– Однако же они позади не остались. Неподалеку от Западной Ограды
нам был явный знак, что хотя бы один из них жив и ждет. Правда, оттуда до
самого всхолмья нет никакого их следа, ни напрямик, ни по сторонам, если
только не изменил мне напрочь глаз следопыта.
– Тогда что же, по-твоему, с ними случилось?
– Не знаю. Может статься, они убиты и похоронены вместе с орками;
но ты говоришь, не было их среди трупов, и вряд ли ты ошибаешься. Вот
разве что их утащили в лес до начала битвы, даже прежде чем вы окружили
врагов. Ты вполне уверен, что никто из них не выскользнул из вашего
кольца?
– Могу поклясться, что ни один орк никуда не выскользнул после того,
как мы их окружили, – сказал Эомер. – К опушке мы подоспели первыми и
сомкнули кольцо, а после этого если кто и выскользнул, то уж никак не орк,
и разве что эльфийским волшебством.
– Друзья наши были одеты так же, как мы, – заметил Арагорн, – а
мимо нас вы проехали средь бела дня.
– И правда, – спохватился Эомер, – как это я позабыл, что когда кругом
чудеса, то и сам себе лучше не верь. Все на свете перепуталось. Эльф рука
об руку с гномом разгуливают по нашим лугам; они видели Чаровницу
Золотолесья – и ничего, остались живы: и заново блещет предбитвенный
меч, сломанный в незапамятные времена, прежде чем наши праотцы
появились в Ристании! Как в такие дни поступать и не оступаться?
– Да как обычно, – отвечал Арагорн. – Добро и зло местами не
менялись: что прежде, то и теперь, что у эльфов и гномов, то и у людей.
Нужно только одно отличать от другого – в дому у себя точно так же, как в
Золотом Лесу.
– Поистине ты прав, – сказал Эомер. – Но тебе я и так верю, верю
подсказке сердца. Однако же я – человек подневольный. Я связан законом:
он запрещает чужакам проезд и проход через Ристанию иначе как с
дозволения самого конунга, а в нынешние тревожные дни кара ослушнику
– смерть. Я просил тебя добром ехать с нами, но ты не согласен. Ужели
придется сотнею копий одолевать троих?
– Закон законом, а своя голова на плечах, – ответствовал Арагорн. – Да
я здесь и не чужак: не единожды бывал я в ваших краях и бился с вашими
врагами в конном строю Мустангрима – правда, под другим именем, в
ином обличье. Тебя я не видел, ты был еще мальчиком, но знался с твоим
отцом Эомундом, знаю и Теодена, сына Тенгела. В те времена властителям
Ристании на ум бы не пришло чинить препоны в столь важном деле, как
мое. Мой долг мне ясен, мой путь прям. Поторопись же, сын Эомунда, не
медли с решением. Окажи нам помощь или на худой конец отпусти нас с
миром. Или же ищи исполнить закон. Одно скажу: тогда дружина твоя
сильно поредеет.
Эомер помолчал, потом поднял голову.
– Нам обоим надо спешить, – сказал он. – Кони застоялись, и с каждым
часом меркнет твоя надежда. Я принял решение. Следуй своим путем, а я –
я дам тебе лошадей. Об одном прошу: достигнешь ли своего или
проездишь впустую, пусть кони вернутся в Медусельд за Онтавой, к
высокому замку в Эдорасе, где нынче пребывает Теоден. Лишь так ты
докажешь ему, что я в тебе не ошибся. Как видишь, ручаюсь за тебя – и, может статься, ручаюсь жизнью. Не подведи меня.