Но в этом доме почти невозможно думать о мрачном или
грустном. Мне тут все время хочется петь – только не знаю я подходящей
песни.
– Да и у меня тоже песенное настроение, – радостно рассмеявшись,
заметил Фродо. – Но сначала мне хочется поесть и выпить.
– С этим здесь просто, – сказал ему Пин. – Тем более что тебе не
изменил твой нюх: ты сумел проснуться как раз к обеду.
– Не к обеду, а к пиршеству, – поправил его Мерри. – Едва только
Гэндальф торжественно объявил, что ты выздоравливаешь, началась
подготовка – я думаю, нас ждет роскошный пир. – Не успел он договорить,
как зазвонили колокольчики, сзывающие гостей к праздничному столу.
Гости собрались в Трапезном зале, уставленном рядами длинных
столов. Элронд сел во главе стола, стоявшего отдельно от остальных, на
возвышении, а возле хозяина, лицом друг к другу, привычно
расположились Всеславур и Гэндальф.
Фродо смотрел на них – и не мог насмотреться: ведь Элронда, героя
бесчисленных легенд, он видел впервые, а Всеславур и Гэндальф – даже
Гэндальф, которого он вроде бы знал, – обрели рядом с Элрондом свой
подлинный облик, облик непобедимых и достославных витязей.
Ростом Гэндальф был ниже, чем эльфы, но белая борода, серебристые
волосы, широкие плечи и благородная осанка придавали ему истинно
королевский вид; а его зоркие глаза под снежными бровями напоминали
приугасшие до времени угольки… но они могли вспыхнуть в любое
мгновение ослепительным – если не испепеляющим – пламенем.
Всеславур – могучий, высокий и статный, с волосами, отливающими
огненным золотом, – казался юным, но спокойно-мудрым, а глаза его
светились решительной отвагой.
По лицу Элронда возраст не угадывался: оно, вероятно, казалось бы
молодым, если б на нем не отпечатался опыт бесчисленных – и радостных,
и горестных – событий. На его густых пепельных волосах неярко мерцала
серебряная корона, а в серых, словно светлые сумерки, глазах трепетали
неуловимо проблескивающие искры. Он выглядел мудрым, как древний
властитель, и могучим, как зрелый, опытный воин. Да он и был воином-
властителем, этот исконный Владыка Раздола.
Напротив Элронда, в кресле под балдахином, сидела прекрасная,
словно фея, гостья, но в чертах ее лица, женственных и нежных,
повторялся или, вернее, угадывался мужественный облик хозяина дома, и,
вглядевшись внимательней, Фродо понял, что она не гостья, а
родственница Элронда. Была ли она юной? И да, и нет. Изморозь седины не
серебрила ее волосы, и лицо у нее было юношески свежим, как будто она
только что умылась росой, и чистым блеском предрассветных звезд
лучились ее светло-серые глаза, но в них таилась зрелая мудрость, которую
дает только жизненный опыт, только опыт прожитых на земле лет. В ее
невысокой серебряной диадеме мягко светились круглые жемчужины, а по
вороту серого, без украшений, платья тянулась чуть заметная гирлянда из
листьев, вышитых тонкой серебряной нитью.