солнце не взошло, Леголас их тогда и с горы не углядел.
– Теперь гляди не гляди, с горы не с горы, при луне или под солнцем –
все равно никого не высмотришь, – отозвался Леголас.
– Чего не увидят глаза, то, может, услышат уши, – улыбнулся
Арагорн. – Земля-то, наверно, стонет под их ненавистной поступью.
И он приник ухом к земле, приник надолго и накрепко, так что Гимли
даже подумал, уж не обморок ли это – или он просто снова заснул?
Мало-помалу забрезжил рассвет, разливаясь неверным сиянием.
Наконец Арагорн поднялся, и лицо его было серое и жесткое, угрюмое и
озабоченное.
– Доносятся только глухие, смутные отзвуки, – сказал он. – На много
миль вокруг совсем никого нет. Еле-еле слышен топот наших уходящих
врагов. Однако же громко стучат лошадиные копыта. И я вспоминаю, что я
их заслышал, еще когда лег спать: кони галопом мчались на запад. Скачут
они и теперь, и еще дальше от нас, скачут на север. Что тут творится, в этих
краях?
– Поспешим же! – сказал Леголас.
Так начался третий день погони. Тянулись долгие часы под облачным
покровом и под вспыхивающим солнцем, а они мчались почти без продыху,
сменяя бег на быстрый шаг, не ведая усталости. Редко-редко обменивались
они немногими словами. Их путь пролегал по широкой степи, эльфийские
плащи сливались с серо-зелеными травами: только эльф различил бы
зорким глазом в холодном полуденном свете бесшумных бегунов, и то
вблизи. Много раз возблагодарили они в сердце своем Владычицу Лориэна
за путлибы, съеденные на бегу и несказанно укреплявшие их силы.
Весь день вражеский след вел напрямик на северо-запад, без единого
витка или поворота. Когда дневной свет пошел на убыль, они очутились
перед долгими, пологими, безлесными склонами бугристого всхолмья.
Туда, круто свернув к северу, бежали орки, и след их стал почти незаметен:
земля здесь была тверже, трава – реже. В дальней дали слева вилась
Онтава, серебряной лентой прорезая степную зелень. И сколько ни гляди, нигде ни признака жизни. Арагорн дивился, почему бы это не видать ни
зверя, ни человека. Правда, ристанийские селенья располагались большей
частью в густом подлесье Белых гор, невидимом за туманами; однако
прежде коневоды пасли свои несметные стада на пышных лугах юго-
восточной окраины Мустангрима и всюду было полным-полно пастухов,
обитавших в шалашах и палатках, даже и в зимнее время. А теперь почему-
то луга пустовали и в здешнем крае царило безмолвие, недоброе и
немирное.
Остановились в сумерках. Дважды двенадцать лиг пробежали они по
ристанийским лугам, и откосы Приречного взгорья давно уж сокрыла
восточная мгла. Бледно мерцала в туманных небесах юная луна, и мутью
подернулись тусклые звезды.
– Будь сто раз прокляты все наши заминки и промедленья! – сказал в
сердцах Леголас. – Орки далеко опередили нас: мчатся как ошалелые,
точно сам Саурон их подстегивает. Наверно, они уже в лесу, бегут по
темным взгорьям, поди сыщи их в тамошней чащобе!
– Зря мы, значит, надеялись и зря из сил выбивались, – сквозь зубы
проскрежетал Гимли.
– Надеялись, может, и зря, а из сил выбиваться рано, – отозвался