ущелье, рассекающее естественную ограду долины – пояс из темных
каменных утесов.
Я подъехал к воротам на исходе дня; их охраняла многочисленная
стража; но Саруман, видимо, давно меня ждал: ворота распахнулись и,
когда я проехал, бесшумно захлопнулись за моей спиной; и меня вдруг
кольнуло неясное опасение.
Однако я все же подъехал к замку, и Саруман, неспешно спустившись
по лестнице, отвел меня в один из верхних покоев. На руке у него я заметил
кольцо.
«Итак, ты приехал», – сказал он степенно, но мне показалось, что в его
глазах вспыхнула на мгновение холодная насмешка.
«Приехал, как видишь, – ответил я. – Мне нужна твоя помощь,
Саруман Белый!» Услышав свой титул, Саруман разозлился.
«Ты просишь помощи, Гэндальф Серый? – с издевкой в голосе
переспросил он. – Значит, хитроумному и вездесущему магу, который вот
уже третью эпоху вмешивается во все дела Средиземья – причем обычно
непрошено и незвано, – тоже может понадобиться помощь?»
Меня поразил его злобный тон. «Не ты ли, – удивленно спросил его
я, – наказал гонцу Радагасту Карему передать мне, что нам надо
объединить наши силы?»
«Предположим, что я ему это сказал, – ответил Саруман. – А теперь
объясни мне, почему ты явился сюда так поздно? Ты долго скрывал от
Совета Мудрых и от меня, Верховного Мудреца Совета, событие поистине
величайшей важности! А сейчас, бросив укрывище в Хоббитании, ты
спешно приехал ко мне… Зачем?»
«Затем, что Девятеро черных кольценосцев опять начали свою
призрачную жизнь. Затем, что они переправились через Реку. Радагаст
сказал…»
«Радагаст Карий? – с хохотом перебил меня Саруман, и его презрение
прорвалось наружу. – Радагаст – Грозный Повелитель Букашек? Радагаст
Простак! Радагаст Дурак! Хорошо, что у него хватило ума без рассуждений
сыграть свою дурацкую роль! Он неплохо сыграл ее – и вот ты здесь. Здесь
ты и останешься, Гэндальф Серый, – надо же тебе отдохнуть от
путешествий. Ибо этого хочу я, Саруман, Державный Властитель Колец и
Соцветий!»
Он резко встал, и его белое одеяние внезапно сделалось переливчато-
радужным, так что у меня зарябило в глазах.
«Белый цвет заслужить нелегко, – сказал я. – Но еще труднее обелить
себя вновь».
«Обелить? Зачем? – Саруман усмехнулся. – Белый цвет нужен Мудрым
только для начала. Отбеленная или попросту белая ткань легко принимает
любой оттенок, белая бумага – любую мудрость».
«Потеряв белизну, – упорствовал я. – А Мудрый остается истинно
мудрым, лишь пока он верен своему цвету».
«Довольно! – резко сказал Саруман. – Мне некогда слушать твои
поучения. Ибо я вызвал тебя в свой замок, чтобы ты сделал окончательный
выбор».
Саруман приосанился и произнес речь – по-моему, он ее приготовил
заранее: «Предначальная Эпоха миновала, Гэндальф. Средняя тоже