хуже меня, что я произношу пустые слова.
Меня отвели на Дозорную площадку, с которой Саруман наблюдает за
звездами; спуск оттуда – витая лестница в несколько тысяч каменных
ступеней – охраняется внизу отрядом стражников; да и ведет эта лестница
во внутренний двор. Оставшись один, я оглядел долину, некогда покрытую
цветущими лугами; теперь лугов здесь почти не осталось: я видел черные
провалы шахт, плоские крыши оружейных мастерских и бурые дымки над
горнами кузниц. Дымки подымались отвесно вверх, ибо долина защищена
от ветра поясом скал, и сквозь дымное марево, которое окутывало башню
Ортханка, мне были видны стаи волколаков и отряды хорошо вооруженных
орков – Саруман собирает собственное воинство, значит, Врагу он еще не
подчинился. Крохотной была Дозорная площадка – я не мог согреться даже
ходьбой, а вечные ледники дышали вниз холодом, и в долину сползали
промозглые туманы; но горше дыма изенгардских кузниц, мучительней
холода и сильней одиночества меня терзали мысли о Всадниках, во весь
опор скачущих к Хоббитании.
Я был убежден, что это назгулы, хотя и не верил теперь Саруману;
однако про назгулов он не солгал, ибо по дороге я слышал известия, которые подтвердили его слова. Мне было страшно за друзей в
Хоббитании, и все же меня не покидала надежда: я надеялся, что Фродо, получив письмо, не медля ни дня, отправился в Раздол и Черные Всадники
его не нашли. Однако жизнь все переиначила. Я надеялся на
исполнительность хозяина трактира и опасался могущества Властелина
Мордора. Но Лавр забыл отправить письмо, а девять прислужников
Черного Властелина оказались слабее, чем я о них думал, – у страха, как
известно, глаза велики, и я, пойманный в Саруманову ловушку, одинокий, испуганный за своих друзей, переоценил могущество и мудрость Врага.
– Я видел тебя! – вдруг воскликнул Фродо. – Ты ходил, словно бы
заключенный в темницу – два шага вперед и два назад, – но тебя ярко
освещала луна!
Гэндальф удивленно посмотрел на Фродо.
– Это был сон, – объяснил ему хоббит, – и я его сейчас очень ясно
вспомнил, хотя приснился-то он мне давно: когда я только что ушел из
дома.
– Да, темница моя была светлой, – сказал Гэндальф, – но ни разу в
жизни меня не одолевали столь мрачные мысли. Представьте себе, я,
Гэндальф, угодил в предательские паучьи сети! Однако и в самой искусной
паутине можно отыскать слабую нить.
Сначала я поддался мрачному настроению и заподозрил в
предательстве Радагаста Карего – именно на это и рассчитывал Саруман, –
однако, припомнив разговор с Радагастом, понял, что Саруман обманул и
его: я неминуемо ощутил бы фальшь, ибо Радагаст не умеет притворяться.
Да, Радагаст был чист предо мной – именно поэтому попал я в ловушку: меня убедили его слова.
Но поэтому лопнул и замысел Сарумана: Радагаст выполнил свое
обещание. Расставшись со мной, он поехал на восток и, когда добрался до
Мглистых гор, поручил Горным Орлам помогать мне. От них ничто не
могло укрыться: ни назгулы, ни огромные стаи волколаков, ни орды орков,
вторгшихся в Лихолесье, чтобы освободить злосчастного Горлума; и Орлы
отправили ко мне гонца.
Однажды ночью, уже под осень, быстрейший из Горных Орлов –
Ветробой – прилетел в Изенгард и, снизившись над Ортханком, увидел
меня на Дозорной площадке.