гондорца хотя бы камнем.
– Зря ты боишься, – немного спокойней сказал Боромир. – Почему бы
тебе не избавиться от Кольца? А заодно – от всех твоих страхов и
сомнений. Объяви потом, что я отнял его силой, что я гораздо сильнее тебя.
Ибо я гораздо сильнее тебя, невысоклик!.. – Гондорец перепрыгнул камень
и бросился к Фродо. Его красивое, мужественное лицо отвратительно
исказилось, глаза полыхнули алчным огнем.
Увернувшись, Фродо опять спрятался за камень и, вынув дрожащей
рукой Кольцо, надел его – потому что Боромир снова устремился к нему.
Ошеломленный, гондорец на мгновение замер, а потом стал метаться по
лужайке, пытаясь отыскать исчезнувшего хоббита.
– Жалкий штукарь! – яростно орал он. – Теперь я знаю, что у тебя на
уме! Ты хочешь отдать Кольцо Саурону – и выискиваешь случай, чтобы
сбежать, чтобы предать нас всех! Ну подожди, дай мне только до тебя
добраться! Будь ты проклят, Вражье отродье, будь проклят на вечную тьму
и смертный мрак!.. – В слепом неистовстве гондорец споткнулся о камень,
грохнулся на землю и мертво застыл, словно его сразило собственное
проклятье; а потом вдруг начал бессильно всхлипывать.
Ветер усилился; заунывный свист привел гондорца в себя. Он
медленно встал, вытер глаза и пробормотал:
– Что я тут нагородил? Что я натворил? Фродо! Фродо! – со страхом
закричал он. – Фродо, вернись! У меня помутился разум, но это уже
прошло! Фродо!..
Однако Фродо был уже далеко: не слыша последних выкриков
Боромира, не разбирая дороги, бежал он вверх. Жалость и ужас терзали
хоббита, когда ему вспоминался озверевший гондорец с искаженным лицом
и горящими глазами, в которых светилась безумная алчность.
Вскоре он выбрался на вершину горы, перевел дыхание и поднял
голову. Ему открылась, но как бы в тумане, мощенная плитами круглая
площадка, каменная, с проломами, ограда вокруг нее, беседка на четырех
колоннах за оградой и многоступенчатая лестница к беседке. Хоббит
понял, что перед ним Амон-Ведар – или Овид на всеобщем языке, –
Обзорный Сторожевой Пост нуменорцев. Он поднялся по лестнице, вошел
в беседку, сел в Караульное Кресло и осмотрелся.
Однако сначала ничего не увидел, кроме призрачно туманных теней –
ведь у него на пальце было Вражье Кольцо. А потом тени вдруг обрели
резкость и стали картинами неоглядного мира, будто хоббит, как птица, вознесся в небо. На восток уходили неведомые равнины, обрамленные в
отдалении чащобами без названий, за которыми высились безымянные
горы. На севере поблескивала ленточка Андуина, и слева к Реке
подкрадывался Мглистый, сверкая зубьями заснеженных скал. На западе
зеленели ристанийские пастбища и крохотно чернела башенка Ортханка, с
которой Гэндальфа унес Ветробой. На юге, от вспененных струй
Оскаленного, низвергающихся под радугой в низины Болони, Андуин
устремлялся к Этэрским Плавням и там, разделившись на множество
проток, вплескивался в серо-серебристое Море, над которым, подобно
солнечным пылинкам, кружились мириады и мириады птиц.
Но не было мира в зацветающем Средиземье. На Мглистом, как
муравьи, копошились орки. Под голубыми елями восточного Лихолесья
дрались люди, эльфы и звери. Дымом затянуло границы Лориэна. Над