– Да вот так, – сказал Пин, отцеживая слово за словом. – Чего тебе без
толку-то шарить в темноте. Времени нет, возни много. Ты только ноги нам
поскорее развяжи, а то не скажем больше ни словечка.
– Козявочки вы несчастненькие, – зашипел Грышнак, – да все, что у
вас есть, и все, что вы знаете, вы в свое время выложите: наизнанку
вывернетесь! Об одном жалеть будете – что вам больше нечем ублажить
Допросчика, ох как будете жалеть и как скоро! Куда спешить? Спешить-то
некуда. Думаете, почему вас до сих пор не распотрошили? Уж поверьте
мне, малявочки вы мои, что не из жалости: такого даже за Углуком не
водится.
– Чего-чего, а этого нет, – согласился Мерри. – Только добычу-то еще
тащить и тащить, к тому же все равно не в твое логово, как дело ни
обернись. Притащат нас в Изенгард, и останется большой гоблин Грышнак
с преогромным носом, а руки нагреет Саруман. Нет, хочешь подумать о
своей выгоде, думай сейчас.
Грышнак вконец остервенел. Особенно взъярило его имя Сарумана.
Время было на исходе, гам затих. Того и гляди, вернется Углук или
охранники-изенгардцы.
– Ну, говорите: у тебя оно, что ли? Или у тебя? – повел он глазами-
угольями.
– Горлум, горлум! – отвечал Пин.
– Ноги развяжи! – отозвался Мерри.
Лапищи орка содрогнулись.
– Ладно же, гниды недоделанные! – скрежетнул он. – Ножки вам
развязать? Да я вас лучше вашими кишками удавлю. Вы что, думаете, я вас
до костей не обыщу? Обыщу! Изрежу обоих на мелкие вонючие клочья! И
ножки ваши не понадобятся, я и так вас унесу туда, где нам никто не
помешает!
Он подхватил и притиснул под мышками обоих хоббитов до костного
хруста; неимоверная силища была в его руках и плечах. Пришлепнув им
рты ладонями, он втянул голову в плечи и прыгнул вперед. Быстро и
бесшумно добрался он до ската, а там проскочил между орками-дозорными
и темным призраком смешался с ночью, сбегая по холму на запад, к реке, вытекавшей из леса. Серел мутный широкий простор, и одинокое пламя
колыхалось впереди.
Пробежав с десяток саженей, он остановился, всматриваясь и
вслушиваясь. Ничего было не видно, ничего не слышно. Он медленно
пробирался вперед, согнувшись чуть не вдвое, потом присел на корточки, снова вслушался – и выпрямился: настал миг рискнуть и прорваться. Но
вдруг перед ним возник темный конный силуэт. Конь заржал и вздыбился.
Всадник что-то прокричал.
Грышнак бросился наземь плашмя, подминая под себя хоббитов, и
обнажил ятаган. Он, конечно же, решил на всякий случай убить пленников,
но решение это было роковое. Ятаган брякнул и блеснул в свете дальнего
костра слева. Из мрака свистнула стрела: то ли пущена она была очень
метко, то ли судьба ее подправила – но стрела пронзила его правую руку.
Он уронил ятаган и вскрикнул. Топотнули копыта, и едва Грышнак
вскинулся и побежал, как его насквозь прободало копье. Он дико взвыл и
тяжело рухнул, испуская дух.
Хоббиты лежали ничком, как их бросил Грышнак. Другой конник
подъехал на помощь товарищу. То ли конь его видел по-особому, то ли