За час они одолели чуть больше лиги и несколько раз спускались по
лестницам; темнота была безмолвной и беспросветной; но с каждым шагом
в них крепла надежда, что им удалось уйти от погони. После седьмой, самой длинной, лестницы (Фродо насчитал в ней сто ступеней) Гэндальф
устало остановился и сказал:
– По-моему, мы спустились на Первый ярус. Если двигаться по этому
коридору дальше, он уведет нас в Южное крыло. Пора сворачивать налево,
к востоку. Надеюсь, Ворота уже недалеко. Я очень устал. Мне нужен отдых.
Иначе я просто не дотащусь до Ворот.
Гимли подставил магу плечо, и тот тяжело опустился на ступеньку.
– Ты сдерживал того, который грохотал? – спросил его Гимли. –
Который из Глубин?
– Не знаю, – раздумчиво ответил Гэндальф. – Я впервые встретился с
таким противником, и мне не оставалось ничего другого, как запереть
дверь Неснимаемым Наговором. Я знаю много Неснимаемых Наговоров, да
чтобы наложить их, требуется время, и дверь не становится от этого
прочнее: открыть ее нельзя, а выломать – можно.
Я готовился встретить орков и троллей. За дверью уже слышались их
голоса, но о чем они толкуют, я не разобрал: их тарабарский язык очень
труден для понимания. Впрочем, одно-то слово я уловил – они все время
его повторяли, – гхаш, или в переводе – «огонь». А потом им на помощь
явился союзник, которого они сами панически боятся.
Кто он такой или что это такое, я понять не сумел; а главное, не знаю,
можно ли победить его в единоборстве. Неснимаемый Наговор он
преодолел: несмотря на мое отчаянное сопротивление, дверь начала
понемногу открываться. Тогда, собрав последние силы, я произнес
Запретительное Заклятье. Но дверь, под напором противоборствующих сил,
разлетелась вдребезги – а ведь она была каменной!
Мне не удалось ничего разглядеть, ибо в комнате клубилось косматое
облако – раскаленное и темное, как дым над горном. Я не успел
подготовиться к встрече, и меня – к счастью! – отшвырнуло вниз, а стены
комнаты с грохотом рухнули.
Над могилой морийского государя Балина воздвиглось истинно
царское надгробие. Надеюсь, моего противника завалило… хотя
уверенности у меня нет. Так или иначе, мы выиграли время: нас отгородил
от преследователей обвал. Ох и вымотал меня этот поединок! А впрочем, чепуха, мне уже лучше… Да, так что же произошло с Фродо? Я,
признаться, ушам своим не поверил, когда вдруг послышался его голосок.
Мне-то казалось, что в руках у Арагорна поразительно храбрый, но
мертвый хоббит.
– Я жив… и, по-моему, невредим, – сказал Фродо. – На груди у меня,
наверно, громадный синяк… ну да ничего, это скоро пройдет.
– Хоббиты умеют разить без пощады, а сами, похоже, изготовлены из
мифрила, – с мимолетной усмешкой заметил Арагорн. – Теперь я понимаю,
как серьезно рисковал, насильно навязывая им свое общество в
пригорянском трактире толстяка Наркисса. Этот орк проткнул бы насквозь
и быка!
– Меня он, по счастью, проткнуть не сумел, – проговорил Фродо,
потирая грудь. – Правда, мне почудилось, что я оказался между молотом и
наковальней, – добавил он. Больше хоббит ничего не сказал: ему в самом
деле было трудно дышать.