мне бы ох как хотелось увидеть!
– Зачем бы это? – удивился Леголас.
– Если по земле ходит, значит, он старик и старик, не более того, –
пояснил гном.
– Откуда тебе следы возьмутся, трава-то жесткая и высокая.
– Это Следопыту не помеха, – возразил Гимли, – Арагорн и примятую
былинку мигом заметит. Другое дело, что нечего ему замечать: призраки
следов не оставляют, а являлся нам Саруманов призрак. Что ночью, что
поутру я то же самое скажу. Да он и сейчас небось исподтишка следит за
нами с той вон лесной кручи.
– Очень может быть, – согласился Арагорн, – однако же вряд ли. Ты, Гимли, помнится, сказал: дескать, спугнули лошадей? Леголас, а ты не
расслышал – по-твоему, как они ржали – испуганно?
– Ясно расслышал, – сказал Леголас. – Нет, ничуть не испуганно. Это
мы в темноте перепугались, а они – нет, они ржали радостно, точно
встречали старинного друга.
– Вот и мне так показалось, – сказал Арагорн. – А что было на самом
деле – узнаем, если они вернутся. Ладно! Вон уж светлым-светло. Пойдем
искать, думать будем потом! Вкруговую от ночлега и весь склон перед
опушкой. Ищем следы хоббитов, с ночным пришельцем отдельно
разберемся. Если им каким-нибудь чудом удалось сбежать, то они
прятались за деревьями – больше негде. Не найдем ничего отсюда до
опушки, тогда придется обыскивать поле битвы и рыться в пепле. Но там
надежда плоха: ристанийские конники свое дело знают.
Они прощупывали и разглядывали каждую пядь. Печальное, поникшее
над ними дерево шелестело сухими листьями на холодном восточном
ветру. Арагорн медленно продвигался к груде золы от дозорного костра над
рекой, потом заново обошел холм последней сечи. Вдруг он остановился и
нагнулся так низко, что лицо его утонуло в траве. И подозвал Леголаса с
Гимли – те прибежали со всех ног.
– Вот наконец и новости! – объявил Арагорн и показал им изорванный
бледно-золотистый лист, немного увядший и порыжелый. – Лист
лориэнского мэллорна, в нем крошки, и вокруг крошки рассыпаны. А еще –
взгляните-ка! – перерезанные путы.
– Здесь же и нож, которым их перерезали! – заметил Гимли и,
склонившись, извлек из дерновины вдавленный в нее копытом короткий
зубчатый клинок, затем отломанную рукоять. – Оркский кинжал, –
прибавил он, брезгливо разглядывая резной черенок с омерзительной
харей, косоглазой и ухмыляющейся.
– Да, это всем загадкам загадка! – воскликнул Леголас. – Связанный
пленник сбегает от орков и ускользает от бдительного ока ристанийских
конников. Потом останавливается посередь поля и перерезает путы
оркским ножом. Не возьму в толк. Если у него были связаны ноги, то как он
сбежал? Если руки – как орудовал ножом? Если ни ноги, ни руки – тогда
что это за веревка, зачем разрезана? А каков голубчик-то: едва спасся, тут
же уселся и давай закусывать. Сразу видно, что это хоббит, если б и листа
мэллорна не было. Дальше, как я понимаю, руки у него обернулись
крыльями, и он с песней улетел в лес. Полетим следом и запросто отыщем
его: только за крыльями дело стало!
– Нет, видать, без чародейства не обошлось, – заключил Гимли. –